– Ее похоронили уже или тело в морге все еще? – спросил Гущин. – Ее кремировали сразу после судмедэкспертизы. Мы никого из родственников так и не нашли. Хоронить было некому. И урну никто не забирает. – Едем прямо на место, в этот ваш Конечный пункт, – распорядился Гущин. – Я хочу увидеть, где ее нашли. И они ехали – долго по пробкам, по шоссе, а потом мчали по свободной дороге. Наконец свернули к санаторию «Бор». Участковый Щеглов сказал, что через санаторий к карьеру подъехать ближе. Санаторий «Бор» – из старых подмосковных, знаменитых – некогда графская усадьба с парком. Главный корпус с колоннами и львами у подъезда, два новых корпуса с бассейном и самым современным медицинским оборудованием для рекреации и лечения. Они проехали всю территорию санатория – великолепный парк, где лесной ландшафт облагородили садовым дизайном и приспособили для нужд отдыхающих: летний театр, ротонды, дорожки, выложенные плиткой, берег ближнего пруда-карьера с пляжем, пустынным по случаю наступившей осени. Дорога шла через парк, потом метров двести лесом, и вдруг впереди открылся свет и простор. Они оставили машину на обочине и побрели по этой лесной дороге к обрыву. От красоты места здесь захватывало дух. Катя вынуждена была это признать. – Как на картине «Над вечным покоем», правда? – подал голос просвещенный лейтенант полиции. – Вон обрыв. Крылья нужны, чтобы отсюда взлетать. Дали смутны… серые жемчужные тучи осенние и лучи солнца. Все это так близко, потому что небеса словно нависают здесь над землей. А прямо под ногами открывается огромный провал – карьер с обрывистыми глинистыми берегами, где глина вся в промоинах, ямах и маленьких пещерах, и все это в переплетении древесных корней, сухих веток, палых деревьев. А там, внизу… ох, голова кружится… там, внизу, глина, камни и небольшое мелкое озерцо воды. А если не смотреть вниз, то открывается бесподобный вид на леса, поля, и так до самого горизонта. Покой… удивительная хрустальная тишина. Конечный пункт. Вглядываясь в даль, подставляя лицо ветру, что дул здесь с далеких полей, Катя подумала: Горгона могла, да… Несмотря на свое увечье, женщина вполне могла выбрать именно такое место для вечерней медитации, обдумывания планов, уединения. Но могла она выбрать это место и как свой конечный пункт, если жизненные обстоятельства сложились так, что жить ей стало невмоготу. И во все это можно было бы поверить и принять это, если бы… Не три трупа в доме в «Светлом пути». Если бы не странная смерть капитана Филиппа Шерстобитова, делавшего запрос о деле утопленных брата и сестры Сониных. Полковник Гущин бесстрашно подошел к самому краю обрыва. У Кати закружилась голова. Гущин смотрел вниз. – Там ее нашли, лейтенант? – Так точно. – А кто? – Сотрудники санатория. Позвонили нам. Мы сразу приехали. Достали тело. Туда с ума сойдешь спускаться, чуть ли не по веревке пришлось. Она лежала в воде. Там очень мелко. – А воды в легких не было? – спросил Гущин, делая шаг к самой кромке обрыва. – Федор Матвеевич, – Катя окликнула его. У него было какое-то странное выражение лица в этот миг. Обрыв, провал словно притягивал и его. Катя вспомнила аварию на дороге, как тело Ивана Титова взлетело в воздух от удара о капот грузовика. – Воды в легких не было, – участковый тоже смотрел на Гущина. – Закрытая черепно-мозговая травма и шея… Вы лучше отойдите оттуда. Там же глина, пласт может осыпаться и… Да отойдите же! Гущин словно не слышал. Жемчужный свет осеннего дня… дали смутны… В кустах тренькает какая-то птаха, словно дразнит… – Как она была одета? – спросил Гущин. – Как для прогулки. Брюки, легкая куртка, кроссовки на липучках. – Одежда эта ее где? – У меня хранится. Мне судмедэксперты отдали. – Я ее потом заберу у вас, лейтенант. Вы сказали, она с палкой ходила. Палку вы нашли? – Нет. – Нет? Ни здесь, наверху, ни там, на дне? – Не было ее палки… Ой, а я и не подумал об этом. А вы… вы так подробно расспрашиваете – почему? – Я дело об убийстве расследую, лейтенант. Лейтенант Щеглов помолчал. А потом сказал: – Есть одно обстоятельство, которое… Ну, мне оно показалось странным. – Что за обстоятельство? – Это надо вам показать наглядно в заключении судмедэкспертизы и на фото, которое я делал при осмотре трупа. Гущин оглянулся на него. И отошел от провала. Катя перевела дух. Ей хотелось сесть на землю. Она не могла описать словами, почему она вдруг ощутила