— Мне надо отвезти шефа обратно в Лентон, там я что-нибудь перехвачу, — ответил Фрэнк и повесил трубку. Мэгги Белл решила, что все эти разговоры — сплошная скука. Вскоре Марк Харлоу позвонил мисс Сисели. Мэгги всегда слушала их, развесив уши. Марк за ней ухлестывал, именно так — это же по голосу понятно. А она почти всегда его осаживала, но вот если ей удастся развестись… Ну, тогда у них, может, что-нибудь и сложится. Мисс Сисели не из тех, кто тайком крутит романы. Слишком гордая она. Не до такой степени, чтобы нос задирать и на всех свысока смотреть, однако гордости в ней достаточно, чтобы не идти у кого-то на поводу. Так вот, только мистер Харлоу начал: «Сисели…», как та его резко оборвала, словно звонок отвлек ее от чего-то важного: — Что такое? — Можно зайти? — Нет. — Почему? — Родителей нет дома. — А они-то тут при чем? Я с тобой хочу поговорить. — Тебе придется говорить со мной и с мисс Сильвер. — Мы могли бы сходить прогуляться. — Нет-нет. Марк Харлоу был явно раздосадован. Он воскликнул так громко, что в трубке захрипело: — Как ты так можешь! Ты прямо каменная какая-то! Сисели рассмеялась, словно эти слова позабавили ее. — А с чего бы мне смягчиться? — Сис, я весь на нервах из-за этих проклятых убийств! Да еще полиция на каждом углу. Ты не поверишь, но полисмены явились ко мне, сюда! Им явно хочется знать, что я сказал, подумал или сделал за последние две недели. Как будто кто-то что-то вспомнит — разве что полицейскому может взбрести в голову, что ты что-то помнишь! И в результате вся моя работа псу под хвост. Только я хорошо разогнался по квартету… ну, ты помнишь… — Марк Харлоу напел мелодию, которая Мэгги совсем не понравилась. И мисс Сисели, судя по всему, тоже. Она прямо так и заявила: — По-моему, так себе. Мистер Харлоу, похоже, начал злиться. — Тебе вечно не угодишь, но я бы сделал из этого квартета конфетку, если бы не эта чертова суматоха! В такой жуткой атмосфере мне не работается. Если нет тишины и покоя, что толку от жизни в деревне? Здесь сыро, темно, холодно, уныло и скучно. Единственное, чего тут можно ожидать, — что тебя оставят в покое. Я к тому, что, если кого-то и убивают, почему их не убивают там, где они живут? Зачем они являются сюда и превращают нашу жизнь в ад, кишащий сыщиками из Скотленд-Ярда? Мисс Сисели минуту молчала, а потом заметила как бы невзначай: — А ведь ты эгоист, Марк. Мистер Харлоу возмутился: — Это полная чушь, и ты прекрасно это знаешь! Все, что ты делаешь, должно начинаться с тебя самого. Ты есть центр всего — в этом центре все начинается и заканчивается. А если не так, то ты ничто и не имеешь никакого смысла. У тебя нет ни цели, ни предназначения, ты лишь игрушка в руках переменчивых обстоятельств. Каждый художник должен творить, отталкиваясь от своего центра, иначе он себя теряет. — По-моему, это ерунда. Он рассмеялся. Вот этого Мэгги никак не ожидала. Довольно забавно после вспышки гнева. — Ты самая закоренелая эгоистка из всех, кого я только знаю, — произнес он. — Нет. — Мисс Сисели швырнула трубку на рычаг. Мэгги и припомнить не могла, когда в последний раз получала от подслушанного разговора такое удовольствие. Сисели вернулась в малую гостиную, где вязала мисс Сильвер. Свето-голубая шерстяная кофточка, которой она занималась первые пару дней по приезде сюда, теперь лежала в левом верхнем ящике комода красного дерева с гнутым фасадом в ее спальне, а вторая, бледно-розовая, быстро обретала форму. Сисели, поначалу испытывавшая легкое раздражение от восхищения Фрэнком этой нестареющей мисс Сильвер, теперь изменила свое отношение к ней. Легко считать незваную гостью старомодной старой девой с манерами классной дамы. Да, легко — первые пять минут. Потом можно продолжать считать ее такой, если ты непроходимо глуп или не способен избавиться от предвзятого мнения. Сисели была отнюдь не глупой. Помимо ее воли мисс Сильвер произвела на нее сильное впечатление. Сисели увидела в ней ум, который всегда уважала, и заметила, что Фрэнк испытывает к этой хрупкой пожилой даме не только уважение, но и, что удивительно, подлинную и весьма нежную привязанность. Это показалось Сисели странным, забавным и трогательным. И вот теперь, когда она вернулась в малую гостиную и мисс Сильвер с улыбкой подняла голову, что-то вдруг произошло. Будто со стороны Сисели услышала, как спросила озадаченным тоном: — Скажите, а я эгоистка? Мисс Сильвер по-прежнему улыбалась. — Вам кто-то об этом говорил? Сисели кивнула: — Да, Марк Харлоу. Он сказал, что я самая закоренелая эгоистка из всех, кого он только знает. По-вашему, я действительно такая? Мисс Сильвер продолжала вязать: — А что вы сами об этом думаете? Сисели сидела на полу перед камином, положив руки на колени, чуть наклонив голову и широко раскрыв глаза. Во взгляде ее читалось беспокойство, словно у ребенка, не совсем уверенного, твердо ли он выучил урок. — Я над этим не размышляла. — А теперь что считаете? — По-моему… наверное… так оно и есть, — протянула Сисели, а потом добавила: — Трудно не быть эгоисткой, когда вокруг все идет наперекосяк. Думаешь об этом каждую минуту, а получается, что думаешь о себе. Мисс Сильвер привыкла выслушивать признания других. За