– Не знаете, где можно найти Галину сейчас? – Так она же умерла уже лет десять как, – женщина щелкнула себя по горлу. – Это самое дело. Она пила сильно. Дом запустила. Там у нее чуть ли не бомжи жили. Конечно, после такой трагедии можно понять, но… она и раньше вела разгульный образ жизни. – А в их дом кто-то приезжает? Родственники? – Не видела никогда. Там все сгнило давно, и света у них нет, провода энергокомпания срезала. И покупателей нет. Тут у нас вокруг-то все застроено, а в Затоне нашем участки дачники не покупают. Видели там просеку? Это отель построили большой на берегу реки с пляжем. Они дорогу к себе прокладывают. Слух идет, что как раз и по половине деревни она пройдет. Так что это бросовые земли сейчас. – А заводь Затон, где она на реке? – спросила Катя. – Далеко отсюда? – Да нет, вон туда идите по нашей улице к лесу, и сразу на берег выйдете. Там уже коттеджный поселок. Там ничего от старого не осталось. Втроем вместе с Осиповым они прошли по деревенской улице. Берег реки. Никаких мостков. Все давно кануло в Лету за много лет. Справа среди поля виднелись новенькие кирпичные коттеджи. Слева начинался лес. На другом берегу все тоже было уже застроено добротными домами за высокими заборами. – А когда-то было тихое место, – заметил Осипов. – Река, болотца и черники полно в лесу. – А то место с кострищем далеко отсюда? – спросил Гущин. – Это туда вверх, пройти надо. Они побрели по берегу реки. Пляжа никакого, берег глинистый. Река в этом месте вся заросла кустами. Изгибалась и была совсем узкой. На противоположном берегу шла сплошная дачная застройка. Но дома находились на удалении от реки из-за весенних паводков. Заводи – берег обрывистый, приходилось обходить эти места, углубляясь в лес. – Течение здесь есть, – Гущин смотрел на воду. – Тела детей течением могло к Затону отнести. Они прошли метров триста. И Катя увидела дерево на берегу. Все изменилось, обратилось в прах и тлен, появились новые декорации – дома, дачи, коттеджи, дорога, просека. Лишь оно одно осталось неизменным. Дерево. Катя сразу его узнала. Старая, очень старая раскидистая липа с расщепленным стволом в виде камертона. Она росла и зеленела, сея вокруг тронутые сентябрьской желтизной листья. Никаких качелей на ветвях, конечно… Это все тоже в прошлом. Гущин смотрел на огромное дерево. Подошел к стволу. – Здесь был знак вырезан? Осипов тоже подошел, дотронулся до коры. – Здесь. Только все затянулось уже… Нет, вот борозда и тут… ромб… ничего другого уже нет. Столько лет, что вы хотите. Столько лет… И все мертвы в этом Затоне… Он указал направление, где когда-то вилась тропинка. Но сейчас сплошные густые заросли. Они продрались через них. От поляны для шашлыков осталась лишь небольшая проплешина, все вокруг заросло кустами. – Сюда никто не ходил с тех пор, местные чурались, избегали. Слухи-то шли. Такие слухи. А туристы про это не знают, – Осипов оглядывал заросли. Они снова вернулись на берег к дереву. – А там что раньше было? – спросил Гущин, кивая на противоположный берег, где среди деревьев виднелись новые дачи. – Дачный поселок? – Это все новая застройка. Там участки и дома выставлены на продажу. А в те времена там был тренировочный полигон внутренних войск. Пересеченная местность, лес, река. Огромный полигон в несколько гектаров. Там дальше была военная часть, тоже внутренних войск. И несколько дач генеральских у реки. Но все это было, когда я еще в школе учился. В девяностых полигон у военной части забрали. В то время это стало просто заброшенной территорией. Военные нам тогда с поисками детей помочь не смогли – обычно-то все подключаются сразу при таких делах. Но у них там аврал был у самих. Дезертиры из части накануне сбежали, так что им тогда было не до наших проблем. – То есть в те времена это было место весьма уединенное, тихое? – снова уточнил Гущин. – Конечно. Тут река была да лес. Думаете, эти стервы стали бы справлять свой шабаш на людях? Нет, они выбрали это место специально. Тихо, безлюдно. Особенно ночью. Твори что хочешь. Глава 18 Подруги Материалы дела оперативной разработки, затребованные полковником Гущиным, нашлись в архиве на следующий день. Вернувшись из Истры, Катя отдохнула дома после бессонной ночи. Она снова встала поздно, послав накануне своему непосредственному начальнику – шефу Пресс-службы – честный мейл о том, что она собирает информацию по делу Первомайских, которое все считают завершенным, кроме Гущина. Начальник Пресс-службы ответил – принято, если раскопаешь сенсацию, которая и не снилась. В противном случае лишишься отпуска. Будешь работать в отпускной период в счет этих дней, потраченных на гущинские личные изыскания. Катя согласилась. Во сне она видела дерево. Огромное и вечное, оно росло на берегу мертвого Затона, затеняя и солнце, и луну, разбрасывая корни, как щупальца. В отблесках жертвенного костра, словно рана, зиял на морщинистой древесной коре знак. И женщина со свиной головой неистово била в детский барабан… словно заклиная, призывая из тьмы… Мимо идет пионерский отряд – сорок веселых смышленых ребят. Мальчик кричит им: «Возьмите меня!»