— Ты не болтай, огонь разведи. И не стой, сядь, ноги повыше. Я скоро. Я исполнил всё, что она велела. Почему-то хотелось повиноваться, наверное, потому что приказывает она уверенно и, зная, что надо сейчас. И не успел ещё начать греться у огня, как она появилась уже из-за деревьев. Улыбается. Я улыбалась, но бледность его мне очень не нравилась. Надо поторопиться… — Давай свою флягу. Она растёрла в пальцах какие-то былинки, всыпала во флягу, потом протянула её над огнём, подержала недолго, поворачивая, но деревянные бока закоптились, протянула мне: — Выпей всё. Продолжая удивляться происходящему, я выполнил всё, что она просила. — Я сейчас нож прокалю на огне, рану раскрою. Сосуд зашить надо, — говорит она спокойно, монотонно даже. В ужасе я смотрю на неё. Она улыбнулась на мой взгляд: — Ты не бойся. Я умею. Так легко говорит, будто носок зашить собирается… Но в голове моей начинает густеть туман. Я смотрю, как она готовит бинты, оторвав кусок от своей нижней рубашки… Как приносит вторую флягу с седла Вэна, смирно стоящего рядом… Как держит нож над огнём, потом садится рядом со мной рядом, расстелив перед этим мой плащ на мягком ковре из палой листвы, частью прошлогодней, прелой, частью новой, желтой, ещё упругой. Развязывает жгут. И сразу вся боль, которая таилась где-то, устремляется в эту руку… — На меня смотри! — говорит она тихо, как-то жарко даже, — больно будет, но недолго… Я не вскрикнул, заскрипел зубами только и туман в моей голове, развеявшись вроде на миг, начал густеть киселём. Я слышал только её голос говорящий равномерно, тихо, лаская… — …ах, ты… много, много крови в землю ушло… — говорит она тихо и скорее себе. — Но ты не бойся, это к сердцу сосуд, не от сердца, не умрёшь ты… Вот я его сейчас… всё… всё хорошо будет… Завтра здоровый проснёшься… — баюкает меня её голос. Завтра… небо едва начало зеленеть, ещё не вечер даже, до утра далеко…Ногам так холодно… И по животу ползёт холод, а лбу жарко… От костра, что ли… Я провалился в темноту… …Ах, плохо как… Холодеет совсем, и сердце бьётся слишком быстро, испуганной птицей… Ничего, кровь остановилась. Я завязала сосуд в ране льняной нитью, выдернутой из ткани моей рубашки, из той, что я почти сплошь порвала на бинты. Рану я прижгла раскалённым лезвием ножа, забинтовала туго. Нагноиться не должна. Если эту ночь переживёт, сто лет жить будет. Я думала отвлечённо, как привыкла думать о тех, кого лечу, не позволяя себе вспомнить, кто это передо мной… Эх, до Сонборга бы довезти его, да как? Ехать неблизко… Да и не взгромозжу я такого здоровяка на коня… Здесь ночевать придётся. Я принесла хвороста побольше, толстых веток, бурелома. Костёр пожарче нужен. Солнце скатилось к закату, здесь среди деревьев стало совсем темно, а небо над нами ещё не догорело совсем… От дыхания заклубился парок. Надо согреть его теперь. Сигурд, суженый мой… Я раскрыла одежду спереди на себе, раскрыла на нём. И увидела свежие параллельные шрамы на груди… Вон как!.. вот это да…Так это ты, Победитель медведя! Я всё поняла. Вот, почему он приехал таким влюблённым… Вот, почему знал меня будто… Милый мой, мой милый… Это он тогда влюбился… Видел-то минуту… Я прижала его к себе, кожа к коже, живот к животу, грудь к груди, сердце к сердцу. Два меховых плаща обёрнуты вокруг нас, пламя костра горячо полыхает, а его кожа всё ещё холодна, а сердце бьётся мелко, неполно… Сигурд, мой любимый, мой суженый жених. Я люблю тебя, пусть это услышит твоё сердце. С первого взгляда, с самого детства, ты и не вспомнишь, а я помню, как солнце играло на твоих светлых волосах, как светились ясные твои глаза. Но ты злой был мальчишка. Совсем не такой как теперь. Теперь ты тёплый, теперь ты ясный, ты чистый как родник… Ты будешь долго жить, ты умрёшь старым-старым и седым, много детей, внуков, правнуков будут провожать тебя в Валхаллу. И умрёшь ты не здесь, не в этой земле… Ты будешь счастливым, свет вливается в тебя! Много любви, мудрость и ум будут сопутствовать тебе! Удача ни на миг не покинет тебя!..