— Это книга, которую мне любезно одолжила мисс Грэй. Написал книгу ее отец, преподобный Огастес Грэй, бывший священник этого прихода. Он издал ее за свой счет в 1868 году, когда в самом начале своего служения интересовался здешними преданиями и суевериями. Если начнешь читать с левой страницы, думаю, найдешь нечто, что даст тебе пищу для размышлений. Возможно, ты даже захочешь прочитать этот отрывок вслух. Фрэнк придвинул к себе стул, сел чуть поодаль и начал читать. Его прервало негромкое покашливание. — Я не стала докучать тебе подробностями, но текст, который ты читаешь, представляет собой выписку из дневника сэра Роджера Пила, местного помещика и мирового судьи, который к тому же являлся современником Эдварда Бренда, повесившегося в Роще Мертвеца. Мистер Грэй смог переписать этот отрывок с любезного разрешения наследника автора дневника, сэра Хамфри Пила. К сэру Роджеру обратилась некая вдова из этого прихода, чье имя указано как Фамарь Болл. Священник полагал это ошибкой при написании имени Дамарь. Вот теперь читай… Фрэнк посмотрел на пожелтевшую страницу и начал: — «Сия Фамарь Болл клятвенно заверила, что ее дочь Джоанна собирала ежевику в лесу рядом с общинным полем. Будучи увлеченной сбором ягод, она дошла до самого края поляны, где располагается Дом лесника. Сия Джоанна клятвенно заверяла, что своими глазами видела, как Эдвард Бренд лепил из глины мамметов…» Фрэнк бросил на мисс Сильвер удивленный взгляд: — Это что еще за мамметы такие? Мисс Сильвер быстро работала спицами. — Довольно интересное словообразование, — произнесла она. — Корни его — в слове «Магомет», которого крестоносцы по невежеству своему считали идолом, предметом поклонения сарацинов. Слово это перекочевало в Англию, где переродилось в «маммет» или «моммет» и с тех пор означает небольшую фигурку или куклу. — Многоуважаемая наставница… — пробормотал Фрэнк себе под нос и продолжил: — «…Видела, как Эдвард Бренд лепил из глины мамметов, похожих на разных джентльменов из округи и их жен, после выставляя их сушиться на солнце. Также оная Джоанна сказала, что уже высохшие поделки он унес в дом, а вскоре вышел оттуда и скрылся в лесу. Затем сия Джоанна, любопытствуя, что же делалось с означенными мамметами, тайком зашла на задний двор и проникла в дом. Не увидев означенных мамметов в комнатах, она спустилась в подвал и обнаружила их там вкупе со многими другими. Было там изображение епископа в мантии и митре, а также иные изображения, включая священника и дьяка. Некоторые были проткнуты иголками, а иные — ржавыми гвоздями. А одно — обуглено от горения в огне. Затем сия Джоанна ощутила страх великий, выбежала из дома и пустилась прочь через лес, после чего, рыдая и стеная, явилась к своей матери, означенной Фамари Болл…» Мисс Сильвер протянула руку и взяла у Фрэнка книгу. — Итак, мой дорогой Фрэнк? — Я должен догадаться, к чему вы клоните? — Именно так. Фрэнк покачал головой: — Я двоечник. Вот разве что есть совпадение между «оной Джоанной» и Мэри Стоукс — обе они в истерике бросились бежать через лес. Однако вы не просите меня поверить в то, что Мэри испугалась какого-то маммета? — Подумай, Фрэнк! Он недоуменно уставился на нее: — Лучше сами мне скажите. Спицы вновь защелкали. — Ты позволил себе отвлечься на красочные детали. А главное в том — что сделала эта Джоанна? В поисках чего-то она зашла в Дом лесника, а когда не обнаружила искомого в комнатах, то спустилась в подвал. Фрэнк Эббот вскочил. — Господи, какой же я дурак! Подвал, она спустилась в подвал! Мисс Сильвер кашлянула. — Подвалы есть во всех старых домах — мне надо было сразу об этом догадаться. А если Эдвард Бренд занимался чем-то запрещенным, вероятно, что вход в его подвал был замаскирован. Я предложила бы немедленно обыскать дом и с особой тщательностью осмотреть лестницу с той стороны, где есть филенки. Полагаю, именно там лестница тянется дальше, в подвал. Ни сержанту Эбботу, ни главному инспектору Лэмбу в тот день не довелось посидеть за превосходным обедом, приготовленным для них в Эбботсли. По всему Дому лесника эхом отдавался топот полицейских ботинок, стук молотков, кувалд и ладоней по дереву. В конце концов филенки сбили там, откуда раздавался гулкий звук, означавший пустоту. Глазам полицейских открылась узенькая крутая лесенка, ведущая в пустой подвал. Лэмб стоял на ее нижней ступеньке и водил лучом мощного электрического фонаря по старым каменным плитам. Он молча размышлял, нахмурив лоб. Затем наконец произнес: — Ну и пылищи тут… — Этого следовало ожидать, не так ли, сэр? — отозвался сверху инспектор Смит. Лэмб усмехнулся, а затем приказал: — Опускайте сюда лампу, Фрэнк, и как можно ниже! Когда лампу спустили до самого пола, он повторил свои слова с нажимом: — Пыли здесь масса, и, как говорит Смит, этого следовало ожидать. Однако чего не следовало ожидать, так это того, что подвал выглядел бы вот таким образом. Лампу вот