Потерпевший понимающе округлил глаза и, мелко закивав, попятился к двери. Его лицо выражало уверенность в том, что он прикоснулся к какой-то тайне. Когда несостоявшийся заявитель ушел, Егор бросился к телефону, начал было звонить «убойщикам» в РУВД, но потом бросил трубку и побежал в районное управление сам. В РУВД Якушев, конечно же, ничего не выяснил. Атмосфера у «убойщиков» была напряженной, никто ничего конкретного не знал, но все досадовали, что, мол, теперь та-акое начнется… Сотрудники уголовного розыска — люди, как правило, весьма циничные, а уж те, что работают в «убойном» отделе, — тем более. Они сопереживают редко. Они так часто вытаскивают разложившихся стариков из квартир, куски мяса и мертвых младенцев из помоек, что смотрят на человеческое горе, как стоматолог на кариес: «Будет немного больно, но обезболивающего нет, придется потерпеть… Рот, я сказал, шире!» Пропавших без вести (на жаргоне — потеряшек) в «убойных» отделах очень не любят, так как уголовные дела надо возбуждать по факту пропажи, а это, естественно, статистику не улучшает. А тут еще пропала не кто-нибудь, а помощник прокурора Николенко, которая как раз и надзирала за уголовным розыском. Не так давно в районе произошел несчастный случай: следователь прокуратуры на большой скорости въехал на своем «жигуленке» в «Ауди» опера из «убойного» отдела. В результате аварии следак умер. Он сам превысил скорость, но опер-то был пьян. Тут начался конфликт интересов, каждая система стала защищать своего. У уголовного розыска было больше личных контактов, поэтому сотрудники ГИБДД позволили оперу отлучиться с места происшествия до экспертизы. Он вернулся через час пьяный в хлам и сказал, что на нервной почве засадил стакан. Несколько сотрудников розыска это подтвердили. Естественно, экспертиза «гулькнула». Николенко визжала и бесновалась от этой элементарной уловки, но сделать ничего не смогла. Опер выкрутился. Тогда Зоя Николаевна стала «душить» сотрудников «убойного» на заслушиваниях в прокуратуре. Понятно, какое к ней было отношение в массах. Поэтому, когда в «убойный» пришел муж с заявлением и ходоки из прокуратуры — никто, конечно, исчезновению Николенко не обрадовался, но к перспективе работы по ее поискам все отнеслись с этакой прохладцей. Тем более что в смерть и уж тем более в убийство помощника прокурора никто не верил. Сотрудников прокуратуры в жизни убивают значительно реже, чем в книгах и фильмах. Поэтому, когда в РУВД появился Якушев со своим энергичным желанием что-то немедленно делать — его, естественно, послали подальше. Егор никуда не ушел и правильно сделал, потому что через несколько минут до начальника «убойного» отдела дошло: — Якушев, а здание прокуратуры на твоей земле, что ли? — На моей. — А я-то думаю, чего это он так суетится? Теперь понял, извини. Так… Стало быть, ты и должен принимать заявление о без вести пропавшей! Сейчас муж с целой комиссией от начальника РУВД вернется — бери его на борт, дуй к ним в квартиру и бери там заяву по всей форме. Ну, сделай осмотр квартиры, если позволят, и так далее. Учти, этот муж — шишка не из последних, а за ним еще шишастее стоят — застрелиться проще, чем работать с таким терпилой. Но, раз твоя земля… — Конечно, — сказал Егор, который еще минуту назад и не вспоминал, что прокуратура географически находится на его земле. Конечно, начальник «убойного» немного лукавил — по земельному принципу потеряшку можно было отфутболить и оперу по месту жительства, но в данном случае сплавить этот головняк хотелось кому угодно и как можно быстрее, Якушев просто первым под руку подвернулся… Таким образом ему сбагрили на законных основаниях если не саму проблему, то хотя бы контакт с проблемой. А это уже немало. Потому что теперь, если будут жаловаться, то уже конкретно на Якушева. Через некоторое время к кабинету начальника «убойного» отдела района подошел подполковник Ткачевский вместе с мужем Зои. Ткачевский выслушал «убойщика» внимательно, с доводами его согласился и представил господину Николенко Егора, отрекомендовав последнего как «опытного и весьма толкового сотрудника». То, что «опыт» Якушева не дотягивал даже до трех месяцев, начальник уголовного розыска