— Ты можешь хотя бы сказать мне, что это такое? — Я наблюдала, как он создавал вихри и линии в тонких узорах. У него был дар. Мне стало интересно, создавал ли он свои татуировки сам. Полагаю, творчество было естественным побочным продуктом для того, чей ум никогда не спал. Он лег на бок и оперся на один локоть. — Я еще не знаю. — Он продолжил путь по верхней части моей руки, остановился на локте, а затем поднялся обратно. — Ты доверяешь ему? — Он говорил о Грее. Это был слон в комнате с тех пор, как он посетил театр пять дней назад. — Думаю, да. — Это был самый честный ответ, который я могла дать. Линкольн написал линию римских цифр вдоль моей ключицы, затем продолжил вихри и узоры. Я изо всех сил старалась не шевелиться, пока мягкий кончик пальца щекотал мою кожу. Его горячее дыхание обдавало мою плоть, когда он дул на чернила, чтобы они высохли. Мое тело инстинктивно дернулось, и он захихикал. — Проголодалась по моему члену так скоро? Изголодалась. — У нас вся ночь, детка. И вся оставшаяся жизнь после этого. — Он говорил так спокойно, так уверенно. Я хотела бы чувствовать то же самое. Маркер провел по гребню моей груди и вокруг соска. — Я чуть не убил человека. — Он поднял на меня глаза, и мои легкие замерли, когда я увидела, как яркость в его глазах рассыпается и трескается, как лед на озере. Его рука перестала двигаться. — Это было во время драки. Я только что узнал… — Его слова оборвались, словно он потерял мысль. Он тяжело сглотнул, затем снова посмотрел на меня, положив подбородок мне на грудь. — Меня не было. Потерялся в темноте. Я чуть не свернул ему шею, и даже не понял этого. — Его голос был тихим, измученным. Я смахнула волосы с его лба, затем положила ладонь ему на щеку. — Но ты не убил его. — Я бы убил, если бы Дьюс не остановил меня. Мое сердце заколотилось от сожаления в его глазах, которое притупило его искру. — До того, как Грей решил стать благородным и все такое, я уже решил, что убью его. — Его голос был сырым, все эмоции выплеснулись наружу. — И, если завтра он передумает и попытается убить меня первым… — Его рот коснулся моих губ. — Не будет никакого Дьюса, чтобы остановить меня. На случай, если ты волнуешься. Если ты боишься. Я хочу, чтобы ты знала: я сделаю все, что потребуется, чтобы ты была в безопасности. — Он прижался своими губами к моим, жестоко и яростно. Он кусал, сосал и требовал мой рот, как будто он требовал мою душу. И я отдалась ему. Его сожалениям. В его гнев. В его боль. Его рука переместилась на сторону моего лица. Кончики его пальцев глубоко зарылись в мои волосы, и он прижал меня к себе, углубляя поцелуй и заставляя все мое тело пульсировать от потребности. Другая его рука пробежала по моему боку, задевая кожу. Мое тело покачивалось на его бедре, создавая трение там, где я жаждала его больше всего. Он зарычал мне в рот, и я почувствовала металлический привкус крови, когда он наконец разорвал поцелуй. Линкольн провел большим пальцем по крови на моей губе, затем поднес его к своей, размазывая ее, прежде чем засунуть в рот. — Ты навсегда поселилась в моей душе. Я посмотрела вниз на свою покрытую чернилами плоть и обнаружила розы, десятки из них, проросшие из колючих лоз и поглощенные пламенем. Глава 39 Лирика — Почему я не могу пойти? — спросила я, мои слова отскочили от закрытой двери. Дверь в ванную медленно открылась, и оттуда вышел Линкольн. Его лицо было покрыто белой краской, а вокруг глаз размазалась черная краска. В углах были черные полосы, похожие на трещины. Или слезы. Его нос и щеки были покрыты той же черной краской, а над губами до самых ушей он нарисовал ряд улыбающихся, но зловещих зубов. Мои губы разошлись, и внутри меня вспыхнул огонь. Этот мужчина был моим. Весь мой. То чувство собственничества, которое он испытывал ко мне, я испытывала к нему в той же степени. Я бы убила любого, кто причинил бы ему боль, кто даже прикоснулся бы к нему. Его губы изогнулись, когда он взял мой подбородок между большим и указательным пальцами. — Я думаю, моей грязной девочке это нравится. — Его другая рука протянулась между моих бедер и коснулась моей киски. — Я думаю, ей это чертовски нравится. Тепло и потребность закрутились в глубине моего живота, заставляя пульсировать мое ядро. На краткий миг борьба была забыта. Была только эта бесконечная, висцеральная нить, тянущая нас вместе, обжигающая, палящая, горящая с обоих концов. Линкольн наклонился вперед так, что его губы коснулись раковины моего уха. — Тебе нравится, детка? — Его средний палец провел по моей мокрой складочке. — Тебе