Заместитель по розыску заржал. Николенко ни с того ни с сего тоже фыркнула. Прораб по-идиотски улыбался. Юрист церемонно встал и с каменным лицом начал прощаться: — Разрешите откланяться. Мы вас больше никогда не побеспокоим. Прораба он выводил из кабинета, бережно придерживая за локоток, как пострадавшего от теракта. …Возвращаясь из прокуратуры, начальник Егора глянул на него с явной симпатией: — Сбегай-ка в бомбоубежище на 1-й линии. Там кража со взломом. Может, отобьешь заяву, раз ты такой смышленый. — Понял, не дурак, дурак бы не понял, — козырнул Якушев и унесся беседовать с военным пенсионером, ветераном войск стратегического назначения Батюшковым, который за взломом бомбоубежища разглядел диверсию спецслужб, и не каких-то, а Североамериканских Соединенных Штатов, разумеется. Батюшков был полковником и, вообще, крепким дедом, но Егор сумел протаранить и его. Этими двумя первыми достижениями Якушев заслужил уважение своих коллег и заработал прозвище Миротворец — за способности «решать миром» тягостно-конфликтные ситуации. Так что в отделе Егор быстро прижился и уверенно осваивал правила маневрирования между правом и бытием, сочетая полученную в университете теорию (в меньшей степени) с кондовой милицейской практикой (в чудовищном объеме). Работы, и даже самой грязной, Якушев не боялся, поэтому не сильно переживал, когда заместитель по розыску сказал ему: — Никогда не смотри на график дежурств, он пишется не для выпускников университета. До особого распоряжения вечным резервным дежурным у нас будешь ты. То есть — все выходные и праздники, все подмены — твои. Благодарить меня не надо. Это моя обязанность — сделать из студента опера в кратчайшие сроки. Егор внял рекомендации — не благодарил, но и не жаловался. Иногда ему казалось, что он переехал жить в шестнадцатое отделение… Вот только на личную жизнь у парня не хватало времени катастрофически, а гормоны играли и требовали своего. Когда любовно-сексуальная энергия совсем не тратится — может последовать взрыв. И бабахнуть он может где и когда угодно, порождая абсолютно непредсказуемую цепь событий… Егор «взорвался» примерно через месяц после того, как начала развиваться его оперская карьера. …В тот вечер он засиделся в уголовном розыске допоздна. Собственно говоря, он остался один, так как в очередной раз подменял дежурного опера — тот «по делу» отлучился на пару часов и отсутствовал уже пять. Якушев начал было уже задремывать, когда в дверь вдруг требовательно позвонили несколько раз. Егор поплелся открывать. Распахивая дверь с раздраженным ворчанием, Якушев меньше всего ожидал увидеть помощника прокурора района Зою Николаевну Николенко. Но увидел. Она стояла на пороге вместе с какой-то хорошо одетой и вкусно пахнущей женщиной. Впрочем, и сама Николенко одета была очень празднично, совсем не по-деловому, скорее даже несколько легкомысленно. Егор тупо уставился на декольтированную прокурорскую грудь четвертого размера и машинально сглотнул. Он не сказал даже «здравствуйте». Он просто смотрел на женщин, загораживая собой вход в уголовный розыск, и все. — Так! — сказала Николенко и, чуть-чуть отстранив Егора, протиснулась в коридор. За ней боком вошла ее спутница. Обе умудрились задеть парня бедрами и бюстами, отчего Якушев вздрогнул. — Якушев, что стоим?! — по-командирски окликнула Егора помощник прокурора, проходя в его кабинет, так как он был единственным незапертым. — Чего ждем?! Я вот тебе гражданку привела, она заявление хочет сделать! Ты же у нас крупный специалист по мелким хищениям?! — Да-да, конечно… — пробормотал Якушев и прошел вслед за дамами. Зайдя в свой кабинет, он повел носом и почувствовал, что обе гостьи, так сказать, навеселе. Из последующего несколько сумбурного разговора выяснилось, что Николенко и ее подруга Вера что-то праздновали рядом с шестнадцатым отделом. И вот между тостами Вера поохала, что днем с ее «Ровера» снова сняли «дворники», четвертый раз за неделю, кстати. Как говорится, мелочь — но неприятно. Ну, и поскольку все уже были «вдетыми», то Николенко и притащила подружку в родное шестнадцатое отделение… Егор покосился на Зою Николаевну, которая вольготно расположилась за его столом, и робко спросил: — Писать будем? — Что писать? — не поняла Николенко. — Заявление о кражах, — ответил Якушев. Зоя Николаевна даже привстала из-за стола, чуть наклонившись вперед, так что ее аппетитная грудь чуть не вывалилась из декольте: — Знаешь, Якушев, ты издевайся-изгаляйся надо мной, но не глумись над