– Я вино заказал, ты за рулем? – Пешком уйдем. – А у меня шофер, – Михаил Розенталь встал из-за стола, приветствуя их. Ловко поймал Катю за руку и поцеловал ее пальцы. – Добрый день, рад знакомству. – Я тоже. Екатерина, – Катя улыбалась. Михаил Розенталь доходил ей только до плеча – этакий квадратный, румяный, как яблочко, абсолютно лысый и в модных круглых очках. Галстук-бабочка в алую полоску, костюм от Zegna. Они уселись за стол. Официант подлетел с меню. – Закажем грузинский хор, а? – Розенталь подмигнул. – «Мравалжамиер». Поют, как ангелы на небесах. – Миша, мы потолковать, – Гущин оглядывал ресторан. – А я думал – гуляем, Феденька. Как я слышал от наших общих друзей, ты ведь это… освободился от брачных пут окончательно и бесповоротно. С чем тебя и поздравляю горячо. Внял наконец моим советам. Ну и как оно теперь? Легче? А? Колись давай, как теперь-то? – Хорошо, – скромно ответил Гущин. – Миша, мы по делу к тебе… – Дела делами. Успеется, – Розенталь живо обернулся к Кате, которая веселилась, глядя на старых приятелей. – Понимаете, коллега, я ему все уши прожужжал. Насчет свободы выбора. И перспектив, что открываются, как только развод состоялся. Я сам разводился пять раз. И это чудо что такое. Конечно, надо быть крайне осмотрительным в плане финансово-имущественном. Однако в плане эмоциональном – оооо, это надо испытать обязательно. Шаркнули по душе, как говаривал Шукшин. Феденька, делай заказ, не хмурься. И скажи мне, мой дорогой, на свадьбу-то теперь пригласишь? Гущин смотрел в меню. Розенталь разглядывал Катю, которая еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться. – Я и дружка, и тамада, как в юности нашей. Друг жениха. Знаете, коллега, – Розенталь обращался к Кате, – Федя такой пират по жизни. Он ведь никогда такого ничего не скажет. И никогда не станет вступать в разные там обсуждения, разводить канитель словесную. И не признается ни в чем никогда. Он как пират действует. Он совершает поступки, понимаете? И вы видите результаты его дел и поступков. И это… такая сладкая паутина. Потому что другие все на его фоне меркнут, не могут сравниться с тем, как он делает и чего добивается. И наступает такой момент, когда вы уже не можете обходиться без всего этого. А значит, что и без него самого тоже обходиться все сложнее, сложнее… Пиратская тактика. Но это сила. Незрелым юнцам это еще недоступно. Это возраст, опыт, харизма. Катя посмотрела на Гущина. Он не поднимал глаз от меню. Однако помалкивал, не перебивал старого дружка. – Не сочтите меня дерзким, коллега, – Розенталь улыбался Кате. – Я просто высказал свое мнение. То, что очевидно. То, что сразу бросается в глаза, мне, не видевшему Федю достаточно давно и внезапно появившегося в компании столь очаровательной, прекрасной молодой женщины… – Заглохни, а? – Гущин наконец подал голос. Но как-то… не очень грозно. Катя взяла меню. Впервые с начала этого чертова страшного дела ей стало уютно, покойно. Вообще-то все это забавно… – Ну, тогда к делам, – Розенталь тоже веселился, разливая вино по бокалам. – Федя, не делай такое страшное лицо. У тебя и так щека травмирована. Мимика в нашем возрасте – источник морщин. Тост за освобождение от пут. И за новые горизонты. – Ты был адвокатом в процессе Комоглотов против Ангелины Мокшиной, основательницы Ордена Изумруда, больше известной как сестра Горгона? Розенталь откинулся на спинку стула. – Черт-те когда это было. Ему прокурор просил пятнадцать, я настаивал на восьми, дали десять лет. И он восемь отсидел, бедолага. Будем на условно-досрочное подавать. Там только какая-то канитель с исполнительным листом выплат компенсации – второй месяц ясности нет, разобраться не могу никак. Руки не доходят. – Помнишь это дело? – Свара, – Розенталь поморщился. – Они долгое время были любовниками – Комоглотов и Мокшина. Сожительствовали. Точнее, она его использовала, эта чертова