Он смотрел на меня с блеском в глазах и довольной ухмылкой. Его взгляд следил за кровью с моего лица, которая капала на рубашку. Он думал, что победил только потому, что пустил кровь? Благодаря моему отцу и его хреновой версии воспитания, у меня были шрамы внутри, которые резали глубже, чем что-либо на поверхности. Я не был злобным, не был парнем, который живет ради мести. У меня не было на это времени. Я был хаосом. Разрушением. Чертовым ураганом, который уничтожал все на своем пути. Яростный и непредсказуемый. И если я узнаю, что Каспиан Донахью хоть пальцем тронул Лирику, я вернусь, и это дерьмо на моем лице покажется порезом бумаги по сравнению с тем, что с ним сделаю. Я улыбнулся ему. — Это еще далеко не конец. — А потом я забрался в машину Итана, ни разу не оглянувшись через плечо. — Отвези меня к Лирике. Двадцать минут спустя мы остановились перед ее домом. — Уверен, что не хочешь сначала привести себя в порядок? — спросил Итан, когда я открыл дверь, чтобы вылезти. Я подмигнул, а затем наклонил голову, выходя из машины. Еще до того, как мы начали трахаться, Лирика была у нас дома, когда я возвращался домой после спарринга, окровавленная и в синяках. Может быть, никогда так сильно, но я знал свою девочку. Она могла справиться с этим. Она бы, наверное, отмыла меня и отругала. — Ничего такого, чего бы она не видела раньше. Он засмеялся, а потом уехал, качая головой. Ладно, моя маленькая птичка. Пора тебе рассказать мне, что, блядь, ты задумала. Глава 11 Линкольн Обычно я здоровался с портье, прислонялась бедром к стойке и брал несколько шоколадных конфет из стеклянной чаши. Но не сегодня. Из-за драки с Каспианом мой адреналин зашкаливал, а сердце колотилось как ураган. Все вокруг меня было как в тумане. Белый мраморный пол сливался с темно-серыми стенами. Люстра, похожая на дорожки из стеклянных капель дождя, свисающих рядами с потолка, была затуманена струйкой крови, которая все еще сочилась из пореза возле моего глаза. — Мистер Хантингтон, — окликнул швейцар, когда я промчался мимо него. Я помахал рукой в воздухе, не потрудившись оглянуться через плечо. — Поймаю тебя на выходе, Чарли. Сегодня у входа в лифт стояли два охранника. Ни один из них не был ни Ральфом, ни Джеком. Они оба смотрели на меня, сузив глаза и нахмурив брови. Да пошли они. Я нажал на кнопку, чтобы вызвать лифт. Стальные двери открылись, и один из них, грузный, с темными волосами и бородой, протянул руку, как один из тех, что стоят на железнодорожном переезде или в гараже. — В пентхаус посторонним вход воспрещен. Какого хрена он только что сказал? Я ухмыльнулся. — И я полагаю, ты собираешься остановить меня? — Я посмотрела на его руку. — Этим? Он открыл рот, чтобы произнести слова, которые не хотел слышать, и я прервал его, выхватив дубинку из кобуры на его бедре и воткнув ее ему между ног. Его лицо побледнело, рука опустилась на живот, и он опустился на колени, задыхаясь. Да. Пошел ты. Второй парень бросился на меня, но я успел войти в лифт прежде, чем он успел обойти первого парня и добраться до меня. Я ухмыльнулся ему. Пошел ты тоже. Прикинул, что у меня есть минут пять, прежде чем лифт сделает круг и эти двое ворвутся в пентхаус, готовые надрать мне задницу или вызвать настоящих копов. К тому времени Лирика уже скажет им, насколько желанным гостем я был в ее квартире. Огоньки на маленьких круглых кнопках загорались, когда я проходил каждый этаж. Я поднял рубашку над головой и прижал ее к лицу, стараясь впитать как можно больше крови. Для семнадцатилетней девушки Лирика была чертовски