Я наказал Лирику тем же способом, что и всегда, когда она думала, что может отдать то, что принадлежит мне по праву. Я трахал ее рот без всякой жалости, а потом наполнил ее таким количеством спермы, что она несколько дней будет чувствовать меня на вкус. А потом я провел остаток ночи, прижимая ее к себе и гладя по волосам, пока она рассказывала мне все. Все. Она открыла свою душу и выложила ее там, разбитую и обнаженную. То, как они взяли ее. Блядь. Когда она говорила о том, как они ее брали, меня просто разрывало на части. Мне пришлось попробовать ее губы на вкус, чтобы унять жжение слов. Я должен был стараться больше. Я должен был раньше понять, что что-то не так. Я буду жить с этим чувством вины до конца своих дней. Но теперь она была здесь, и я собирался провести каждый день с этого момента и до вечности, заглаживая свою вину перед ней. Она рассказала мне о браке, который на самом деле не был браком — слава богу, потому что я бы сжег весь этот чертов мир, если бы это было так. Но я все равно собирался это сделать, потому что мысль о том, что она может поделиться чем-то подобным, реальным или нет, с кем-то, кроме меня, разрывала меня изнутри. Она рассказала мне о мужчине, который пытался напасть на нее, но в итоге умер. Если что и удерживало меня от того, чтобы оторвать член Грея Ван Дорена, так это тот факт, что он спас ее той ночью. Она рассказала мне о визитах Каспиана и о том, что только это и добрая женщина по имени миссис Мактавиш помогли ей сохранить рассудок. Но только когда она рассказала мне о том дерьме, которое они заставили ее сделать в брачную ночь, я сломался. Неважно, что говорила Лирика, как сильно она его защищала. Не имело значения, что он защитил ее от этого куска дерьма, монстра. Грей взял то, что она не была готова отдать. Она сказала, что у него не было выбора, что он спасал ее от судьбы, худшей, чем он сам. Мне было плевать на обстоятельства. Он взял то, что ему не принадлежало. Она была моей. Ее киска была моей. Адреналин, который хлынул в меня в ночь боя, был ничто по сравнению с тем, что я чувствовал, зная, что кто-то другой был внутри нее. Мне потребовалось все, что у меня было, чтобы не пойти туда и не прирезать этого ублюдка во сне. И мой собственный отец был там. Я поклялся Богом, что как только вернусь домой, заставлю этого ублюдка пожалеть. Киптон Донахью был мертв. А что касается остальных, то им лучше надеяться, что Бог проявит к ним милосердие, потому что я точно не буду. Лирика пыталась дать мне оправдания и объяснения, почему Грей был таким, каким он был, но все, что я слышал, это пульс, пульсирующий в моих барабанных перепонках. Все, что я чувствовал, — это ярость, которая стала мне так близка за эти годы. Я сел и чуть не слетел с кровати, но она прижала руку к моей груди. — Куда ты идешь? — Чтобы закончить то, что я начал на пляже. — Может быть, даже убить его на этот раз. Она забралась на меня сверху, облокотившись на мое тело и направляя мой член в свою сладкую киску. — Почему бы нам не закончить это вместо этого? Блядь. Как я мог спорить с этим? Ни одно чувство в мире не сравнится с этим — ни одно. Она опустилась до конца и крепко сжала меня. Я приподнялся и взял ее сосок между зубами, а мои руки впились в ее бедра и повалили ее на меня, сильнее, быстрее, пока слова не были забыты, а единственными звуками остались ее сладкие стоны и шлепки плоти о плоть. *** На следующий день я наблюдал за ней издалека, когда она стояла рядом с моей сестрой у алтаря. Чертово совершенство в нежно-розовом платье с цветами в волосах. Однажды она будет стоять у алтаря на нашей собственной свадьбе, а я буду стоять перед ней и говорить всему гребаному миру, что она принадлежит мне. И это будет не какая-то хреновая церемония, чтобы успокоить Братство. Нет. Это будет по-настоящему. Мы скрепим это кровью, как это сделали моя сестра и Каспиан, и никто, ни Бог, ни сам дьявол, не сможет разрушить это. Через несколько часов мы все переоделись в обычную одежду и стояли на причале, никто из нас не был готов прощаться. Я был на воде с самого раннего детства. Я умел управлять лодкой еще до того, как научился ходить. Именно поэтому Каспиан поручил мне доставить Лирику, Грея и миниатюрную женщину с добрыми глазами, известную как миссис Мактавиш, на соседний остров. Не то чтобы у него был выбор. Я ехал независимо от этого. Двадцать четыре часа. Это было то, что Грей дал ей с нами. Самодовольный ублюдок. — Разве вы двое не должны быть в медовом месяце или что-то в этом роде? — спросил я Татум, когда она обнимала Лирику. — Мне не нужно ехать на дорогостоящий курорт, чтобы трахнуть свою жену, — вклинился Каспиан. Я отмахнулась от его слов, потому что меньше всего мне хотелось представлять себе мою сестру, склонившуюся перед ним. Я уже был травмирован окончанием их свадебной церемонии. С каких это пор моей сестре нравится, когда за ней гоняются? Что это было за дерьмо? — Они во всем разберутся. Мы вернем тебя, — сказала Татум, и Лирика кивнула. Она так старалась казаться сильной. Моим маленьким