… О нет, нет, нет, не зовите, не маните, не берите… О нет, только не это! Дело об убийстве семьи Первомайских поворачивалось неожиданной и невиданной стороной. Катя была в смятении. И с трепетом ждала, что еще откроется им. Что хранит в себе дело оперативной разработки? В спецархиве они с Гущиным ждали, когда сотрудник найдет в компьютере нужный файл и отыщет дело на полках. Оно тоже оказалось не слишком увесистым, однако подробным. И тоже странным. Полковник Гущин в первую очередь обратил внимание на того, кто это дело вел более четверти века назад, а был это тогдашний начальник уголовного розыска Истры Шерстобитов – сам, лично. В ОРД имелись копии протоколов осмотра места происшествия – берега реки у мостков и лесной поляны с кострищем. Подшита была также и схема-план. Шерстобитов отметил на нем крестиком точное место на берегу у мостков, где бабушка детей обнаружила свой бидон с черникой. Отметил он и места произрастания этой самой черники. Указал место, где были костер и палатка, измерив расстояние. «Во время осмотра дома Сониных выяснилось, что, уйдя из дома, мать детей не оставила им еды. Холодильник был пуст. Поэтому дети вечером уже в девятом часу отправились в лес за черникой, куда ходили и прежде, чтобы утолить голод». Катя читала эти пояснения, и сердце ее сжималось. Карапузы трех и пяти лет… голодные… Собиралась информация и на мать детей Галину, и на ее приятеля. О матери кратко: «С тринадцати лет состояла на учете в детской комнате милиции. Первые роды в шестнадцать лет. Отец девочки Наташи неизвестен, кто-то из одноклассников, сама обстоятельства зачатия не помнит, так как находилась в большой компании сверстников и в состоянии алкогольного опьянения». Мальчик Сережа родился от случайной связи на отдыхе на черноморской турбазе. Отец неизвестен. Знакомый Галины Олег Жданов – студент пятого курса МАДИ. К происшествию на реке отношения не имеет». Далее шел подробный раздел «Подруги». И его Катя вместе с полковником Гущиным начала читать с предельным вниманием. Сначала в деле подшили конверт с несколькими фотографиями – черно-белыми, явно добытыми оперативным путем. На первой – все та же женщина в маске из выдолбленной свиной головы, но на этот раз одетая во что-то наподобие античной хламиды. Бьет в барабан на фоне окна. Снято где-то в помещении. Кадр смутный, но можно заметить, что в помещении много людей. На следующей фотографии – странности: темноволосая женщина лежит ничком на каменном полу в каком-то заброшенном доме, раскинув руки крестом. На переднем плане возле ее головы череп и кинжал. А на заднем плане у стены, повернувшись к лежащей спиной, две женщины и двое мужчин. Они в обычной одежде, кто в джинсах, кто в куртке. А лежащая ничком – абсолютно голая. На третьей фотографии вид какого-то парка с античными статуями – то ли Петергоф, то ли Царское Село. На скамейке – все та же темноволосая женщина в брючном костюме. Курит. Глаза черные, густо накрашенные, взгляд пронзительный, как у гипнотизера. Следом шла подробная справка: «Ангелина Мокшина. Из семьи дипломатов. Отец занимал руководящие посты в МИД в отделе внешнеэкономических связей. Умер в 1991 году. Мать инвалид. Ангелина с родителями долгое время проживала за границей в Швейцарии, Франции и Люксембурге. Окончила институт иностранных языков, работала в редакции издательства Внешторга. Два года назад основала так называемый Орден Изумруда и Трех, зарегистрированный как ООО – коммерческая организация с ограниченной ответственностью – и как оккультное образование, занимающееся устройством встреч адептов Ордена с последователями и клиентами, сбором пожертвований и взносов за экстрасенсорику и оказание различных услуг в сфере оккультизма и магии». – Ну и тарабарщина, – вздохнул Гущин. – Коммерция пополам с колдовством. Их тогда, в девяностые, немало развелось, как, впрочем, и сейчас. Начальник ОУР Истры Шерстобитов собрал подробный список выступлений Ангелины Мокшиной перед ее клиентурой за два года – в основном дома культуры, где проводились вечера Ордена Изумруда и Трех и продавались билеты. «Сестра Горгона – она выбрала себе это имя сама. Остальным она присваивала имена уже по собственной воле, исходя из сведений, полученных о ритуалах Викки и языческих верований». «В ближайший круг сестры Горгоны Ангелины Мокшиной входили сестра Пандора и сестра Изида. Они близкие подруги и единомышленницы». «Сестра Пандора – Виктория Первомайская-Кулакова, дочь детской писательницы Клавдии Первомайской и однокурсница Ангелины по институту. Они также давние соседи по Внуково – семья Ангелины владеет