— Хотел бы я, чтоб ты была права. Но к огромному несчастью, никакой другой Эмри не существует. И чем больше времени она без внешней памяти, тем хуже, потому что это не я и не А-17 — угроза для неё. Самая большая угроза для неё — это она сама. XXXIII — Вы знаете, я даже не буду особенно комментировать моё решение, — с недовольным видом объявил пожилой мужчина из образовательного отдела. — Я не знаю, что мы тут так долго обсуждаем. Это выступление абсолютно того не стоит: просто собрание досужих измышлений. Ноль научности, ноль анализа, ноль оригинальных фактов. Мы хотим услышать от кандидатов что-то новое, свежее, меняющее взгляд на вещи и, уж во всяком случае, что-то большее, чем пересказ пропагандистских антиглобалистских листовок. В интеллектуальном плане выступление, извините меня, убого. Эта девушка живёт в мире, где никогда не было теорий Котэ и Арди, где госпожа Ада Эндрюс так и не выпустила свою «Смерть корпоративного мира» и та не разошлась миллионным тиражом. Мне, честно говоря, тяжело смириться с тем, что на смену нам приходит поколение, лишённое способности к анализу, потерявшееся в бесконечном потоке информационного мусора и не умеющее отделять зёрна от плевел, идущее на поводу у агитаторов и манипуляторов. Всё что угодно, лишь бы не мыслить самостоятельно! Вот что пугает современного человека. Ну а меня пугает эта тенденция. Как вы понимаете, я голосую против, спасибо. — Какие вы все злые, — сказал Мелджен. — Это хоть не так скучно было, как та нанотрубка: я чуть, блин, не уснул. Роулс посмотрел на него с нескрываемой насмешкой, но промолчал. — Мы уже заметили, что в MJ наблюдаются проблемы со свободой слова, — вмешался до этого отмалчивавшийся эксперт комитета с кустистыми бровями и желтоватым отливом кожи. — Со всем уважением, интеллектуальный снобизм и придирки к формату со стороны представителей корпорации — это абсолютно не comme il faut. Комитет, безусловно, поддержит девушку, не может быть никаких вопросов. За. Представитель технического отдела, воспользовавшись повисшей паузой, выразил своё возмущение: — Свобода слова? Уж не путаете ли вы нас с кем-то? MJ — частная независимая компания. Мы можем отказывать кандидатам по причине их несоответствия внутренним требованиям. И пожалуйста, не путайте свободу слова с откровенной глупостью. Да и к тому же, как вы видите, мнения разделились и среди представителей корпорации. Или свобода слова, по-вашему, непременно означает, что должна победить ваша точка зрения? Мы в MJ понимаем её иначе. Мелджен и возмущавшийся эксперт комитета посмотрели на Роулса, намекая тем самым, что пора бы и ему уже проголосовать и не тянуть резину. Несмотря на возникшую пикировку, теперь всё было уже понятно: четыре «за» и четыре «против» вместе с голосом Роулса безусловно означали принятие Эмри в штат стажёров. — А, вы меня ждёте? — Роулс улыбнулся. — Ну, в комитете тоже есть свобода слова. И понимаем мы её точно так же, как и вы, не переживайте. В общем, извините, что привлёк к себе столько внимания и дотянул до последнего, — я голосую против. — Ну спасибо, друг, — Мелджен рассмеялся, — умеешь поддержать. Коллеги по комитету посмотрели на младшего эксперта Роулса с таким видом, будто он только что заявил о переходе на службу в MJ. — Так что, это была последняя копия? — спросила Эмри, взяв из рук Моррвана кофе. — По списку — да, но с А-17 всё без изменений. И что с сигналом, тоже неясно. Вообще, я пришёл по просьбе Сонцев. Ты уверена, что тебе нужно быть сейчас одной? Мы все волнуемся. Может, мы можем как-то помочь? — Только если у вас есть идеи, как исправить положение. Потому что я до сих пор так и не придумала. Он развёл руками. — Не кори себя слишком. Мы проиграли, пора это признать. Это наша общая ошибка, что мы настолько доверяли Роулсу. Никто не будет обвинять тебя лично, Эм. Да и как ему было не доверять: с его репутацией и заслугами? Столько лет… — Послушай, — начала Эмри, но почувствовала, что продолжение фразы от неё ускользнуло, и замолчала на какое-то время, собираясь с мыслями, — ведь это нас не оправдывает. И не снимает с нас ответственности. Я не хочу верить в то, что выхода нет. Но я хочу сказать ещё вот что: я должна немедленно передать управление операцией. — В чём дело? Ты ведь ещё вполне в себе, Эм, — насторожился Моррван. — Или нет? Ему показалось, что она побледнела. — Это не то, что я думала, Мор, и дело не в том, что я теряю способность