такую безмерную слабость и такой страх. Ничего ведь не происходило… он просто задавал вопросы. Вполне по делу… Они вернулись к машине. Катя с вопросами ни к участковому, ни тем более к Гущину не лезла. Она лишь бесконечно радовалась тому, что они покинули Конечный пункт. Лейтенант Щеглов показал им путь до своего участка и маленького опорного пункта, размещавшегося в торце Дома быта. Там он достал из сейфа проверочный материал – не слишком толстую папку – и раскрыл ее на фототаблице. И Катя увидела Ангелину Мокшину – Горгону такой, какой она стала через двадцать шесть лет после событий на Истре. Ничего общего с женщиной из парка с фотографии – самоуверенной и привлекательной, прекрасно осведомленной об этой своей привлекательности, темноглазой, стильной, небрежно курившей сигарету. Горгона по-прежнему красилась в жгучую брюнетку, но в остальном… Пять суток ее тело провело в луже воды на дне карьера… Темные космы… печать смерти… распяленный, словно в последнем крике, рот… пятна тлена на коже… Скрюченное тело с огромным уродливым горбом между лопаток. Куртка, явно на три размера больше, топорщилась на горбе ужасным колтуном. – У нее была сломана левая рука, – сказал лейтенант Щеглов. – Закрытый перелом, полученный, как сказал судмедэксперт, в результате падения с высоты. Но посмотрите, как кисть вывернута, словно под прямым углом. И назад. Катя смотрела на снимок крупным планом. Фото было сделано уже в морге. Перелом… – А ее пальцы, – лейтенант понизил голос. – Вы взгляните на них. У нее сломаны два пальца. И оба под разными углами. Чуть ли не вертикально – безымянный и указательный. Катя смотрела на скрюченную кисть Горгоны, похожую на птичью лапу с маникюром. Сломанные пальцы торчали в разные стороны. Зрелище было ужасное. – Там есть, конечно, камни внизу в карьере, но они круглые… ну, это же не острые скалы. И там песчаное дно, хотя много мусора, есть и железяки разные. Конечно, можно и удариться, чтобы так руку сломать во многих местах. Но все же… Полковник Гущин забрал у него дело. – Лейтенант, с прекращением производства пока надо подождать, – сказал он. – И все это я беру с собой в Главк. Сейчас напишу вам официальный запрос и расписку. Лейтенант Щеглов помолчал, потом кивнул. – Я сначала подумал, – сообщил он Кате, наблюдая за тем, как Гущин составляет документы. – Может, какие-то мародеры, ну бомжи… пока она там лежала в карьере на дне пять дней. Если, предположим, кольца у нее были на этих пальцах. На правой руке у нее кольцо было дорогое с рубином. Так вот, на правой руке пальцы не сломаны. И кольцо – его уже в прозекторской потом эксперты сняли. Я подумал, может, это бомжи труп ограбить хотели, поэтому такие повреждения странные. Но патологоанатом сказал, что это не посмертные переломы, понимаете? Он меня категорически в этом заверил. Когда все это случилось с ее рукой – с кистью, с пальцами, она еще была жива. Поэтому патологоанатом сказал – это не посмертное мародерство, а прижизненная травма, полученная в момент, когда она летела с обрыва и, видимо, ударилась обо что-то рукой. Глава 23 Со стороны – Они все мертвы, Федор Матвеевич. Все, кто имел отношение или соприкасался с истринским делом об убийстве детей. Возможно, и Лидия Гобзева тоже… Катя ощущала, что в ней одновременно нарастает и великое беспокойство, и страх, и азарт, и паника. Азарт, потому что она чувствовала – эта и есть самая главная нить, и они ее отыскали в этом деле. А паника вырастала из страха, что они уже безнадежно опоздали. Кто-то шел на шаг впереди них, оставляя за собой только трупы. Они с Гущиным возвращались из Пушкино в Москву. Катя на заднем сиденье изучала это новое дело, которое Гущин изъял под расписку у участкового Щеглова. – Адрес Лидии Гобзевой, который начальник Истринского ОУР Шерстобитов указал в ОРД двадцать шесть лет назад, московский. Я просил своих проверить его – квартира была продана еще в девяностых. Сейчас там совершенно посторонние люди проживают, – Гущин все время прибавлял скорость, если дорога это позволяла. – Я буду ее искать через налоговую, через ИНН, хотя это очень долгий путь. – Вам не кажется, что вам пора идти к начальнику Главка, объявить ему о новых обстоятельствах в деле Первомайских и добиться того, чтобы расследование возобновилось уже официально? – осторожно спросила Катя. – Вы фактически сейчас в одиночку все делаете. – А себя ты не считаешь?