дачей в поселке Внешторга, расположенном недалеко от поселков «Московский писатель» и «Светлый путь». Катя читала сведения о Виктории, которые она уже слышала от Эсфири Кленовой. Начальник истринского розыска тогда проделал большую работу. Последними шли сведения о третьей подруге, сестре Изиде – Лидии Гобзевой. Она познакомилась с Ангелиной и Викторией позже, была выпускницей Плехановского института, вела в Ордене Изумруда и Трех всю бухгалтерскую работу, подсчитывая суммы от продаж билетов на встречах с публикой, жаждущей оккультных чудес, и пожертвований от тех, кто за плату желал получить «талисман на удачу, богатство и денежное изобилие, талисман на вечную любовь, приворот любимого, поражение соперницы-соперника, талисман на здоровье и избавление от недугов, заговор Белой и Черной Викки» и прочие дела. В особой справке-пояснительной начальник розыска Шерстобитов отмечал: «На первый взгляд налицо сплоченная группа обычных мошенниц, действующих на почве оккультизма и обмана. Но это не так. Что касается сестры Горгоны – Ангелины Мокшиной, то она глубоко верует в идеи, которые декларирует. По характеру решительная и целеустремленная, полностью контролирует подруг и клиентов с помощью проведения весьма необычных и драматично, театрально обставленных языческих ритуалов, в которых имеет место нанесение смертельных увечий живым животным – кроликам, поросятам. И манипуляции с тушами и отрубленными членами мертвых животных – свиней, которые покупаются на бойне и рынках». Далее шла подшитая записка от руки: «Сведения, полученные от Z, нуждаются в тщательной проверке». А следом еще одна: «Информация Z крайне противоречива». И еще одна записка: «Сведения Z вступают в противоречие с прежней информацией и общей картиной, подтвержденной фактами». – Здесь был информатор, – сказал Гущин, постучав по запискам. – Агент. Только вот чудно – опер истринский его таковым не обозначает. Это вообще-то против правил. – Может, потому, что не доверял ему? – осторожно спросила Катя. – Ну, на информаторов всегда смотрят в окуляры, однако… что-то тут не то. Я не могу понять, но чувствую. Обычно получение негласной информации – тем более по таком делу – о детоубийстве – оформляется очень подробно. А здесь даже псевдонима нет. Одна буква. И никаких сведений о том, что, собственно, представляла эта информация. О чем она была? И почему наш истринский коллега ей не доверял? В конце имелась копия протокола о предварительном задержании на трое суток Ангелины Мокшиной в ИВС Истринского УВД. – Они эту сестру Горгону все же закрыли на трое суток, – объявил Гущин. – Допрашивали ее и разрабатывали. И ничего. Никаких результатов. И никаких сведений. Этот информатор был не из камеры ИВС. Это какой-то внешний источник. А Горгону пришлось выпустить. И все. Дело на этом закончилось. – Оборвалось, – сказала Катя. – У меня и при чтении уголовного дела было такое впечатление. И сейчас. Словно все обрывается. Словно на них там тогда, на следователя и начальника розыска, кто-то сильно нажал, чтобы расследование прекратили. Не Клавдия ли это была Первомайская, а? Недаром ведь она своего знакомого замначальника ОВД просила помочь дочь вызволить. Нашла пути, как всем им заткнуть рот. – Если бы это были семидесятые или восьмидесятые годы, когда она весом обладала и связи имела, я бы тоже так подумал. Что это она постаралась. Но это девяностые, Катя. Тогда от нее все отвернулись как от доносчицы и стукачки, так много всего негативного о ней было опубликовано. Ее прежние кураторы и покровители были уже не во власти, не у дел. – Старик нам сказал – она всегда умела найти ходы, – возразила Катя. – Может, и тогда нашла ради спасения дочери. Такое дело – утопление двух детей, и так кратко и недолго расследовалось – это невероятная вещь! Гущин молчал, читал справки ОРД. – Помните ту фотографию с деревом и качелями? – спросила Катя. – Здесь ее нет. А я забыть не могу. Это же она, сестра Горгона, там, на качелях. Сравните – этот снимок, где она сидит на лавке в парке у статуй. Здесь одетая, курит. Там голая под луной качается на веревке. И помните ее жест – вскинутые руки, она отпустила веревку, фотоаппарат поймал тот момент. Наверное, кто-то из подруг, или Виктория-Пандора, или эта сестра Изида, ее снимала в тот миг. Такое ощущение, Федор Матвеевич, словно она только-только что-то бросила в воду… Ребенка… детей… Как жертву. Жертвоприношение. Те кролики на чурбаках, убитые заживо, они ведь тоже были жертвой. И они наркотиками там накачались во время этого ритуала, как ведьмы… как пифии. – Отыщем их и допросим, – Гущин закрыл ОРД. – Орден Изумруда и Трех – следы его не потерялись, я думаю. Специалистов запрошу по деструктивным сектам, там полное досье на всю эту публику. Они подошли к стойке регистрации, возвращая документы. Сотрудник архива снова сверился с компьютером.