— Нет. Надо успеть воспользоваться тем, что никто не ждёт этого от нас! — он весь искрится, рассказывая мне свои замыслы. — Не ждут это верно… Но готовы ли мы? — Прямо сейчас — нет. Но к лету будем готовы. Вначале я полагаю пойти на Норборн. Вигман, их конунг, в ссоре со всеми остальными йордами, на помощь никто ему не придёт. Мы проверим в бою наше войско и заодно внушим остальным страх. — Ты так уверен в победе? У нас, если тебе верить, а я тебе верю, и войска-то нет. — К лету будет! — радостно воскликнул Сигурд, воодушевлённый, похоже, моей поддержкой. Она улыбается, но не снисходительно, как улыбалась моя мать, когда я ей однажды рассказал о своих планах, а светло и с верой. Я надеялся, как я надеялся на это — на её поддержку. Я думал, что если кто-то и сможет понять и поддержать меня в моих планах, то это должна быть она — Сигню. И я не ошибся в ней. — Если это удастся тебе, ты станешь Великим конунгом Свеи. Как Великий Александр, — говорит она. — Это удастся нам, а не мне. Я хочу это сделать с тобой. Рука об руку, плечо к плечу, — сказал я, глядя ей в глаза. Это лучшее признание в любви, что может быть… Даже лучше той прекрасной песни, что прозвучала над площадью Сонборга вчера… Чем я смогу отплатить тебе за любовь? Только ещё большей любовью… Научиться бы ещё. Пока я могу любить тебя только сердцем… думаю я, глядя на него, самого прекрасного человека на свете, моего конунга, моего мужа. Но наука эта оказалась несложна. Оказалось всего лишь надо отдаться его желанию. И всё. Его вожделение разбудило моё, его наслаждение — моё наслаждение. И когда оно вдруг поднялось и с головой, как морская волна накрыло меня в первый раз, я, от неожиданного разлившегося во мне счастья, заплакала… Он целует мои мокрые ресницы, зарываясь пальцами в волосы от висков к моему затылку и от этой ласки мне тепло и сладко. Я шепчу ему что-то, обнимаю его… Я не знала до тебя, что есть любовь, что у любви столько прекрасных лиц, что она возносит к небесам, и не спускаешься уже вниз. Ради любви стоило родиться и жить… Я не знал любви до тебя, Сигню. Я думал, что знаю. Я считал себя опытным. Но оказалось — в наш союз я вступил таким же девственником, как и ты. А теперь, с тобой, я впервые узнаю, что это такое, растворятся от счастья, таять наслаждением любимой, разгораться навстречу её желанию. У меня никогда ещё не было такого сильного ощущения жизни, как теперь. Будто всю мою предыдущую жизнь я только готовился к этой. Но вот теперь я живу. Теперь мы живём. Мы стали одной плотью и одной душой. Я не знал, что можно стать с кем-то настолько близким… Я думал, я наслаждаюсь любовью, когда раньше бывал с женщинами, но оказалось, всё прошлое было не то, бледная тень, лишь намёк. Даже ощущения моего тела теперь были совсем иные. Я стал совсем другим человеком даже телесно в этой любви. Я теперь только превращался в Мужчину, в Человека. С ней. И слово это «любовь», совсем иной, настоящий смысл обрело теперь… … Мы идём в баню, мороз на улице такой, что слипаются ноздри. Но разогревшись в парильне, мы выбегаем на мостки, чтобы прыгнуть в прорубь и с визгом восторга вынырнуть и бежать снова в жар бани. Этого я не делал раньше, это её, Сигню, забава. Она сказала, что её с детских лет так закаляли, поэтому она никогда не болела. Я тоже не болел, и ко мне применяли всевозможные тренировки и закалку, но такого я не делал раньше никогда. Может быть, потому что вблизи Брандстанской столицы не было озера, как под стенами Сонборга, да и до берега фьорда было не близко, никто не селился прямо на берегу, кроме рыбаков. Впрочем, оказалось этот обычай привезли с собой славяне, приехавшие с матерью Сигню. В одной из женщин, прислуживавших нам, Сигурд признал саамку. — Asunut taalla kauan? (давно здесь живёте?) — спросил он. Она удивилась и ответила: — Meiheni on taalla (мой муж здешний). — Ja monet lapset? (и детей много?) — продолжил спрашивать, улыбаясь, Сигурд, в то время как я не понимала ни слова. — Seitseman (семеро). Когда мы отошли уже от неё, всё ещё изумлённо смотрящей нам вслед, я спросила: — Сколько языков ты знаешь, Сигурд? — Сколько? — он улыбается, польщённый моим вопросом. — Ну, давай считать: суоми, бриттский и сакский — плохо, данский, греческий и латынь. А ещё славянский. Ему учила меня мать сама, говорила на славянском со мной. — А я, кроме славянского, только греческий и латынь. Поучишь меня?