моими подругами!! Тон прокурорши начал угрожающе повышаться, Егор машинально поежился, пытаясь понять, отчего же, собственно, такая вот агрессия: — Я просто спросил, как положено… Николенко не дала ему договорить, азартно пристукнув кулачком по столешнице: — Батареи списывать тоже так положено, как ты делал? Ты во сне мне даже приснился — вот до чего довел! Зоя Николаевна относилась к той категории женщин, которые в гневе хорошеют. Ее глаза сверкали, ноздри подрагивали, прическа распушилась, а грудь ритмично двигалась в такт дыханию. Вообще, эта грудь жила какой-то своей самостоятельной жизнью. Егор чувствовал, что переходит границы приличия, но все время возвращался взглядом к декольте. Тут в разговор вступила потерпевшая Вера. Она закурила тонкую сигарету и несколько двусмысленно спросила подругу: — Приснился? Зоя, а ты мне о нем ничего не рассказывала… Чтобы отвлечься, в конце концов, от декольте, Якушев стал спокойно расспрашивать Веру о том, что случилось. Выяснилось, что подруга помощника прокурора района действительно имеет автомобиль престижной марки «Ровер». Более того, и муж Веры тоже имеет автомобиль этой же марки, но джип. — Он у меня бизнесом занимается, — пояснила Вера. — Понятно, — кивнул Егор, поняв для себя интуитивно кое-что обратное по поводу Вериного мужа. Далее потерпевшая поведала, что живут они с мужем в Тучковом переулке, машины стоят ночью перед домом, и вот уже четвертый раз за эту только неделю с них снимают щетки. — Это бесит! — пожаловалась, округляя глаза, Вера. — Понятно, — согласился Якушев, понимая, что даже задницу не оторвет от стула из-за этой высокой драмы. Помощник прокурора Николенко решила резюмировать рассказ подруги своим непосредственным указанием: — Якушев, это наверняка малолетки! Надавай им подзатыльников! — Постараемся! — мотнул головой Егор, стараясь глядеть Зое Николаевне все-таки в глаза. Странное дело: он смотрел на помощника прокурора и видел совсем другую женщину, не ту, которую знал раньше. Точнее говоря, Якушев вдруг углядел в Николенко женщину, а раньше видел только прокурора… В подвыпивше-вечернем состоянии Зоя Николаевна была естественной и чуть-чуть игривой. И красивой. Красивой — уже не девичьей, но женской красотой, в которой пока не было ни намека на увядание… — Ну, раз постараешься, то мы пошли. — Николенко взяла подругу за руку и чуть ли не потащила к выходу. — А пригласи молодого человека с нами, — заморгала Вера и оглянулась на Егора, истуканом стоявшего посреди кабинета. Зоя Николаевна смерила парня взглядом с головы до ног и решила сострить: — Нельзя. Он сейчас по следу «банды щеточников» пойдет! Они обе захохотали, будто шутка была просто невообразимо смешной, и Николенко вытащила-таки из кабинета подругу, которая, чуть упираясь, успела крикнуть на прощание: — Гражданин начальник, мы у меня на Тучковом еще долго сидеть будем — заходите! И они умотали. Якушев услышал, как хлопнула дверь в коридоре, почесал затылок и несколько раз втянул носом воздух. Атмосфера его кабинетика была непривычно напитана волнующей смесью винных паров, дорогой косметики и еще чего-то, от чего слегка кружилась голова. Егор вдруг вспомнил, что когда-то Денис советовал ему посмотреть такой фильм — «Запах женщины», а он вот так и не сподобился — название казалось неинтересным… Якушев уселся за свой стол, уперся невидящим взглядом в бумаги, переворошенные автоматически Зоей Николаевной, и задумался: «Тоже мне… заходите, но адресок-то не оставили…» Егор вздохнул, сфокусировал взгляд и понял, что смотрит на листок с собственноручно написанным (вернее, еще недописанным) объяснением. Объяснение это было седьмым или восьмым по счету. Якушев сам придумывал очевидцев и сам за них ваял показания. «Очевидцы» у него получались странноватые: то пара матросов-срочников, проходивших через двор, то приезжий с Сахалина, не имевший при себе паспорта… Все было придумано для того, чтобы не представлялось ни малейшей возможности в случае проверки найти сии «мертвые души». А дело было в том, что в одном из дворов на земле Егора за несколько дней неизвестные злодеи «раздели» автомашину — так, что от нее один только кузов и остался. Причем снимали-то с нее всё под конец уже почти в открытую и все, кому не лень, а тут вдруг заявился хозяин с сакраментальным «Караул — грабят!». И Якушеву ничего не оставалось делать, как начать сочинять эпическую сагу о том, что это ребятишки несмышленые баловались и все растащили. Растащили на глазах у не менее десяти