сюда подвиньте! Видите, о чем я? Похоже, что вот тут подметали. Вряд ли через двести лет здесь сохранились бы следы метлы, а по логике тогда за нее в последний раз и брались. Но если тут подметали недавно, это означает, что кто-то хотел замести отпечатки ног. — Лэмб развернулся и начал подниматься наверх. — Придется снимать плиты, Смит. Немедленно всех сюда! Тело Луизы Роджерс лежало под плитами в дальнем углу подвала. На женщине было черное пальто, описанное миссис Хоппер и Мэри Стоукс. Череп был раскроен очень сильным ударом. Волосы свисали так, как это видела Мэри Стоукс, под окровавленной прядью обнаружили сережку с бриллиантами, похожую на «кольцо вечности». Глава 16 Главный инспектор Лэмб допрашивал мисс Лили Эммон, машинистку и стенографистку, миниатюрную девушку со вздернутым носом и пышной копной темных кудряшек на голове. Вид у нее был такой, будто она недавно плакала, и Лэмб, у которого росли три дочери, решил отнестись к ней снисходительно. Он взял ее письменные показания и еще раз прошелся по ним вместе с ней: обед с Мэри Стоукс, встреча с Джозефом Тернберри, сцена в чайной. — Вы хорошо ее знали? — Да, сэр. Мы работали вместе, пока Мэри не перешла в контору к мистеру Томпсону. — Дружили? — Да, сэр! Милая, приятная девушка, довольно разговорчивая. Не очень серьезная, со звонким голоском. Лэмб удивился: что у нее было общего с Мэри Стоукс? А Лили продолжила: — Конечно, мы не так часто виделись после того, как Мэри начала работать у мистера Томпсона. Недавно она заболела, но вскоре поправилась. Я очень обрадовалась, когда Мэри позвонила и предложила вместе пообедать. Пойти в кино, как ей хотелось, я не могла из-за своего кавалера — в половине пятого у меня было с ним свидание, — так что мы пообедали, немного походили по магазинам и, как я уже говорила, встретились с Джозефом Тернберри. Лили перестала нервничать. С солидным мужчиной из Лондона, которого она поначалу очень испугалась, оказалось легко беседовать. Он напомнил ей дядю Берта, тот был ей вовсе не дядей, но в детстве его так все называли. Он доставал из кармана конфетки и угощал ими детвору, иногда дарил шестипенсовые монеты — добрый был человек и любил детей. Забавно, что этот огромный полицейский напоминал дядю Берта, но так оно и оказалось. Взгляды у них были похожи: дядя Берт смотрел так же, когда собирался пошутить: серьезно и важно. Вот только теперь шутками и не пахло… Бедная Мэри… Лили моргнула. — Итак, мисс Эммон, вы утверждаете, что обедали с Мэри. Уверен, вам было о чем поговорить. — Да. — Мне нужно, чтобы вы как можно подробнее вспомнили вашу с ней беседу. По большей части вы просто болтали как подружки, но я хочу, чтобы вы припомнили, проскочило ли в разговоре что-нибудь, что помогло бы нам выяснить, почему Мэри убили и чьих это рук дело. Постараетесь? — Да… — Лили вздохнула. — Вы о чем-то подумали? — спросил Лэмб. — Ну… не знаю… — Так расскажите, — доброжелательно подбодрил ее Лэмб. — Ой, сама на знаю… Мэри говорила… — Просто расскажите все, что вам придет на ум. Не задумывайтесь, важно это или нет. Лили серьезно посмотрела на инспектора своими карими глазами. — Я вот ей сказала, что она просидела без работы три месяца и, наверное, очень обрадуется, когда снова сможет зарабатывать, а Мэри ответила, что это уже неважно. Я спросила, о чем это она, а у нее сделался такой вид, когда у тебя есть что сказать, если захочешь, но ты не уверена, а надо ли это говорить… — Она замолчала, поглядев на Лэмба. — Так-так, мисс Эммон. — Я подумала… ну, не подумала… мне стало интересно, может, Мэри замуж выходит. Поэтому спросила ее прямо — не люблю я эти тайны, — а Мэри тряхнула головой и заявила, что не торопится бесплатно ишачить, а еще — только дуры не видят ничего лучше, кроме как выйти замуж. По-моему, она намекала на нас с Эрни — мы копим деньги, чтобы пожениться, — и я ответила, что так на жизнь не смотрю. Лэмб усмехнулся: — А она что? Щеки Лили вспыхнули румянцем. — Мэри заявила, что я всю жизнь проживу дура дурой, но ей такая судьба не по вкусу. Я спрашиваю: «Ты это о чем?», а она смеется и говорит, что встречаться с мужчинами весело, однако у нее и в мыслях нет расплачиваться за совместную жизнь бесконечной готовкой и уборкой. Потом добавила: «И не хочу, чтобы мужчина меня к себе привязал — по крайней мере, таким образом». Я спросила: «Что ты такое говоришь?», а Мэри засмеялась и ответила: «Я, может, скоро разбогатею, только ты об этом не болтай». — Вы уверены, что именно так она и сказала? Лили кивнула: — Да. И вид у нее какой-то странный был. Тут Мэри о чем-то еще заговорила. А я потом подумала… ну, сама не знала, что и думать. Мне стало любопытно… — Она замялась. — Продолжайте, продолжайте. — Ну, мне стало любопытно… может, Мэри пыталась из кого-то вытянуть деньги и… — Вот это мы и должны выяснить. Так, мисс Эммон, Мэри вам что-нибудь рассказывала о том, что ее совсем недавно испугало?