соображать и глупею. Я… кажется, я становлюсь другим человеком, вот примерно такие у меня ощущения. Я не имею права больше управлять, это невозможно. Позови Сонцев, пожалуйста. Я должна ввести её в курс всех технических моментов, связанных с А-17, пока я хоть это могу. И я хотела бы после этого, чтобы вы меня где-нибудь закрыли. То есть… я хочу сказать… чтоб меня никто не видел. Эмри понимала, что её время ушло, а она ничего так и не придумала. С тем же успехом она могла бы не вытаскивать свою внешнюю память и попасть под А-17, причём этот вариант был лучше во всех возможных отношениях. Когда он вышел, Эмри приняла очередной звонок. Жизнь без внешней памяти была неудобна ещё и тем, что теперь для того, чтоб быть на связи, она должна была всё время сидеть у этого проклятого экрана, и бездействие сводило её с ума. — Здравствуй, Эмри, — сказал ей голос с той стороны линии. Голос, который она, разумеется, узнала. — Что ты хотел? — спросила она, прислушиваясь к фоновым шумам. Где скрывался Гений, она так и не выяснила. — Я, э… очень хочу, чтоб ты единственный раз в жизни меня послушала и вернула на место внешнюю память. Пожалуйста. — Ага, так ты всё-таки контролируешь А-17, — равнодушно заметила она, — ну, как я и предполагала. Правда, не знаю, почему ты не помешал мне… — Пожалуйста, послушай же ты меня: верни на место память. Сделай это немедленно. Я не буду тебе мешать, я обещаю, что не применю А-17 к тебе. Я сделаю всё, что ты скажешь. Прошу тебя. Эмри усмехнулась. — Да я уже сбилась со счёту, сколько раз ты нарушал свои обещания, — ответила она. — Было ли хоть одно, которое ты не нарушил? А, ведь я уже не помню. Да и что за стратегия такая — упрашивать меня? К чему всё это? Шантаж работает куда лучше. Так что можешь не унижаться: я и без внешней памяти сделаю то, чего вы с Роулсом от меня хотите, потому что копия А-17 у него уже есть и он наверняка спрятал её за пределами сектора. То, что я выдам ему тебя, уже принципиально ничего не изменит. — У него нет копии, это точно. — Вот как, — в её голосе впервые прозвучало лёгкое удивление. Впрочем, Эмри уже не могла понять, что это меняет. Она в молчаливой задумчивости разглядывала собственные руки. — Я прошу тебя вовсе не поэтому, — сказал он, — а потому что я переживаю за тебя. — Вот как? — повторила она уже с другой, более вопросительной интонацией. — Ну, ты прекрасно знаешь, почему я никогда не сделаю того, о чём ты меня просишь. — Хочешь, я приду к тебе? Что я могу ещё сделать, чтобы ты мне поверила? Эмри подумала, что, должно быть, логика совсем ей изменила, раз она не видит связи между его появлением и своим недоверием. — Лучше скажи, где ты, — ответила она, подумав, что это, наверно, будет последней хитростью, которую она сможет провернуть. Гений долго молчал, глядя на то, как Джил отчаянно рисует в воздухе руками огромный крест. — Не хочешь говорить? Что ж, очень жаль, — с наигранной грустью в голосе сказала Эмри. — Звони, если надумаешь. — Ты что, вообще никогда с женщинами не общался? — зашипела на него Джил, когда Эмри отключилась. — Что это был за детский лепет? Вот Эс бы на твоём месте… — О, ну хорошо, что он не на моём месте. И ещё лучше, что я не на его месте. — Ладно, ты не так уж безнадёжен, признаю, — сказала она, перестав смеяться. Она встала и прошла несколько шагов с бутылкой в руках. — Представь, что вы наедине. Я даже сейчас уйду, чтоб не мешать. Ну вот как вы общаетесь наедине? Как ты называешь её? — Джил махнула свободной рукой, увидев отчаянное непонимание в его глазах. — Да скажи ты ей просто, что ты её любишь, и то будет лучше, чем то, что я сейчас слышала. Но вообще, учитывая твои способности к убеждению… Может, всё-таки задумаешься над небольшой военной операцией по принуждению к возвращению памяти? Цель всё-таки иногда оправдывает средства… — Слишком опасно, — Гений отрицательно покачал головой. — Я буду пытаться уговорить её. Надеюсь, мне хватит времени. XXXIV Происходящее было абсолютно возмутительно. «Ты так решительно настроен испортить мне настроение? — хотелось ей спросить. — Ты настолько сошёл с ума, что готов помешать моим планам и затащить меня домой? Может, ещё в паранджу меня завернёшь?» В последние несколько дней он как будто взбесился. Гений не понимал или не хотел понимать, что все над ним смеются, что он выглядит глупо со своей беспричинной ревностью, что Эмри может разговаривать и танцевать с кем угодно, ей