района уточнять не стал… Минут через десять Егор предложил Зоиному мужу проехать на квартиру, чтобы осмотреть ее и взять там, на месте, заявление. …В огромной квартире они долго писали заявление и заполняли специальные карты с десятками граф — приметами. Егор слушал мужа плохо, записывал все автоматически и все время озирался. Якушев ведь никогда не был у Зои дома, а тут вот — довелось, но при очень нехороших обстоятельствах. Чувствовал себя опер погано. Даже, пожалуй, «погано» — не совсем подходящее слово, страшные чувства испытывал Егор. Везде в квартире он видел Зоины вещи, к которым буквально прикасался глазами. Он даже сидел на стуле, на котором висел ее свитер, — Якушев его несколько раз погладил тайком… Дикая это была ситуация — любовник и муж. Оба разбитые страшными мыслями, которые они гнали от себя и боялись произнести вслух… Господин Николенко, поглощенный собственными переживаниями, конечно же, не замечал странного состояния опера. А Егору вдруг стало настолько плохо, что он резко вскочил и поинтересовался, где находится ванная комната. В ванной, умыв лицо, Якушев долго рассматривал Зоину косметику, маникюрный набор, еще какую-то женскую ерунду. Вороватым движением Егор схватил ее помаду и сунул себе в карман. В ту же секунду у него все поплыло перед глазами: «Господи, да я же ее хороню!» И он снова потом долго умывался холодной водой… Когда Якушев наконец-то вышел из ванной, муж устало поинтересовался, нужна ли Зоина фотография. Егор кивнул и что-то прошептал, подумав, что у него никогда не было ни одной ее фотографии. Господин Николенко принес фотоальбом. Якушев начал перелистывать его с таким чувством, будто подглядывал в замочную скважину. С трудом он смог остановиться и отобрать несколько снимков. Муж Зои выглядел очень плохо — он казался каким-то блеклым, поникшим, видно было, что он потрясен и совершенно не понимает, что могло случиться. Ему постоянно звонили какие-то большие люди — в том числе, как понял Егор, и из ФСБ. Все предлагали помощь или обещали помочь без предложений. Однажды, как показалось Якушеву, позвонила Вера и тоже, видимо, пообещала подключить все свои связи. Николенко вздыхал, благодарил всех, а на предложение Веры, очевидно зная о, скажем так, неоднозначной репутации ее мужа, ответил уклончиво: — Спасибо, но пока, я думаю, не стоит. Все и так делается. Подключены очень серьезные силы. Егор, услышав это, только вздохнул. Даже несмотря на свой «огромный» трехмесячный опыт в розыске, Якушев понимал, что все «очень серьезные силы» — это пока только он, опер шестнадцатого отдела, делающий хоть какую-то конкретную работу. Все остальные — звонили, отдавали и принимали руководящие указания и порождали большие или маленькие «волны». Надо сказать, что этот «айсберг» всегда так устроен. Очень часто богатые и известные люди, а также ответственные работники полагают, что достаточно некой команды сверху, и весь механизм немедленно завертится, как часы. А в том-то и дело, что не завертится! Нет, конечно, команда сверху очень важна, но залог успеха — это, как правило, заинтересованность конкретного исполнителя, о котором, как о человеке маленьком, не думают, забывают, считая, что он — обязан. Начальник ГУВД может бодро пообещать кому-то, что бросит на раскрытие чего-то там лучших оперов и они будут землю рыть. А «лучшие опера», засунув руки в брюки, будут, не видя своего конкретного интереса, не рыть землю, а придумывать объяснения для всего мира, отчего рыть эту землю «объективно не представляется возможным». Богатые и известные люди начинают злиться, не понимая, в чем дело, потом устают от общих рассуждений и с чертыханьем стараются забыть о проблеме. Так что команды сверху, конечно, хороши, но не всегда. Например, если надо украсть автомат из воинской части, то лучше договариваться не с адмиралом-генералом, а с прапорщиком. Адмирал-генерал скажет: «Нет проблем!» — и даст команду сверху, которая, в лучшем случае, просто будет как-то похерена и забыта, а в худшем ее, не дай бог, звероподобно начнут выполнять, и тогда всех накроет ФСБ, включая генерала-адмирала и его серьезного приятеля, которому вдруг для охоты понадобился автомат. Шансы на то, чтобы