Ты сможешь всё, что захочешь сделать!.. Ты захочешь многого, а сделаешь ещё больше. Ты даже не предполагаешь ещё!.. Я говорила и говорила, погрузившись в полузабытьё. И будто что-то открывалось мне, раздвинулись лес и горизонт… Я не видела иней, покрывший траву, наши плащи и гриву коня, уже не видела языков пламени костра возле нас… Такого никогда ещё не было со мной… И никогда я не обнимала так кого-то, кого бы я чувствовала так всей душой моей, всем телом… Стало жарко, я заснула, слыша ровный сильный стук сердца Сигурда, его глубокое дыхание. Мне снилось, как я целую его губы, мягкие и теплые, сладкие и хмельные как мёд… В поцелуе этом я таю, тону, растворяясь, поднимаясь в небеса… Его живот к моему… Ах, как горячо, как сладко… Откуда мне знать эту сладость… Я проснулся и, ещё не совсем расставшись с негой сна, почувствовал ЕЁ рядом с собой. ЕЁ аромат, её тепло, её дыхание на моей коже… Я открыл глаза, она тоже… Я смотрю в её лицо, окончательно просыпаясь. И начинаю чувствовать то, что мне казалось сном… Я чувствую, что между нашими телами почти нет преград, если я немного сдвинусь… Но она будто прочла мои мысли, покачала головой близко глядя мне в глаза, хотя я чувствую, какой горячий у неё живот… — Сигню… — выдыхаю я и тянусь губами к её рту, будто пытаюсь уговорить её… Но она положила пальцы на мои губы, на подбородок, хотя вот же я — в её огромных зрачках… Выдохнув, он опускает голову к моему плечу. Я глажу его волосы, чувствуя твёрдые и неподвижные теперь объятия его рук. А сердца моё и его стучат рядом сильно и громко, кажется, весь лес слышит их… — Утро уже. Надо возвращаться. О нас подумают невесть что, — говорю я, стараясь изо всех сил сделать свой голос твёрдым и спокойным. — Мы жених и невеста, — хрипло шепчу я. Но она смеётся, выбираясь из нашего тёплого кокона, запахивая одежду, распахнутую спереди для меня, чтобы меня согреть. — Ты спасла меня, — говорю я, тоже выбираясь из плащей. — Верно. Но вначале ты меня спас от волка. Заберём наш трофей? Смеётся. Конечно, заберём трофей и с охотой вместе вернёмся в Сонборг, и восхищаться все будут её лекарским мастерством и моей храбростью в схватке с волком. И не узнаем мы, что наши алаи, оказывается, переругались этой ночью, когда потеряв нас, Берси позволил себе вольную шутку на этот счёт, её алаи едва не придушили его, поддержанные Торвардом. И только Гуннар остановил свару, сказав, что алаям конунгов надо быть заодно, как кулак, и что Берси он сам придушит, если тот ещё хоть раз позволит себе даже подумать о будущей дроттнинг то, что он позволил сегодня произнести вслух. Несколько недель два йорда готовятся не просто к свадьбе будущих йофуров (правителей), но к объединению. К тому, о чём мечтали ещё деды сегодняшних жениха и невесты. Ясно, что жить и править они будут из Сонборга, что теперешние йофуры, сложив с себя короны, станут членами Большого Совета, в то время как Совет составят алаи, трое алаев Сигню, трое алаев Сигурда. На этот Совет йофуры вправе приглашать и других своих советников, с которыми было уже определено — это Эрик Фроде, Дионисий, Маркус, Легостай и Гагар. Если первые — это советники по мирным вопросам, двое последних — воины, воеводы Эйнара. Но ясно, что подобное деление весьма условно. Готовится терем в Сонборге, готовят дом для Медового месяца на озере Луны. Варят меды, пиво, брагу, заготавливают продукты для свадебного пира. Шьют наряды и стяги. Всё пришло в движение. И мы, алаи Сигурда, носимся за ним в Сонборг, где он навещает невесту. В эти приезды я начинаю невольно беситься, видя влюблённого Сигурда и замечая, что он невесте по нраву тоже. И что меня она не привечает больше других алаев моего молочного брата. А я изнывал от желания к ней. Я обошёл всех доступных и продажных женщин в Сонборге и Брандстане, у нас их было почему-то больше, но стоили они дешевле. Ни