… Мы много говорим, я рассказываю ему о моих планах насчёт лекарен и Детского двора, он рассказал, что хотел бы построить множество фортов по всему Самманланду, а потом и по всей Свее: — Получится много очагов, вокруг которых станут собираться люди, ты понимаешь? — Кажется, да. Сейчас вся Свея это несколько городов-столиц, всё остальное — деревни, хутора, сёла. А так начнут расти новые города… — Именно! — подхватил, обрадованый моим единодушием, Сигурд, — укреплённая крепость привлечёт людей, ремесленников, жители окрестных деревень вокруг смогут укрыться там, в случае вторжения врагов или эпидемий, например… ведь так и людей постепенно в Свее прибавится… Мы много ещё о чём говорили, мечтали, обсуждали. Ещё больше — целовались и занимались любовью, иногда путая день и ночь, не размыкаясь по многу часов. Причём, чем дальше, тем больше. Потому ли, что я всё больше начинала желать его день ото дня, и он чувствовал это и воодушевлялся моим желанием. Потому ли, что страсть росла в нас по мере того как мы больше узнавали друг друга. Я не знаю. Но мы становились другими людьми в течение этого времени. Влечение душ, что соединило нас вначале, подкреплённое и усиленное теперь нашей объединившейся плотью, сделало нас куда более совершенными существами. Словно, как в древней книге у Дионисия: две разделённые половины воссоединились. Время пролетело очень быстро. За нами приехали алаи… Как нам не хотелось покидать наш маленький, укреплённый домик, где мы были всего лишь влюблённые, беззаботные мечтатели… Но едва мы сели на коней, радостное воодушевление овладело нами — теперь всё, о чём мы намечтали, мы воплотим в жизнь… Глава 9. Самманланд Вначале, вступающие на путь правления йофуры, поедут в Брандстан. Так решили на Совете. Здесь их татуируют, после чего они приедут в Сонборг — будущую столицу Самманланда, где теперешние линьялен перед всем народом передадут им свои короны. И наденут новые конунг и дроттнинг новые короны, короны, объединённых земель — Самманланда. Весь этот месяц заседал Совет. И мы теперь былиего членами все шестеро пока ещё будущих алаев будущих йофуров. Весь этот месяц мы жили в Сонборгском тереме. И много событий произошло за четыре недели, пока новая луна линяла в старую, и вновь возрождалась. Торвард проводил время в библиотеке, то, что не отнимал Совет, чем раздражал меня до ужаса, сам не знаю почему. Мне казалось, он делает это, чтобы понравиться Сигню, я видел, как у него блестели глаза, когда он смотрел на неё. Но он, олух, конечно, никогда не посмеет приблизиться к ней так, как намереваюсь сделать я. Я много думал, как же мне подступиться к ней, отбрасывая, один за одним, варианты обольщения, принесшие мне успех с другими женщинами. Но другие женщины — это вам не дроттнинг. Пока я раздумывал, я заметил кое-что происходящее в тереме, а именно — Гуннар и Рауд ухаживали, явно соперничая, за подругой Сигню, хорошенькой тихой Агнетой. И тут меня как осенило — Агнета ближайшая, единственная подруга Сигню! Если обольстить её, через неё, через эту близость, можно подобраться и к Сигню! И, пока два славных алая, из разных станов, пытались привлечь внимание красавицы подарками, песнями, которые для неё за них пел Боян, демонстрируя лихость во время совместных верховых прогулок, я, понимавший, что всё это в деле соблазнения — мальчишеские забавы, просто явился к ней однажды ночью. Вот и всё. Неопытная девушка Агнета стала моей в какие-то несколько часов. И влюбилась в меня без памяти. И мне она нравится, покорная, тёплая, как белый