вывернуться, останутся лишь у того же прапора… В случае с исчезновением Зои все было, конечно, по-другому. Тут конкретный исполнитель сам «горел», не нуждаясь ни в каких «пришпориваниях» сверху… Обстоятельства исчезновения Зои Николаевны были весьма простыми: она три дня назад позвонила супругу, сказала, что может задержаться (такое случалось часто), ночевать не пришла (такое бывало, но редко) и больше на связь не выходила, пропав бесследно. Ее мобильный телефон был выключен, никакие похитители ни с какими требованиями о выкупе не звонили. Из больниц не звонили также. Ближайшие подруги пребывали в полном неведении. Касаемо гипотетического «запоя» — супруг Зои теоретически допускал, что она могла где-то с подружками «пошалить», — но не три же дня!! Таких долгих загулов у Зои Николаевны никогда не было. Любовников, по мнению мужа, у нее тоже не было. Якушев закашлялся и, отводя глаза, чтобы не выдать себя, спросил по-деловому: — Я вижу, у вас много знакомых, которые могут помочь? — Да, подключил… там… — устало ответил муж, закрывая лицо ладонями. — А распечатку мобильного телефона — без постановления суда оперативно — они смогут быстро сделать? Николенко отнял руки от лица и внимательно посмотрел на опера. За сегодняшний день это было первое конкретное предложение, которое он услышал. — Да, конечно. Кто решает этот вопрос — начальник ГУВД? — Нет, — покачал головой Егор. — Нам нужен начальник службы безопасности GSM Гусев. Но он — бывший контрразведчик, его из пушки не прошибешь. Я сам не сталкивался, но ребята рассказывали… — Понял. — Николенко кивнул, схватил телефон и пару минут разговаривал с кем-то в категоричном тоне. Потом он повернулся к оперу и сказал: — Иди к этому Гусеву прямо сейчас — ему уже звонят, и он не откажет. Они быстро дописали все формальные бумаги, и Егор собрался уходить. При прощании Николенко, пожимая руку Якушеву, предложил: — Ты, если что надо, обращайся смело. Давай напрямую общаться, а? Я могу и по-другому, но ты парень смышленый и хороший… Егор вспомнил, как Зоя тоже называла его «хорошим», у него перехватило горло, и он неожиданно, давая согласие, перешел на «ты»: — Давай. Зоин муж удивленно вскинул было брови, но тут же кивнул: — Правильно… Не «выкай» мне, так проще… Ты скажи, что надо… Может, чтоб дело уголовное возбудили?[107] Якушев покачал головой: — Не в деле дело. Они оба заметили, что получился каламбур, но улыбаться не стали. — Ну, я не знаю, что надо, — еще раз предложил Николенко. — Ты сам говори. Егор подумал и сказал: — Хорошо. Я вечером позвоню — поспрашиваю номера телефонные из распечатки… Вы ведь многие наверняка знаете… Ну, чтоб не морочиться с лишними установками. — Само собой! Хоть ночью звони! Они еще раз пожали друг другу руки, и Якушев побежал в офис GSM. Он бежал и думал: «Вот ведь какая штука эта жизнь… Мужик-то, похоже, хороший… Если бы он знал… Хотя, конечно, не в этом дело… По крайней мере сейчас…» В офисе GSM его принял начальник службы безопасности господин Гусев лично. Глядя на этого человека с типично комитетовской внешностью, очень трудно было заставить себя обращаться к нему «господин». Его хотелось называть «товарищ Гусев». Начальник службы безопасности вежливо, но без восторга поприветствовал Якушева, сразу же куда-то перезвонил и отдал какие-то распоряжения. Не отрывая трубку от уха, он спросил уже у Егора: — А антенны[108] делать? — А? — встрепенулся Якушев. — Да, а что это такое? — Понятно, — сказал Гусев и скомандовал своему телефонному собеседнику: — С антеннами за месяц. Потом он снова посмотрел на Якушева: — А терминал[109]? Молодой опер снова промычал что-то утвердительно-недоумевающее. Гусев вздохнул, распорядился поискать саму трубку Зои на случай, если в нее вставили другую sim-карту, а затем сухо объяснил Егору, что такое антенны и азимуты. Закончив короткую лекцию, Гусев потерял к оперу всякий интерес и вновь уткнулся в свои бумаги. Якушев кашлянул: — А вот раньше мне говорили… Начальник службы безопасности GSM даже не стал его слушать: — Раньше — это было раньше. Учись лучше, а не булькай тут у меня. Ступай. Распечатки сейчас получишь. Егор невольно подтянулся и кашлянул еще раз: — Товарищ Гусев! А я