не нужно на это его разрешение. — По какому праву ты увёл меня с праздника? Кто ты вообще такой, чтобы так со мной поступать? — громко спросила она, остановившись и вырвав локоть из его руки. При этом её золотистое платье, сплетённое из крупных звеньев на манер кольчуги, издало шелестящий звук. Это платье, по его мнению, было слишком откровенным и совершенно непригодным для официальных мероприятий, но разве её волновало его мнение? «Ты считаешь меня частной собственностью, вот причина всех твоих недовольств», — повторяла она про себя. И так оно и было, именно так оно и было, Гений готов был это подтвердить. Его сводила с ума сама мысль о том, что Эмри уйдёт. Он видел, что безразличен ей, что она ищет чего-то другого, и тем сильнее был его страх, тем большую угрозу он видел в других мужчинах, с которыми она общалась: он не понимал, что именно надо делать, а они понимали. Они и Эмри были объединены общей тайной социального протокола, в которую он не был посвящён. Эта неясная и постоянно ощущаемая угроза, казалось, уничтожила всё хорошее, что между ними когда-то было, и теперь даже он сам готов был признать, хоть это и было бесконечно грустно, что Эмри больше ему не друг, не человек, которому он мог когда-то доверять, она — вещь, без которой он не представляет себе дальнейшей жизни, вещь, в любимости с которой не сравнится ни одно из его изобретений. «Как мы уничтожили что-то настолько идеальное, как наши чувства? — спросила себя Эмри. — И может быть, ты прав: это не мы, а общество, которое давило на нас? Но до какой же степени надо отрицать свободную волю, чтобы с этим согласиться?» — Почему ты так себя со мной ведёшь? — спросила она, но гораздо мягче. — Я не хочу, чтоб ты меня ревновал. Если я в чём-то виновата, прости меня. И поскольку Гений так и стоял посреди прихожей с выражением крайнего неудовольствия на лице, она вернулась к нему и, забыв о своём возмущении, поцеловала его. — Ага, конечно, именно так всё и было, — вмешалась неизвестно откуда взявшаяся Эмри номер два. За ней было неоспоримое преимущество: во-первых, она была в два раза моложе, во-вторых, куда реальнее. Тогда как Эмри номер один была нелепой фантазией, Эмри номер два существовала в действительности, пусть и восемнадцать лет тому назад. — Ты наглое, неблагодарное ничтожество, — сказала Эмри номер два, обращаясь к Гению. — Я пытаюсь заставить других уважать тебя, а ты делаешь посмешищем и себя, и меня заодно. Всё, что ты можешь, — страдать и выкидывать несусветные глупости. Ты думаешь, что чем-то отличаешься от тех, других людей из корпорации? Разве что в худшую сторону. Ты просто не можешь получить всё, чего хочешь, а они могут. В остальном ты точно такой же: ты уверен, что я тебе принадлежу. А я никогда и ничего тебе не обещала, ясно тебе? — Знаешь, почему ты никогда не нравилась мне, Эмри? — спросил так же из ниоткуда появившийся Роулс. — Я всегда презирал тебя настолько, что даже мысль об интрижке с тобой была мне противна. Ты просто пешка, которую я двигал по доске, жалкое безвольное существо, погрязшее в своих заблуждениях. Ты думаешь, тебя направляли собственные желания и убеждения? О, ну теперь-то ты видишь, что это не так. — Так это ты проголосовал против меня на экзамене в MJ? — спросила Эмри номер один. — Да ты ещё и не слишком умна. Откуда мне знать? Я всего лишь плод твоего воображения, — ответил он с нескрываемым удовольствием, после чего продолжил: — Ты думаешь, ты правда сама выбрала себе мужа, Эмри? Как думаешь, Эс обратил бы на тебя внимание, если б я ему не подсказал? А может быть, ты считаешь, что любила свою семью? Какая глупость с твоей стороны: у такой марионетки, как ты, просто не может быть никаких чувств. Разве что необходимость сохранить лицо — вот и всё, что тебя волнует. Эмри номер два, которая, как и воображаемый Роулс, почему-то оказалась вдруг чуть ли не в два раза выше Эмри номер один, ухмыльнулась и подошла к Роулсу, а тот обнял её за плечи. Они переглянулись. Несуществующая Эмри номер один тоже почему-то изменила пропорции и прижалась к воображаемому Гению, который закрыл её левой стороной своего пиджака так, будто это могло спасти их обоих от неминуемой развязки. — Эмри, что с тобой? — она очнулась от того, что Сонцев трясла её за плечи. — Надеюсь, ты о плане действий так задумалась, — сказал Моррван. — Ага, почти, — ответила ему Эмри, до сих пор находящаяся под властью безумной галлюцинации.