оккультная шлюха. Разводила на деньги. А он сибирский провинциальный лох. Но богатый был – деревообрабатывающий комбинат, разработка каких-то там месторождений, вкладывался во все, что мог. Денег наколотил солидно. Сначала, рассказывал мне в тюрьме, на скиты все жертвовал, на староверов, а потом разочаровался. К дьяволу его потянуло, серу понюхать и ведьму московскую модную в койку затащить. Ну, затащил, дурак. А она его как липку обобрала. Разорила. – А что там было конкретно? – спросил Гущин. – Дурака заставь богу молиться, он и лоб расшибет, а с дьяволом капитал на ветер. Я же говорю – они спали, она его себе подчинила, болвана. Он ее советов во всем спрашивал – куда деньги вложить, какие акции купить. Она советовала. Он слушал, уши развесив. Верил ей, ее провидческому дару и экстрасенсорным способностям. Конечно, конечно, она не хотела его разорения. Это же курица, несущая золотые яйца. Она деньги с него миллионами тянула, вкладывала в недвижимость. Накупили они много всего. Потом он по ее указке связался с каким-то банком. Не стану тебе его называть – слезы одни, банк, естественно, лопнул. И мой клиент потерял огромные деньги. Все, что нажил там, в сибирских снегах своих, просадил здесь, в Москве, с ее подачи. Потому что она дура! – Розенталь повысил голос. – Чертова дура, идиотка! Возомнила себя пророчицей, провидицей – финансовый успех, вложения. Это не в трансе полоумном видеть надо, этому люди годами учатся. Она тоже разорилась. И Орден этот ее накрылся дырявым корытом. Потому что в этом банке и все то было, что она у него наворовала. Их банкротами объявили. Она стала, как водится, его во всем обвинять. А он сначала, как водится, запил по-черному. А потом на нее наехал. Дошло наконец до дурака. Выместил на ней всю свою злость. Там жуть что было – как он ее избил, эту Ангелину Мокшину. Хорошо еще не убил, но… Тяжкие телесные. Сибирские кулаки чалдона. У нее позвоночник был сломан в двух местах, ноги он ей переломал. Изувечил, короче, бабу. Пока дело шло и суд, она все по клиникам лежала, ей три операции сделали на позвоночнике. И ничего не помогло, у нее горб вырос. Она ходила еле-еле. Там ущерб здоровью на миллионы. Он пожизненно ей платить будет, даже когда освободится. – То есть сейчас этот твой клиент еще за решеткой? – В колонии. Я же говорю – там какая-то канитель с исполнительным листом по выплатам, задержка в два месяца, надо разбираться, я только пока другими процессами занят. – А в ходе этого дела такое место, как Истра, деревня Затон, не упоминалось? – Нет. А при чем тут Истра? Они в Москве жили, апартаменты купили в Крылатском. Все с молотка ушло при банкротстве. Вся их собственность. – У родителей Мокшиной была дача во Внуково, в поселке Внешторга. – Это все ушло за долги. Сейчас, насколько я знаю, денег у Мокшиной нет совсем. Остались какие-то крохи. Лечение ее продолжается, она ходит, хоть и с палкой. Ходит горбатая. И лечение из своих крох мой клиент оплачивает. У Мокшиной остался только коттедж где-то в кондоминиуме или в поселке. И с ведовством она своим завязала вроде как. Хотя… горбатого могила исправит. Это ведь как наркотик, Феденька. Власть над людьми, пусть и оккультная. – А фамилии Гобзева и Первомайская-Кулакова в том процессе не фигурировали? Михаил Розенталь глянул на Гущина сквозь очки: – Первомайская? – Да. – Так ты что же, по этому делу? – В общем, да. Катя поняла – лукавить со старым приятелем Гущин не намерен. Розенталь не тот человек, от кого можно что-то утаить. – Старая перечница Избушка-Зимовье сдохла. Советский классик и царица доносов, – Розенталь покачал головой. – И как сдохла! Такой конец такой жизни. Конечно, я слышал – все каналы трубили. Там ведь и родичи ее тоже? – Дочь Виктория и внучка. – Этих жаль, ее – нет. Но там ведь поймали кого-то сразу. – Он у меня при задержании погиб. Моя вина. И это не он, Миша. – И моя вина, – тихо