время ее профессиональной деятельности самые разные люди поверяли ей самые невероятные признания. Ее не удивило, что Сисели, ни с кем не говорившая, теперь с ней разоткровенничалась. А позднее, оглядываясь назад, Сисели сама поразилась этому факту. В тот момент беседа по душам представлялась ей совершенно естественной, она облегчала ее сердечную боль. Мисс Сильвер молча смотрела на Сисели. Если бы она заговорила, то могла бы оборвать ее откровения. Но этого не случилось, и Сисели продолжила: — Если с тобой что-то не так, это совсем не значит, что ты думаешь только о себе. Вот и со мной произошло то же самое. Похоже, родителей это возмущает. — Тяжело, когда видишь любимого человека несчастным и тебе не позволяют ему помочь, — заметила мисс Сильвер. Сисели нахмурила темные брови и встревоженно взглянула на нее. — Мама просто обожает Гранта. По-моему, это несправедливо. — По отношению к нему или по отношению к ней? — К обоим, и ко мне тоже. Будь она настоящей тещей, ей следовало бы его ненавидеть и принять мою сторону, но мама этого не сделала: она всегда поступает не так, как другие. А папу в это втянуть я бы не смогла — он ненавидит скандалы. Мужчины их ненавидят гораздо больше, чем женщины, вы не находите? Я не в том смысле, что сами они не скандалят, но они считают, что женщины поднимают шум по всяким пустякам. Конечно, это правда, однако не всегда. И мужчины думают, будто женщины вечно делают все не так. Папа тоже очень любит Гранта. Он бы решил, что я затеяла ссору на ровном месте. Спицы в руках мисс Сильвер позвякивали тихо и успокаивающе. — А вы действительно так поступили? Сисели часто заморгала, словно ей внезапно нанесли сильный удар. Она залилась ярким румянцем и чуть не плача воскликнула: — Нет, нет, совсем не так! Что может быть ужаснее, чем думать, что кто-то тебя любит, а потом узнать, что любят лишь твои деньги? — Она снова заморгала, пытаясь сдержать жгучие слезы. — И не то чтобы меня не предупреждали. Бабушка — первая. Дедушка женился на ней из-за денег, и посмотрите, что с ней стало! По-моему, она меня немного любила, сама не знаю почему, но, кроме меня, не испытывала ни к кому вообще никаких чувств. Бабушка разругалась с обоими сыновьями и сильно невзлюбила их жен. Представьте, как можно не любить маму, — однако она терпеть ее не могла. Бабушка считала, что все стремятся завладеть ее деньгами. Все, кроме меня, потому что я слишком молода. Знаете, она так и написала в завещании: «Моей внучке Сисели, которая в настоящее время слишком молода, чтобы быть корыстной». Разумеется, у каждого, кто мог бы решить, будто у папы есть хоть какие-то корыстные мотивы, явно не все дома. Но вот такая была у меня бабушка. Говорила, что собирается завещать мне свое состояние, и предупреждала, что все станут пытаться завладеть им. — Сисели вдруг побледнела. — И добавила, что я смуглая худышка и простушка, что мужчины не станут влюбляться в меня, но примутся ухаживать за мной и захотят жениться на мне из-за денег. Мисс Сильвер кашлянула. — В высшей степени непростительные слова. — Такие слова постоянно грызут тебя. Их вспоминаешь, когда этого не хочется. Ты их совсем забыла, а они выползают из какой-то жуткой норы и настигают тебя. — Сисели замолчала и глубоко вздохнула. — Бедная Эллен Кэддл! Бабушка оставила ей пятьсот фунтов, а она вышла замуж за этого юбочника Альберта, у которого на лбу написано, что он ее ни капельки не любит. Еще бы, она же лет на пятнадцать старше его. — К сожалению, миссис Кэддл поступила неосмотрительно. Женщина должна относиться к себе с бо́льшим уважением. Как сказано у Шекспира: «Ведь женщине пристало быть моложе супруга своего: тогда она сумеет завладеть его душой». — Ну а она не сумела. Разумеется, это сразу вызвало бабушкины слова из их норы, но вот обратно их туда загнать я не смогла. Потому что после смерти бабушки я хотела, чтобы все деньги забрал папа и немного выделил Фрэнку. Чтобы они мне пообещали это сделать, когда я стану совершеннолетней. Однако они отказались. Но тогда мне казалось, будто я избавилась от гнетущей тяжести бабушкиных слов. Думала, если она ошиблась, то мне больше нечего переживать и беспокоиться. Мы обосновались здесь, и я начала встречаться с Грантом. Он только что переехал в Дипсайд. Мне казалось, что Грант в меня влюбился. Я была счастлива и больше не вспоминала о бабушке. Мы поженились. Я чувствовала себя счастливой еще три месяца, а потом убедилась, что дело все-таки в деньгах. Бабушка прекрасно знала, что говорила: главное — не я, а деньги. Поэтому я и вернулась сюда. — Сисели внезапно вскочила с пола, щеки ее пылали. — Я никогда и никому об этом не говорила. Не знаю, зачем рассказала все это вам. Порой людям нужно кому-то излить душу. — Она шагнула к пианино и подняла крышку. — Не возражаете, если я немного поиграю? Глава 30 Было начало одиннадцатого, когда Фрэнк вошел в малую гостиную и увидел там вязавшую мисс Сильвер и Сисели, игравшую на пианино быструю мелодию. Она взяла громовой аккорд, дождалась, пока звуки стихнут, и встала. — Что-нибудь случилось? — Нет. Лежавший у камина Брамбл поднялся, подошел к Фрэнку и принялся обнюхивать его лодыжки. — Ты что-нибудь ел?