бойцом. Но я знал, что это разрывает ее изнутри. Я видел это в ее глазах. Чертовски верно, что мы собирались все выяснить. Но она полагалась на Каспиана и Чендлера. У меня был свой план. С воды подул ветерок, развевая мои волосы на лбу. Я зачесал их назад, затем помог миссис Мактавиш подняться на борт, пока Лирика прощалась с Татум. К черту Грея. Этот засранец мог бы и сам себе помочь. Если повезет, он споткнется и упадет в океан. Мне было все равно, что говорит Лирика. Я не доверял ему. Он был одним из них. Он наклонился и прошептал что-то на ухо Каспиану, заставив его кивнуть в ответ. Затем он поднялся по ступенькам и вошел в лодку. Я усмехнулся над синяком на его щеке и носу, который портил его красивое мальчишеское лицо. Лирика обняла Каспиана и Чендлера на прощание. Чендлер позволил своему прикосновению задержаться чуть дольше и с ухмылкой посмотрел на меня через плечо. Этому засранцу повезло, что я потратил всю свою энергию на то, чтобы трахать Лирику до восхода солнца. Я сузил глаза и схватил ее за задницу, потому что это была моя задница. Она вскочила и вырвалась из его рук. Я подмигнул ему, а потом сунул зубочистку в рот. Шах и мат, ублюдок. Лирика шлепнула меня по плечу, но держала меня за руку, пока я помогал ей подняться на борт. — Позаботься о моей лодке, — крикнул Каспиан, когда мы отчалили от причала. — Ты волнуйся о моей сестре, а я буду волноваться о твоей лодке. Поездка до следующего острова была недолгой — минут тридцать, не больше. Грей прислонился к поручню, сложив руки на груди, и следил за каждым движением Лирики. Миссис Мактавиш сидела на носу, делая вид, что читает книгу, но большую часть времени я чувствовал на себе ее взгляд. Новость: я не тот парень, который похитил другого человека. Лирика стояла позади меня у руля, обхватив руками мою талию и положив голову мне на спину. Лодка покачивалась на воде, разбивая волны гребнями на носу. — Как ты думаешь, они смогут это сделать? — спросила она меня. Ее приятный голос был музыкой для моих ушей. Он вибрировал на моей спине до самых яиц. На самом деле она спрашивала, думаю ли я, что она когда-нибудь увидит меня снова, увидит ли она кого-нибудь из нас снова. — Да, — сказал я. Это был единственный ответ, который любой из нас мог принять. Почти пять лет я ходил как оболочка человека. Появилась Лирика и вдохнула жизнь в пустоту. Она принесла свет в мою тьму. Ни один наркотик в мире не сравнится с тем кайфом, который я испытывал, когда был с ней. Она была всем и вся. Я не сделал много хорошего в своей жизни, но я готов умереть, чтобы сохранить ее. Все остальное не имело значения. — Расскажи мне о театре, — сказала она, и это было похоже на один из тех разговоров с человеком, когда ты знаешь, что он умирает, и используешь свой голос, чтобы он держался. Я улыбнулась и покачала головой, позволяя зубочистке покататься между зубами. — Нет. Я лучше покажу тебе. Ее руки сжали меня сильнее. — Почему ты дерешься? Потому что жизнь превратила меня в оружие. — Потому что без нее у меня ничего не было. — Я вытащил зубочистку изо рта, затем повернулся, чтобы поцеловать ее в макушку. — До сих пор. Впереди показалась береговая линия Барбадоса. Лодки всех цветов и размеров выстроились вдоль причалов на фоне красочных зданий, высоких пальм и зеленых холмов. Рай для кого-то. Для меня — кладбище, место, где любая надежда на будущее с ней умрет, как только она сойдет с этого судна. Не было ничего безмятежного в том, чтобы смотреть, как она уходит с ним. Я бы не стал делать чертовы фотографии и вспоминать об этом с нежностью. Грей встал прямо и подошел к нам, когда я спустился на причал. Я ненавидел то, как он смотрел на Лирику, словно она была его защитой. Но это было не так. — Готова? — спросил он ее. Она опустила руки и подняла голову. Я тоже ненавидел это. Я уже чувствовал, как ее тепло исчезает изнутри меня. — Дашь мне минутку? Он кивнул, затем посмотрел на меня. Как будто ей нужно было его разрешение. Я оскалился в ответ. Ей ни хрена не нужно твое разрешение. — Конечно, — сказал он. — Линкольн. — Он отстранил меня легким движением головы. Миссис Мактавиш закрыла свою книгу и тепло улыбнулась мне. — Приятно было познакомиться. — Да, мне тоже. — Я был бы более любезен, если бы женщина не дала понять, что болеет за Грея в этой поганой ситуации. Я смотрел, как они переступают через корпус на причал, и ждал, пока они не окажутся на расстоянии слышимости. Нервное беспокойство нарастало внутри меня, накручивая меня все сильнее и сильнее. Мой пульс участился. Лирика шагнула ближе ко мне, обхватив руками мою талию сбоку. — Это не навсегда. Они найдут способ… Я прервал ее. — Подожди. Она посмотрела на меня расширенными глазами. — Что? — Просто. Держись. Блядь. А потом я перевел лодку на задний ход и взлетел. Глава 35 Лирика Вернувшись на берег, миссис Мактавиш начала бежать к краю дока, но Грей протянул руку, чтобы остановить ее. Его спокойствие всегда нервировало, но в этот раз оно вызвало дрожь в моем позвоночнике. Я ударила Линкольна по груди. — Что ты делаешь?