сказала Катя. Розенталь оглядел их уже как-то по-иному. – Ясно. А Первомайская что, имела какое-то отношение к Мокшиной? – Ее дочь Виктория. Но это я у тебя хотел узнать. – В процессе ничего такого не фигурировало. Там все было вокруг них завязано – вокруг их денег, потерь, побоев и увечий. И это ведь когда было-то! Восемь, нет, почти девять лет назад. – В нашем деле сроки вообще феноменальные. Это как раз меня не смущает. – Даже не знаю, чем тебе помочь, Феденька. – Расскажи про эту Мокшину-Горгону. Что она за человек? – Дрянь, – Розенталь вздохнул. – Умная хитрая дрянь. Мозги как компьютер. Вся эта ее лавочка – Орден Изумруда – была ею организована лишь с одной целью: нажить капитал на вере дураков в страшные тайны и чудеса. Народ-то у нас девственно невежествен и доверчив. Причем вне зависимости от образования и статуса. Это какие-то внутренние мотивы включаются. Вот она это и умела отлично – включать все низменные мотивы, подчинять, доминировать. И деньги делать. До того, как мой клиент ее изувечил, она хороша была. Этакая стерва столичная – модная штучка. Недаром к ней вся наша тусовка от эстрадников до толстосумов липла. Но нельзя ее считать просто мошенницей, Федя. – Почему? – Ну, потому что кое-какой дар у нее все же есть. – Она экстрасенс? – Скорее, гипнотизерша сильная. И потом, знаешь, у нее есть очень редкая особенность – ноктолопия. – А что это такое? – спросила Катя. – Так называемое «кошачье зрение». Я сам сначала не верил во все эти россказни свидетелей о том, как она проводила сеансы, когда уверяла, что она в трансе и духи в ней. Но потом официально все подтвердилось. Врачи дали заключение. Она видит в темноте как днем. – А такое бывает разве? – спросил Гущин. – Бывает, но очень редко, связано с каким-то врожденным синдромом, с генами. Короче, она именно этой своей способностью видеть в темноте пользовалась всегда, повергая в шок своих последователей. Именно поэтому все ее сеансы и проводились по ночам – в закрытых комнатах на частных виллах, а если не там, то где-то в уединенном месте при луне в самый поздний час. Это, конечно, присуще всем оккультистам. Но у нее это имело практическое значение. Если она в кромешной темноте видит лишь очертания предметов, то при лунном свете ночью она видит как днем. Народ пугался. Она баки заколачивала легковерным. В результате счет в банке пух. Но… как видишь, дьявол своих тоже карает, – Розенталь усмехнулся. – Сейчас это больная, изувеченная, горбатая баба. Помышляет лишь о том, в какую бы клинику снова лечь, чтобы от горба избавиться. Как подумаю, что этот сибирский дурачок Комоглотов стал орудием дьявольского возмездия за все ее выкрутасы, – и смех, и оторопь берет. Им принесли заказ. Вино было отличным. Но Катя лишь пригубила его. Она слушала старых приятелей. Розенталь и Гущин обсуждали уже своих общих знакомых, вспоминали былое. Гущин расслабился. Выпил. Катя глядела на него и думала: такие посиделки – это как лекарство. Немножко полечит рану, что саднит… В душе она с нетерпением ждала встречи с этой Ангелиной Мокшиной – Горгоной. Ей хотелось самой поглядеть на нее. И составить свое собственное мнение о женщине с головой свиньи и барабаном. Глава 21 Эсфирь Эсфирь Яковлевна Кленова прекрасно выспалась и чувствовала себя бодрой, хотя на душе ее лежал камень. Вот уже несколько дней она ночевала в доме своей работодательницы и покровительницы и не испытывала при этом страха. Домработница Светлана не покинула ее и тоже оставалась ночевать. Ставила рядом с собой возле постели на тумбочку сразу два газовых баллончика. И чутко прислушивалась к шуму ночного ветра за окнами. А Эсфирь спала глубоко и не просыпалась от каждого шороха. Совсем не старческий сон. Так крепко она спала лишь в юности. И тоже здесь, в этой самой комнате наверху, рядом со спальней Виктории, которая в те далекие времена была детской, полной игрушек.