могу, если что, еще раз к вам обратиться? — В рамках этого конкретного дела — да! Если начнешь хитрить и таскать ко мне просьбы и залежи твоих дружков-оперов — пожалеешь и ты, и все ваше РУВД. Свободен. Гусев был дээром[110] от контрразведки, а потому к оперативникам из отделений милиции относился с усталой досадой, примерно так же, как офицер-подводник к матросу береговой службы. Биллинги[111] звонков Зои Якушеву отдали действительно очень быстро. Схватив заветные листы, Егор выскочил из офиса GSM и начал просматривать распечатки прямо на ходу. Он натыкался на прохожих, но даже не извинялся. Цифры и графы прыгали у него перед глазами. Якушев встряхнул головой, постарался взять себя в руки, нашел глазами свободную скамейку неподалеку, уселся и начал чиркать в распечатках ручкой. Подчеркивая некоторые телефонные соединения, он создавал подобие геометрической системы… Сначала Егор отметил, что последний разговор по мобильному телефону состоялся в субботу днем, в 13:17. — Так, — сказал опер вслух. — В субботу… А сегодня у нас вторник. Какая-то женщина, услышав его странную реплику, шарахнулась в сторону, как от наркомана. Якушев не обратил на нее никакого внимания. Он смотрел в распечатки и видел, что последний разговор Зоя вела, следуя по трассе Санкт-Петербург — Выборг. Все предыдущие звонки были еще в самом городе… Да, и еще: пока никто в Зоину трубку не вставлял другую sim-карту… а может, на трассе разговаривала уже не Зоя, а тот, кто трубкой завладел? Так, с кем был разговор? Егор всмотрелся в подчеркнутые цифры и узнал номер телефона в Василеостровской прокуратуре. Опер вытер рукавом испарину со лба. Нет, похоже, на трассе разговаривала Зоя сама — общалась с коллегами… А зачем ее понесло из города? Якушев сжал зубы и мысленно приказал сам себе: «Так, хорош. Все. Ты, друг Егорушка, начинаешь частить и истериковать. В субботний день она могла поехать за город просто так. Все. Хорош психовать. Хирург должен быть спокоен перед операцией». Поговорив таким жестким образом с самим собой, Егор аккуратно сложил все листки распечаток в стопочку, стопочку убрал в любезно подаренную в офисе GSM папочку и быстрым шагом направился к себе в отделение. В свой кабинет он зайти не успел — оказалось, что его ждет зам-по-опер, которому уже неоднократно звонили по поводу «дела Николенко» и из РУВД, и из ГУВД, и из районной и городской прокуратур. Когда Якушев более-менее четко сумел доложить своему начальнику ситуацию, тот очень удивился небывалой оперативности. А еще зам-по-опер удивился выражению лица Егора — оно было необыкновенно серьезно. Начальник Якушева был мужиком тертым, он ничего не понял, но что-то почувствовал, поэтому инструктировать, подгонять и покупать опера не стал, сказал лишь: — Ты, я вижу, впрягся и знаешь, что делать. Если увидишь бандитов — кричи. Последнее добавление означало, что Егору помогут, если он найдет хоть какую-то конкретику в странной истории с исчезновением помощника прокурора района. Якушев пришел в свой кабинет, аккуратно разложил на столе распечатки, успокоился, насколько мог, взял ручку и начал работать. …Несколько абонентов он узнал сразу — телефоны самой прокуратуры, ее домашний номер и свой собственный. Но, конечно, абсолютное большинство абонентов были совершенно ему незнакомы. Егор вздохнул, стал с особыми пометками подчеркивать повторяющиеся номера и сортировать абонентов по частоте их звонков — по принципу убывания. Это была кропотливая и очень скучная работа, но ее требовалось сделать тщательно и аккуратно. Вдруг Якушева что-то забеспокоило — он остановил сортировку и вновь вернулся к Зоиным разговорам в последний день — в субботу. Два последних звонка — оба из прокуратуры, во время этих разговоров Николенко движется, антенны последовательно сменяют одна другую — все по верхней трассе Санкт-Петербург — Выборг… А вот звонок четвертый с конца — Зоя еще была дома. Номер какой-то знакомый. Егор закусил губу, и тут его словно в сердце стукнуло. Он лихорадочно, проверяя себя, открыл в самом начале свой рабочий блокнот и шумно выдохнул. Этот номер принадлежал мобильному телефону Валерия Штукина — тот, уходя, на всякий случай, естественно, оставил его Якушеву.