кролик. Мне хорошо с ней, она чистая, она добрая, так что, преследуя свои корыстные цели, я вообще-то получал большое удовольствие от того, что происходило между нами, мной и Вита Фор («Белой овечкой»), как я стал называть Агнету за кротость и мягкий характер. В любовь я не верю. Я понимаю влечение, желание, радость совокупления. Но для чего выдумывать вокруг этого какие-то страдания и муки, бессонные ночи, терзания ревности, жертвы? И то, что кто-то может умереть от любви… Ну что за глупости! В наше время столько людей умирают от какой-нибудь простуды, молодых и полных сил, а тут ещё выдумали такую причину. Чтобы интереснее было жить? Или сочинять легенды как о родителях Сигню. И баллады, которые пел скальд Боян. Но на этом можно сыграть. Женщины любят такие сказки. Вернейший расчёт. Ведь именно так Сигурд и получил Сонборг — убедил Сигню, что мечта его жизни стать её Лебедем и вот — готово! Всё получил и Лебедицу и Сонборг, Самманланд теперь. Так-то. Всегда был умным. Я приходил к Агнете в горницу на женскую половину, оставляя двоих моих соседей Исольфа и Торварда, глубоко спящими и не ведающими, что я не ночую на своём ложе. Мне так приятно было утереть нос задаваке, сыну Сольвейг, а ещё больше Гуннару, которого Сигурд намеревался сделать воеводой (даже покои ему уже отвели отдельные), что я наслаждался недели две простым осознанием, что я обошёл их. Пока Агнета не заговорила однажды о женитьбе: — Когда мы поженимся, Берси? Когда Сигурд и Сигню сядут на престол? Они должны благословить нас. Я сделал удивлённое лицо: — А ты хочешь за меня замуж? Ты же не пробовала ни Рауда, ни Гуннара. Может быть, кто-то из них понравился бы тебе больше меня? — сказал я. — Разве так делают? — удивилась Агнета. — А как иначе узнать, что ты сделала лучший выбор? Как тогда уберечься от измен? Агнета захлопала ресницами, всё ещё не доверяя моим словам: — И ты примешь меня после этого? — Конечно! — как ни в чём, ни бывало, обещал я. Это было занятно, видеть как в её душе, в её голове с треском меняется мировоззрение. Её учили одному, а я за две недели успел так захватить, опустошить её, что внушил ей сейчас противоположные её прежним, правильным и честным, убеждения. Вот для этого и нужна «любовь» как средство управлять людьми. Так мною сможет управлять Сигню. Я сделал бы всё для неё. Только подпустила меня ближе к своей коже. Я не знаю, что меня так завораживало в Сигню. Что я находил в ней такого особенного. Что не мог мечтать ни о чём другом, как узнать её поближе. То, что она вот-вот станет татуированной дроттнинг, само по себе волнующе. Или как с Гуннаром, просто желание насолить моему молочному брату, получающему всё от жизни? Не знаю… Протекли четыре недели. Мы везём Сигурда и Сигню в Брандстан, где они пробудут, пока их будут татуировать и вводить в курс того, что решил Совет с законами нового йорда. Если новые йофуры будут удовлетворены, новый свод законов Самманланда вступит в силу, нет, станут переделывать. Но, если учесть, что законы двух йордов были вообще-то близки, это вряд ли произойдёт. Законы очень простые: высшее слово — это слово конунга. Если с ним не согласна дроттнинг, вопрос выносят на Совет алаев, не принято решение — на Большой Совет с участием и бывших йофуров. Если и здесь не достигнуто единодушие, то созывают народ Самманланда. В шатре, куда входят по одному, два мешка. Каждый тайно, наедине сам с собой, кладёт свой камень согласия или несогласия в мешок из белой или черной ткани. Чёрный цвет — нет, белый — да. После мешки выносят. В каком больше камней, то решение и принимают, камни никто не считает, конечно, кучи оценивают на глаз. Суд в Самманланде вершит конунг подобным же образом. Вообще всё построено так, что у йофуров равные права, если не сказать, что у дроттнинг всё же «последнее слово». Будет она им пользоваться или нет или, как Асбинская Тортрюд, всё передоверит мужу, мы не знаем. Но вот они, наши юные йрфуры, ещё не посвящённые во власть.