разу будущая дроттнинг не посмотрела на меня. А я не мог оставить эти мысли и желания, они жгли и терзали меня. До конца я не мог ещё понять, я хочу её, потому что она хороша или из зависти к счастью Сигурда?.. Но тем не менее, я хочу только её… Соблазнить её и стать конунгом! Я не могу быть конунгом по рождению, но как её муж… Обольстить, захватить настолько, что она предаст Сигурда ради меня. А почему нет? Ни одна женщина никогда не могла противостоять мне и эта не сможет. Только надо подобраться к ней поближе… Остальные мои товарищи были заняты каждый своим делом. Торвард повадился к сонборгскому греку Дионисию, а вот Гуннар, похоже, увлёкся подругой Сигню Агнетой… Каждому своё. …Я был счастлив каждый раз, когда видел невесту Сигурда. Мне придавала сил и доставляла радость её красота. Я как музыку слушал её голос, а её заразительный смех был и вовсе как подарок. Воплощённая Богиня сошла к нам, смертным, чтобы радовать наши души и усовершенствовать наши сердца. Она стала для меня светилом равным Солнцу и Луне, явлением, подобным Небесному Сиянию. Свежему ветру. Чистой воде. Обильному снегу. Тёплому дождю… Всё, что я мог подумать и почувствовать лучшего, я думал и чувствовал, видя её. Когда же я узнал, что она лекарь, когда мне открылось, сколько книг она прочитала, я понял, к чему я должен стремиться. Я сам пришёл к Дионисию. Он благосклонно и даже радостно согласился удовлетворить мои «похвальные устремления» как он выразился. — Но на что тебе учение, хакан Торвард? Ты образован. Но ты воин. Зачем тебе становиться философом? — улыбаясь светлой улыбкой на странном своём бледном лице аскета, спросил Дионисий. Он уже почти старик, сухой, высокий длиннобородый, длинноволосый, носит длиннополые одежды. Он весь вытянут, будто устремлён ввысь. Я смутился слегка. — Свана Сигню — философ? Учёный грек засмеялся: — Так вот ты кого догнать решил… За ней не угнаться. Ты уже сильно отстал. Она бегает сюда с пяти лет, слушать мои лекции и беседы. А с тринадцати начала говорить сама и спорить, — он перестал улыбаться. — Сигню — необыкновенный человек. Сонборгу очень повезло. И если Сигурду достанет гибкости и ума прислушиваться к ней, править вместе, то Свея станет восходить высоко и быстро. А если дети и внуки их не растеряют родительских даров, то чудесная страна ваша поднимется вровень с моей Элладой, её лучших времён. Я во все глаза смотрел на его, такое просветление появилось на его лице. Он посмотрел на меня мягко по-отечески: — Приходи, Торвард. Учись. Ты из влюблённости пришёл сюда, это лучше, чем из зависти. Любовь создаёт людей. Расти, Торвард, ты способен. Ты главное разглядел в будущей царице Сонборга. Эти слова учёного грека воодушевили меня. С того дня я не упускал ни одной возможности прийти к нему. Хотя Берси насмехался надо мной и скоро прозвал «книжником», а Гуннар лишь снисходительно улыбался. Гуннар был старше нас на год, был силач и поэтому с детства относился к нам немного свысока. Но не к Сигурду, который во всём был сильнее его, даже в мускулах, что впервые доказал, когда ему было пятнадцать, а Гуннару шестнадцать лет. Они сошлись в тренировочном бою, но вышел бой серьёзный, у Сигурда остался шрам на щеке от кулаков Гуннара, но Кай сумел-таки подмять богатыря. Вообще Сигурд во всём и всегда доходит до конца. Если дело начато, оно будет закончено. Вот и о предстоящей свадьбе можно сказать то же… Я не мог подолгу оставаться вдали от Сигню. Мы ездили в Сонборг каждую неделю. Нас не оставляли наедине, вернее сказать, Сигню не оставалась со мной наедине, опасалась она меня или себя? По ярко вспыхивающим её щекам и губам, я понимал, что желанен ей. А ведь нам с ней предстоял ещё осмотр у лекарей… Да, этот осмотр… Традиция древняя, как сама Свея. Люди жениха должны осмотреть невесту на предмет физических изъянов, люди невесты — жениха. На трон должны восходить здоровые молодые люди, способные оставить сильных наследников.