придирчива к чистоте своего жилища. А я собирался ворваться сюда, заляпав кровью весь ее пол. Двери лифта открылись прямо в гостиную, открывая захватывающий вид на город через окна от пола до потолка. Свет был выключен. Она не свернулась калачиком под одеялом в углу большого кожаного дивана, как обычно. Из кухни по комнате не плыл запах свежеиспеченного печенья. Не играла музыка в системе объемного звучания. Была только тишина, слишком много тишины. Где она, черт возьми, находится? Может быть, она спала. Я оставил ее всего несколько часов назад после интенсивного траха, в результате которого ее задница впала в сексуальную кому. Лирика развлекалась тем, что пыталась заставить меня ревновать. Ей нравилось, как я трахал ее, когда злился. Не буду врать. Мне это тоже нравилось. Мы были в полной жопе. Если это дерьмо с Каспианом было еще одной ее игрой, я позабочусь о том, чтобы она помнила, чья это киска, каждый раз, когда она садится. Прошлой ночью в «Палате» она позволила двум парням трогать себя, как будто они были слепыми, а ее тело было покрыто шрифтом Брайля. Она думала, что раз меня там не было, то я об этом не узнаю. К черту. Я всегда следил за ней, и это был единственный секрет, который Палата не хранила. Она не была такой самоуверенной, когда я появился в ее пентхаусе в полночь, готовый показать ей, что происходит, когда она забывает, кому принадлежит. Она лежала в постели, совершенно не замечая, что я вошел. Я сдернул покрывало, охренев от ужаса, когда увидел ее в одних трусиках, пропитанных моей спермой. — Что ты делаешь, Линк? — спросила она, когда я наклонился и погладил ее киску через тонкую ткань. — Ты что, упала и ударилась головой? Она провела рукой по глазам, прежде чем открыть их до конца. — Нет. Я провел пальцем по ее щели. — У тебя был инсульт? — Что? Нет. — Ее голос был хриплым со сна, и это было сексуально, как блядь. — Значит, нет причин, почему у тебя вдруг должна быть амнезия. — Мои пальцы скользнули под резинку ее трусиков и коснулись ее голой киски. Она втянула воздух. — О чем ты говоришь? Я ухмыльнулся, хотя она, вероятно, не могла меня видеть. Лирик точно знала, о чем я говорю. — Это… — Я медленно погладил ее клитор. — … это мое. — Ее бедра приподнялись, лишь малейшее движение, но я знал, когда ее тело умоляло меня. Провел кончиком пальца по ее щели до жадного маленького отверстия, затем скользнул внутрь. Так чертовски мокро. — Это мое. — Моя свободная рука сжала одну из ее сисек. — Мое. — Я наклонился, провел языком по ее лицу, затем остановился, чтобы укусить ее за мочку уха. — Моя. — прошептал я ей на ухо. — Это все, блядь, мое. — Она втянула еще один воздух. — А не каких-то мудаков, которым ты позволяешь прикасаться к себе в Палате. — Я засунул в нее еще один палец. — Мое. Я прошел по коридору в ее спальню, огляделся, затем направился к двери в ванную комнату. Она была открыта, и свет был выключен. Хорошо, она не в душе. Я стянул футболку с лица и оглядел спальню. Одеяла были откинуты, как будто она только что встала с постели. — Лирика. Где ты, блядь, находишься? И тут я увидел их — маленькие пластиковые маркеры, сложенные в виде палатки, ярко-желтые с жирными черными цифрами. Два на тумбочке, рядом с парой пакетов кокаина, и еще один на полу рядом с ее кроватью, в окружении еще большего количества кокаина. — Это моя девочка. Ее губы обвились вокруг моего члена. Мой кулак был в ее волосах. Мои бедра раскачивались вперед-назад, когда я трахал ее идеальный рот. Кто-то сказал мне, что от кокаина член немеет. Онемевшие члены трахаются