— На проводе Эббот, сэр. Решил незамедлительно доложить вам о происшествии — ту девушку убили. Ворчливый голос на другом конце провода спросил: — Ту, что рассказала историю об убийстве? — Да, сэр. — Убили, чтобы заткнуть ей рот? — Не исключено. Возможно, это совпадение. — Порой совпадения и вправду случаются. Да, любопытное дело. Думаю, мне лучше приехать. Встречайте меня в Лентоне на дневном поезде. Перед выездом я вам позвоню. На ферме Томлинс своим чередом шло все то, чем обычно сопровождаются расследования убийств. Появились и уехали судмедэксперт, фотограф и дактилоскопист. Последней отбыла скорая помощь. Если погибшей девушке на ферме и было скучно, то в свой последний путь оттуда она отправилась, внезапно обретя популярность. В кухне миссис Стоукс с покрасневшими и распухшими от слез веками угощала всех чаем с большими кусками домашнего пирога. Ни война, ни убийство, ни внезапная смерть не могли разрушить законы гостеприимства. Джозайа с мрачным видом встречал и провожал служителей закона. Каждый раз, когда миссис Стоукс оставалась с мужем наедине, она принималась плакать навзрыд и повторяла одно и то же: — Никак не могу поверить, что это был Джозеф Тернберри. Джозайа отвечал одинаково. Он яростно ерошил шевелюру огрубелыми пальцами и ворчал: — А кто говорит, что это был он? — Да ведь больше вроде некому. Пес-то не залаял. Он подал бы голос, если бы к дому чужой подошел. Джозайа подергивал себя за волосы. — Вряд ли это был чужой. И необязательно Джозеф. Миссис Стоукс громко всхлипнула. — Я с его матерью вместе в школу ходила, — пробормотала она и отвернулась, чтобы снова наполнить чайник. К вечеру у всех обитателей Дипинга выработалась своя версия убийства. Больше половины соседей были вполне готовы поверить в то, что Мэри Стоукс настолько довела Джозефа Тернберри, что тот убил ее. Миссис Мэйхью, дородная кухарка из Эбботсли, прочитала по этому поводу длинную мораль Рут и ее сестре Гвен. — Вот вы, девицы, ведете себя так, что я порой удивляюсь, как вас не поубивают. Нельзя мурыжить молодого человека дальше какой-то черты. Именно так я и говорила своей Эмми, когда за ней ухаживал Чарли. «Ты все-таки определись, девочка моя, — внушала я ей. — Если он тебе по сердцу, тогда забирай его, а если хочешь дать ему отставку, так скажи прямо. А ты его все накручиваешь и накручиваешь, а это добром не кончится. И потом не говори, что тебя не предупреждали». Рут испугалась, а Гвен хихикнула и быстро вышла из комнаты. В Лентоне у нее был молодой человек, и она вовсе не возражала против того, чтобы его помурыжить. Но только, разумеется, не до убийства. День шел своим чередом. Фрэнк Эббот встретил главного инспектора, прибывшего в Лентон без четверти семь вечера. Мисс Сильвер закончила читать замысловатые мемуары преподобного Огастеса Грэя. Сисели играла на органе во время утренней и вечерней службы. Вечером в церковь пришел Грант Хатауэй, а после на глазах всех прихожан удалился в компании Сисели и ее родителей. Нельзя сказать, счел ли Грант подобный поступок достойным. Он побеседовал с супругами Эббот, они поддерживали разговор, а Сисели даже рта не открыла. Если она и злилась на кого-то сильнее, чем на Гранта, так это на себя — за то, что покорно плелась домой вместе с родителями лишь оттого, что у нее не хватило духу шагать по Мэйн-стрит в одиночестве. Если он надеется, что чего-то добьется, досаждая ей подобным образом, то ему следует сначала хорошенько подумать. Сисели даже не попрощалась с Грантом. Воскресенье закончилось, наступил понедельник. Девять дней минуло с тех пор, как Мэри Стоукс с визгом примчалась по тропинке из Рощи Мертвеца. За девять дней многое может произойти. Глава 14 Главный инспектор сыскной полиции Лэмб сидел в гостиной дома на ферме Томлинс за массивным круглым столом на одной ножке. С него убрали альбомы с фотографиями и семейную Библию, а также салфетки, освободив полированную столешницу орехового дерева под пресс-папье, чернильницу, подставку для ручек и небольшой портфель, в котором лежала пачка бумаг. Фрэнк Эббот, устроившийся в углу и приготовивший карандаш с блокнотом, поразился тому, насколько гармонично его шеф вписался в окружающую обстановку. Рослый мужчина в длинном пальто, с румяным лицом и густыми вьющимися темными волосами, уже чуть поредевшими на висках и макушке, вполне мог сойти за фермера в воскресной одежде. Родители миссис Стоукс, смотревшие с увеличенных фотографий по обе стороны камина, могли бы естественно и без особого труда принять его за родственника. Большие ступни, прочно стоявшие на стареньком ковре в цветочек, широкие крупные ладони, округлое лицо с тяжелым подбородком и хитровато-проницательные глаза делали его похожим на жителя небольшого английского торгового городка. В этом не было ничего