— Анатолий, а как же два ареста? А примерно с годик проведенный в изоляторе в общей сложности? Лавренев презрительно скривился: — И дальше что?! Кнопочку в компьютере нажмите: там вам расскажут. Где судимость?! До суда даже не дошло. Голый вассер, начальник. Воронок с готовностью, даже с каким-то внешним удовлетворением согласился, хлопнув себя по коленке: — Есть такая партия! Что ж — будем к себе суровы. Действительно, до суда как-то у тебя не доходило. Очевидно, ты и на этот раз собираешься соскочить? — Соскакивать надо с чего-то… Я пока не пойму, зачем напрягаться? — То есть, если я правильно понял, тебе нужны доказательства? Лаврентий издевательски разулыбался: — Нет, я за так чистосердечное напишу! Воронок также солнечно улыбнулся ему в ответ: — Напишешь? Сам? Лавренев перестал улыбаться: — У меня что, лицо дебила? Слюни текут? Воронцов тоже посерьезнел — вслед за «клиентом»: — Лицо у тебя, прямо скажем… — Интересно, какое?! — Ну, на месте девушек я бы в машину к водителю с таким лицом не садился бы… Даже не с лицом, а с харей… Толик возмущенно выпрямился на стуле: — Ага, а у вас тут в оперчасти все с поповскими рожами, постными и благостными. Опер помахал рукой: — Не будем о внешности. Что-то мы отвлеклись. Давай-ка сначала договоримся о правилах игры. Ты в мутках моченный, поэтому хорошо знаешь: что бы ты ни сказал — все слова, пока они через протокол не прошли. — Где-то так, — согласился Лаврентий. — Ну и чудесно. Тогда будем торговаться. Я тебя постараюсь убедить, почему тебе выгодно сесть в тюрьму… — Уже интересно! — …Сесть в тюрягу, но на моих условиях. Иначе ты можешь — необязательно именно в данный момент — загреметь туда по-другому. Лавренев недоверчиво-снисходительно прищурился: — И в чем же две разницы? — Ну что ж, поехали… Воронцов встал и набрал в легкие побольше воздуха, однако налетчик не дал ему начать процесс «охмурежки»: — А в этом помещении разговоры разговаривать безопасно? Опер укоризненно покачал головой: — То-олик! Ну где ты когда за всю свою практику видел у нашего брата скрытые диктофоны и тайные видеокамеры? Лавренев ничего не сказал, однако наморщенным лобиком своим дал понять, что этот довод, сформулированный в виде ответа на вопрос вопросом же, его никак не убедил. Воронцов покорно кивнул, с некоторой даже долей обреченности: — Хорошо, можем перейти в другой кабинет. — Да ладно, не будем суетиться, — великодушно согласился Толик. — Если что — 51-я статья Конституции[87]. Лицо опера затвердело, у его носа резче обозначились две глубокие складки: — Толик, когда такие, как ты, говорят о Конституции — моя рука непроизвольно тянется к кобуре. Ты меня не зли. Тебя ведь не били? — Пока — нет. — Видишь, значит, по-человечьи относятся. И я к тебе ничего личного не имею. Отношусь с уважением. Поехали? — Излагай. — Чай-кофе? — Опосля. Сигаретку бы. — Нет проблем. Воронцов дал налетчику сигарету, поднес зажигалку, убедился, что Лавренев прикурил, и прошелся по кабинету. Лаврентий, глубоко затягиваясь горьким дымом, настороженно провожал расхаживающего опера глазами. — Итак, что мы имеем? За период 1999–2000 год ваша группка «Ух» совершила под девяносто налетов, в основном в Калининском, Приморском, Красносельском и Василеостровском районах. Весь состав группы находится у нас в плену с сегодняшнего утра. Что они говорят — тебе пока неведомо. Может, молчат. А может, и нет. Так? Воронцов врал. Их отдел знал только про Анатолия с напарником, да и то… Громко сказано — знал. Лаврентий молчал, и опер продолжил: — Но меня все это не колышет! Мне интересно знать сначала другое: кто и почему посоветовал тебе перевозить в багажнике два автомата — и ты будешь смеяться — Калашникова? — И всего-то? — хмыкнул Толик, восхищаясь ментовской наглостью. — Только это, — кивком подтвердил Воронок. — А на остальные разговоры твоих подельников мы зенки закроем. Лаврентий даже раздумывать не стал: — Не катит. Опер невозмутимо повел головой, будто иного ответа и не ожидал услышать: — Ладно. Мы пойдем другим путем. Ты хорошо понимаешь, что ваши терпилы в большинстве своем опознать никого не могут. Так? — Им видней. Воронок не обратил на реплику никакого внимания: — Но это в большинстве своем. А в меньшинстве? Я тут посидел, собрал все ваши эпизоды… Дело кропотливое, но не особо мудреное. Всегда трое нападавших, все терпилы шли от автостоянок, все на первом этаже около лифта получали в голову, все лишились ценностей, а некоторые — еще и автомашин. И еще кутулей с сыром и микояновской колбаской — почти все до нападения затаривались в дорогих универсамах. — И что тут необычного? Лавренев еще не занервничал, но уже чуть напрягся. Воронок успокаивающе кивнул ему: — Согласен! Все обычно. Даже то, что в голову били профессионально. Но… Терпилы — люди состоятельные, большинство стали свои связи поднимать-подключать, на начальство наше выходить, мол, — караул, грабють! Они-то, дурилки, не понимают, что искать, ежели что, не начальство будет, а мы. Но раз уж мы кой-кого нашли, то с некоторыми можем и договориться, чтобы вас опознали. Ну, конечно, это незаконно. Но ведь мы с тобой, Толик, в оперчасти — здесь все незаконно. И как ты думаешь, найду я общий язык с тремя-четырьмя фраерами, чтобы вас в харю опознали? (Воронцов врал красиво. На самом деле он не знал практически ничего, за исключением одного эпизода, о котором получил информацию случайно, когда разглядывал вещи задержанного. Так и то — догадка пришла ему в голову только потому, что Воронок сам выезжал на одно место происшествия и запомнил фамилию терпилы… Такое случается — не очень часто, но случается…) Лаврентий недобро зыркнул исподлобья: — С вас станется… И что, этого достаточно будет? — А смотря для чего… Для того, чтобы закрыть вас на десять суток, — достаточно. Толик усмехнулся, а Воронок понимающе кивнул: — Ну, конечно! Для вас десять суток — это как с похмелья помучиться! Стало быть, не будем на этом и останавливаться, а сразу перейдем к части второй, и очень любопытной: вещдоки! Лавренев напрягся уже заметнее, но еще пытался держать ироничный тон: — Начальник, как излагаешь! Разрешите ыще сигаретку и сесть поудобнее? — Изволь. Опер дал задержанному сигарету, закурил и сам: — Итак, вещдоки. Бита бейсбольная под номером 62, фирменная. Что скажешь?