дольше, и я был здесь, чтобы преподать урок. Долгий, жесткий трах был именно тем, что мне было нужно. Я ослабил хватку на ее волосах и вынул член из ее рта, наслаждаясь тем, как он блестит от ее слюны. Ее губы были припухшими. Ее грудь вздымалась с каждым вдохом, когда она снова наполняла легкие воздухом после того, как подавилась моим членом. Она посмотрела на меня темно-синими глазами, и во мне вспыхнула собственническая ярость. Никогда не хотел, чтобы эти глаза смотрели так на другого мужчину, никогда не хотел, чтобы этот маленький красивый ротик был на другом члене. То, что я чувствовал сейчас… я бы разрезал ублюдка от пупка до подбородка только за то, что он смотрел на нее. Я наклонился, полез в карман и вытащил два пакетика, бросил один на тумбочку и открыл другой. Затем посыпал ладонь белым порошком. Глаза Лирики расширились, когда часть порошка пролилась на ее сиськи и весь пол. Я бы слизал это за минуту — с ее сиськи, а не с пола. — Линкольн… Я знал, что она не хочет в этом участвовать. Она никогда не хотела. Наркотики были одной из привычек, от которой она поклялась держаться далеко-далеко и я должен был уважать это. А я не уважал. Но опять же, никогда не утверждал, что я джентльмен. До сих пор я ограничивался «Перкоцетом» и травкой рядом с ней. Но я был в ярости и хотел доказать свою точку зрения. С меня было покончено с играми в ревность. — Шшш, — я провел подушечкой большого пальца по ее губам, а затем поднес руку к своему члену. Порошок на моей ладони смешался с ее слюной, когда я поглаживал его взад-вперед. Фуууууух. Мои глаза встретились с ее. — Держу тебя. — Я облизал губы. — Доверься мне. — Я не буду сосать кокаин с твоего члена. Это была моя девочка. Всегда вздорная. Всегда боролась со мной. Жаль, но я всегда побеждал. Я наклонил подбородок к кровати. — Ложись. Она забралась на кровать и положила голову на подушку. Ее светлые волосы рассыпались вокруг нее, как нимб, но мы оба знали, что она не ангел. Я устроился между ее ног. — Шире. Ее колени раздвинулись в стороны, давая мне возможность увидеть в первом ряду, насколько мокрой я ее сделал. Господи. Кокаин работал. Я чувствовал себя твердым как скала и непобедимым. Лирика вскочила, положив руки мне на плечи, когда я держал пакет над ее голой киской. Я был больше, сильнее, тверже. Ее небольшой толчок даже не заставил меня сдвинуться с места. — Я сказал, что держу тебя, Птичка. — Я покрыл ее киску кокаином спереди назад, пальцами выравнивая ее по шву, и затем бросил почти пустой пакет рядом с другим на тумбочку. Облизал губы и вернулся к ней между ног. Она опустилась на подушку, расслабившись в ту секунду, когда мой рот встретился с ее клитором. Горький порошок покрыл мой язык, но все, чего я хотел, это большего. Больше этой сладости под ней. Больше ее. Это был кайф, подобного которому не было, видеть ее сиськи и киску, покрытые кокаином, знать, что она позволит мне делать все, что я захочу, с ее совершенным маленьким телом, доказывая нам обоим, что она моя. Я никогда в жизни так не заводился. Громкие крики наполнили пустой пентхаус, вернув меня в настоящее. Двое охранников снизу ворвались в спальню Лирики с оружием наперевес, направленным прямо на меня. Бывали в жизни моменты, когда можно было практически слышать, как тикают секунды. Тик. Тик. Тик. Все казалось неподвижным, и ты знал, что в этот момент, как только наступит следующая секунда, ничто уже не будет прежним. В этот момент я был в ловушке, застыв между тиками. — Где она? — крикнул я в ответ. — Ложись на землю и заложи руки за голову!