удивительного, поскольку родом Лэмб был из крестьян и учился в деревенской школе. Когда он заговорил, в его голосе послышался провинциальный говор. — Итак, тут у нас вот что, — начал он. — Этот малый Джозеф Тернберри — наиболее вероятный подозреваемый. Беда с вами, окончившими колледжи, в том, что чем больше у вас перед носом фактов, тем больше ваше образование мешает их разглядеть. Все для вас недостаточно умно, вам обязательно нужно еще что-нибудь раскапывать и рыть землю в поисках чего-то еще. Это как французские слова, о которых я вам толковал. Простой и понятный английский язык вам не по нраву — подавай что-нибудь этакое! — усмехнулся Лэмб. — Сразу вспоминается вчерашний ужин в гостинце: всякую ерунду преподносят под французскими названиями! Фрэнк рассмеялся: — Смею заверить вас, сэр, что эти блюда даже самих французов привели бы в ужас. — Когда я вижу массу иностранных слов в меню провинциального отеля, то знаю, чего мне ждать. Это же показуха, а эти дурачки, наверное, полагают, что кто-то купится на их приманку. Так, вернемся к Джозефу Тернберри. Он наиболее вероятный подозреваемый, так что я допрошу его первым. Давайте его сюда. Джозеф Тернберри вошел на плохо слушавшихся его ногах и остановился посреди комнаты. Руки у него тряслись, а лицо блестело от пота. Представ перед ужасным лондонским начальством, он попытался расправить опущенные плечи. Лэмб позволил ему немного постоять, прежде чем поднял голову от пресс-папье. — Вы Джозеф Тернберри? — Да, сэр, — невнятно ответил тот. — Хм… служба в полиции… хм… добродушный характер… возраст… Вы ведь здешний? — Да, сэр, — невнятно ответил тот. — Во время войны в армии служили? — Да, сэр. — Как долго? — Два года. — Вас призвали, когда вам было восемнадцать… вижу. Так, вы были знакомы с этой девушкой, Мэри Стоукс? — Да, сэр. — Ухаживали за ней? — Нет, сэр. — Вот вы говорите, что нет, а люди утверждают, что да. Джозеф Тернберри судорожно сглотнул. — Это неправда, сэр. Она меня знать не желала. — Получается, вы хотели за ней ухаживать, а она ваши ухаживания не принимала? Однако вы встречались с ней вчера днем. Давайте-ка расскажите, что вы делали. Вот стул, вам лучше присесть. Джозеф сел, неуклюже пристроившись своим большим телом на краешке стула с прямой спинкой. Его огромные руки с красными ладонями бессильно висели между колен. Он снова сглотнул и произнес: — Она сказала мне, что собирается в Лентон. Там у нее подруга. Я говорю: «Зачем возвращаться домой одной, да еще затемно?» Ну, она согласилась, что мы выпьем чаю, сходим в кино, а потом я ее провожу до дома. Так оно и было. — В каких вы были отношениях? — В отношениях? — Да, да. Какие были между вами отношения? Вы ссорились? Мокрое от пота лицо Джозефа залилось краской до самых волос, потом чуть побледнело. — Ну? Так вы ссорились? — повторил вопрос Лэмб. — Нет, сэр, — тихо ответил Тернберри. — Так, послушайте, молодой человек, вранье вас ни до чего хорошего не доведет. Лучше говорите правду. Вы встретились с Мэри Стоукс и ее подругой Лили Эммон и выпили с ними чаю. — Лэмб взял листок бумаги. — Вот что показала Лили Эммон: «Мэри сказала мне, что нас встретит Джозеф Тернберри, и мы вместе выпьем чаю. Она добавила, что он хочет за ней приударить, но ей это не нужно. «Вот еще!» — заявила она. Потом поделилась, что он жутко ревнивый. Когда мы пили чай, он все выпытывал у Мэри, не встречается ли она еще с кем-то. Не знаю, о чем именно шел разговор, потому что в другом конце зала сидела девушка, она обещала мне узор для свитера, и я пошла, чтобы ей об этом напомнить. Когда я вернулась, разговор велся на повышенных тонах: что-то об отпечатках пальцев и о парне, с которым она встречается, не знаю, кто такой. Он говорил, что она везде оставила свои пальчики, и с кем это она встречается? Мэри ответила, что не его это дело, так? Вот тогда я сказала: «Ну, я пойду встречусь с Эрни». Это мой кавалер. Тут я и ушла». И вы по-прежнему утверждаете, что не ссорились с Мэри Стоукс? У Джозефа судорожно дернулся кадык. Затем он издал звук, похожий на всхлипывание. — Я ее и пальцем не тронул, сэр. Клянусь, что нет! Глаза инспектора, которые Фрэнк иногда неуважительно сравнивал с круглыми и твердыми мятными конфетами, известными под названием «Бычий глаз», пристально смотрели на Джозефа. Карие, чуть навыкате, они все так же сверлили его. — Я вас спрашиваю, ссорились вы с ней или нет? Джозеф Тернберри поднял голову: — Мы поговорили… — Добавить к этому ничего не хотите? — Она меня отшила… заявила, что это не мое дело… с кем хочу, с тем и встречаюсь… а у меня хватает наглости что-то еще говорить… спросила, кем это я себя воображаю. Джозеф замолчал. Лэмб решил ему помочь. — А дальше? — Я извинился, она ответила: «Ну ладно», — и мы пошли в кино. — И больше вы не ссорились?