нравится, когда я освобождаю своих демонов? — Низкое рычание окутало его голос. Да. Люцифер зарычал, привлекая внимание Линкольна к двери. Через секунду раздалось легкое постукивание по дереву. — Мне пора идти, Птичка. — Он провел пальцем по моим губам, и мое сердце подскочило к горлу. Нет. Я схватила его вторую руку в свою, сглатывая боль в груди. — Если я побегу, ты побежишь со мной? — Я закрыла глаза и молча умоляла, чтобы все это было одним большим кошмаром, который пройдет, если я только смогу проснуться. Пожалуйста. Боже. Судьба. Кто-нибудь. Сделайте так, чтобы это прошло. — Я пойду туда, куда ты захочешь, детка. — Мои глаза распахнулись при звуке его голоса. Грустная улыбка украсила его губы. — Как только все закончится. Затем, поцеловав меня в губы нежным, не похожим на Линкольна поцелуем, он ушел. Дьюс сидел на диване и молча смотрел на свой телефон. Его пальцы скользили по экрану, как будто он случайно пролистывал Instagram. Как будто это был просто еще один день. Линкольн заставил его остаться со мной, чтобы убедиться, что я не улизну и не последую за ним вниз. Мне хотелось взять его гребаный телефон и швырнуть его в стену. Я прислонилась спиной к двери и сползла на задницу. Тяжесть в груди стала невыносимой — виноградная лоза скручивала и сжимала мое сердце. Вернись ко мне, Линкольн Хантингтон. Пожалуйста. Он всегда ломался, когда я говорила пожалуйста. Люцифер лег передо мной, прижавшись головой к моим ногам. Не было ничего. Только гулкий стук моего сердца. Я уставилась на пол под собой. Щели и сучки в темном дереве рассказывали историю, которую мог знать только лес. Когда мы с Линкольном расскажем нашу историю, мы будем злодеями или героями? Я сделаю все, что потребуется, чтобы ты была в безопасности. Каспиан как-то сказал, что Грей — самый жестокий человек в Братстве. Неужели он так легко сдастся? Он ненавидел Братство и сделал своей личной миссией то, чтобы оно пало. Почему он должен это оставить? Ты ему доверяешь? Да. Доверяю. Я должна была. Иначе я отправила бы человека, которого люблю, на смертельный поединок с человеком, которого все остальные считают опасным. От одной мысли, что с кем-то из них что-то случится, меня тошнило. Раскаты грома становились все громче, ощущая физическую вибрацию на моей спине. Дьюс посмотрел на свой телефон, затем вскочил с дивана и бросился к двери, указывая на меня одним пальцем и прижимая другой к губам. — Не двигайся. Стук. Кто-то стучал. Линкольн не стал бы стучать, что означало… О, Боже. Я отползла в сторону, затем все мое тело напряглось, когда Дьюс открыл дверь. — Приведи ее, — сказал мужской голос. Дьюс схватил меня за руку и оторвал от пола. Я вырвалась из его хватки. Мне не нужно было, чтобы он меня тащил. Я была способна идти сама. Мужчина шел впереди меня, а Дьюс позади, оставив меня зажатой между ними. Каждый жесткий шаг на лестнице был подобен предсмертному звону. Лестничный пролет освещали лишь несколько аккуратно расположенных бра на стене. Это напомнило мне Убежище. — Где Линкольн? — спросила я мужчину, который постучал в дверь. Он шел слишком медленно. Мне нужно было спуститься вниз и выяснить, что случилось, почему этот человек стоит у двери и кто его послал. Он был высоким, выше Линка, и крепким. Борода скрывала большую часть его лица, но глаза были холодными и серыми. Он проигнорировал меня и продолжал идти. — Куда ты меня ведешь? — Мой голос становился громче с каждым словом. — Что случилось с Линкольном? Тишина. Мои мысли крутились в голове, а сердце бешено колотилось. Ничего хорошего в этом не было. С лестницы доносилась музыка, мрачная и предвещающая. Это было похоже на предзнаменование. Я последовала за мужчиной и Дьюсом за угол и вошла в зал. Свет над клеткой был тусклым, лишь слабый отблеск исходил с балкона. У меня перехватило дыхание, когда я увидела Линкольна. Он стоял в центре клетки. Один. И живой. Где был Грей? Все вокруг нас светилось красным светом от прожекторов, создавая ощущение склепа или подземной катакомбы. Моя кровь застыла от жуткого вида всего этого. Все места были пусты, кроме первого ряда за клеткой, где сидели Малкольм Хантингтон, Пирс Кармайкл и Кинг Уинстон. Видеть их, выстроившихся таким образом, в своих костюмах, с небрежно подставленными лодыжками на коленях, было слишком знакомо. Мой желудок забурчал, когда мы подошли ближе. — Где он, блядь, находится? — Ярость Линкольна была очевидна в его голосе. Грея здесь не было? Грея здесь не было. Злость уколола мою кожу, пробежав по мне, как лед, и разбив мое сердце. Он солгал.