свидетелей, которые четко запомнили, что деткам на вид было не более десяти лет. А если не более десяти лет от роду, то искать их нет смысла, потому как все равно не привлечь. Не привлечь, поскольку они еще не субъекты[105]. А раз они не субъекты, так и нет никакого преступления, поскольку в преступлении обязательно должен быть субъект. Егор это учил еще в университете, а теперь вот ему на практике пришлось применять знание основ римского права… Объяснения эти писались разными авторучками, чтобы создалось впечатление о долгой и кропотливой проверке, приведшей, как ни жаль, к отказу в возбуждении уголовного дела. Думая о Николенко, Якушев прочитал фразу, которую не успел дописать до конца: «Когда я присмотрелся, то увидел трех мальчиков примерно десятилетнего возраста, которые пытались отковырять фары от…» Егор взял ручку, чтобы закончить предложение, но вдруг бросил ее, встал, вышел из отдела и направился к Румянцевскому садику, где по вечерам собирались беспризорники. Якушев подошел к театральной беседке и окликнул: — Эй, тезка мой здесь? Из беседки, откуда явственно тянуло анашой, степенно вышел паренек и, кивнув, ответил: — А мы сегодня вроде ничего не финтили… — Отойдем, — по-взрослому предложил оперуполномоченный. — Отойдем, — делано опытно и по-жульнически согласился четырнадцатилетний беспризорник. Они отошли на несколько шагов, и Якушев с чуть даже просительными нотками в голосе начал: — Тезка, тут дело плевое, но нервное… На Тучковом две тачки модные стоят, а с них «дворники» снимают каждый день. — Ты же говорил в прошлый раз: делайте что хотите, людей не грабьте только, а если уж сумки рвете — то не бейте по голове, — процитировал лидер малолетней шайки. Егор-старший смущенно вздохнул: — Говорил… Но тут тема — моя личная. Егор-младший понимающе кивнул, обернулся и позвал кого-то: — Гундос! — Чо?! — отозвались из беседки. — Через плечо… резинки кажи! К ним резво подбежал мальчишка лет одиннадцати с кипой фирменных «дворников». — Спасибо, тезка. — Якушев расплылся в улыбке, оценив «уважуху», и поинтересовался, кивнув на щетки: — А на что они вам? — Да паренек наш покурить у хозяина попросил, а тот понтовать начал, говорит: «Я в твои годы уже воровал!» — ну и не дал. Решили пощекотать. Пацаны хотели баллоны пробить, но зачем лютовать? Я отговорил, — обстоятельно объяснил Егор-младший. Тезки пожали друг другу руки, обменявшись дружескими «ты, если что, заходи», и Якушев зашагал к Тучкову переулку. «Ровер» Веры он нашел быстро. Егор встал рядом с автомашиной и посмотрел на окна дома, у которого она была припаркована. Наконец в одном из окон за занавесками мелькнул женский силуэт. Якушев узнал Веру. Вычислить квартиру по окнам труда особого не составило. Заходя в подъезд, Егор обратил внимание на то, что джип «Ровер», принадлежавший Вериному мужу, отсутствует. Якушев тихонько поднялся до квартиры, взглянул на номер и снова спустился. Он подошел к почтовым ящикам, ковырнул замочек того, на котором был номер Вериной квартиры. В ящике нашлись счета на оплату квартиры, выписанные на некую Марецкую В. Н. Егор поперебирал в уме известные ему мужские имена, начинающиеся на «Н», и решил, что отчество Веры, скорее всего, — Николаевна. Нет, оперская сметка Якушева допускала, конечно, и варианты типа «Нарсесовна» или «Никодимовна», но здравый смысл подсказывал, что шансов на «Николаевну» больше. Егор глубоко вздохнул, поправил волосы, расправил складки рубашки под ремнем и снова поднялся до квартиры Марецкой В. Н. Если бы в этот момент кто-то спросил его: «Зачем ты это делаешь?» — Якушев вряд ли сумел бы ответить хоть что-то членораздельное. Егор сам себя боялся спрашивать — что он делает и зачем. Молодой опер действовал как зомби, нет, скорее — как лунатик, уверенно идущий по краю крыши. Разбуди такого лунатика, он взглянет вниз, ужаснется и упадет… …Якушев уверенно надавил на кнопку звонка. В прихожей зацокали каблуки, потом дверь распахнулась, и подруга помощника прокурора Василеостровского района Вера ахнула. Егор кашлянул и обратился к хозяйке квартиры по имени-отчеству: — Вера Николаевна… Повальные обыски в местах концентрации антиобщественного элемента принесли свои плоды. Вот ваши «дворники». Вера завизжала и захлопала в ладоши от восторга. Ей было приятно и удивительно — и совсем даже не из-за этих «дворников». Как известно, дорого внимание. Вся в приятных эмоциях, Вера даже не заметила, что опер правильно назвал ее по отчеству… На шум и гам в прихожей из комнаты вышла Николенко.