На следующий день ему позвонила — нет, не Николенко, а ее подруга Вера. Она долго что-то путано объясняла, а потом попросила заехать к ней домой, потому что, видите ли, ей срочно понадобилась консультация по «важному делу, очень похожему на то, что произошло накануне». Валера как джентльмен, конечно, не смог отказать и заехал. Вера была дома одна. Она стала поить Штукина чаем с тортом, попутно объясняя, в чем смысл консультации: — У меня муж — бизнесмен. Сейчас довольно крупный, но… в его прошлом… Сами понимаете… — Понимаю, — кивнул догадливый Штукин. Вера улыбнулась и облизала язычком чайную ложку так, что Валера заерзал. — Да, так вот. Он завтра с кем-то будет в «Астории» встречаться, с какими-то серьезными людьми… А мне говорил, что его партнеры ерундой маются — и ставят за ним наблюдение… Вот. Если вы можете помочь… ну — проконтролировать и все такое, то он заплатит. Ну, и мне как-то спокойнее будет. Я переживаю. И Вера действительно задышала глубоко и взволнованно. — Конечно, я помогу, — сказал Штукин и начал ласково, успокаивающе поглаживать Веру. — Вы не переживайте так… Но она дышала все чаще и чаще, пришлось и Валере гладить ее больше и больше, пока одна его рука не забралась в вырез ее кофточки, а вторая — под юбку… С кухни они так и не вышли — все и без того сладилось, благо кухонный стол, сработанный на заказ, оказался очень крепким, широким и вообще удобным… Потом Штукин слизывал крем с груди Веры, а она, мурлыкая, как кошка, тараторила без умолку (прерываясь только для поцелуя) и легко выдавала свои тайны, а заодно и тайны подружки: — Ты меня только не выдай, хорошо? А то мне Зойка голову отвернет. У нее роман с одним парнем — ну, можно уже сказать, что был. А ты ей тоже приглянулся. Она у меня вчера полночи все вздыхала-маялась: «Ну я же не блядь! А душа, получается, блядская!» Валера, уже знавший по опыту, что в определенных ситуациях женщинам нужен не столько собеседник, сколько слушатель, — только угукал в ответ. А Вера продолжала разливаться соловьем: — На самом деле это Зойка тему с «Асторией» и придумала, а потом сама же и засомневалась, и мне ее еще и уговаривать пришлось. Зойка — она хитрая. Мы с ней ближайшие подруги, казалось бы — ну передо мной-то чего строить из себя — ан нет, все равно понты кидает. Мол, я не могу ему звонить, мне неудобно, он может не так понять, позвони лучше ты… Знаешь, меня аж зло взяло — вот любит чужими руками каштаны из огня… Типа, она на тебя глаз положила, да и ты сам изначально именно ей помочь решил. Короче — я тут нужна только для связи. Причем — не для половой. Меня аж зло взяло — ну что я, хуже? — Нет, — сказал Штукин, переводя Веру в позу кухарки, вынимающей из духовки пирог. — Не хуже. — Погоди, погоди! — забарахталась в его руках Вера. — Ты… ой, погоди… ты насчет «Астории»-то… ой-ой, согласен? — Согласен, — успокоил женщину Валера. — Куда ж деваться. Настроение у него было просто замечательным — «консультация» с Верой никак не перечеркивала перспектив с Зоей, а учитывая то, что они подружки, да еще любят поэкспериментировать, — варианты могли нарисоваться самые разные, включая такие, от которых просто дух захватывало — точнее, не от самих вариантов даже, а только от мыслей о них… Поэтому на следующий день в гостинице «Астория» состоялась двойная встреча — Штукин, Зоя и Вера — муж Веры и какие-то его «серьезные люди». Валере показали издали мужа, он всмотрелся, запомнил, вышел из гостиницы и начал приглядываться к стоявшим иномаркам. Охрану беседовавших и их шоферов Штукин «выкупил»[123] быстро — это было нетрудно. Затем Валера прогулочным шагом направился в садик напротив Исаакиевского собора и начал прикидывать, где и как должны стоять машины конторы, если они, конечно, вообще работают за данными объектами. «Они теоретически должны стоять так, что, куда бы ни поехал объект — им было бы удобно маневрировать на площади, — размышлял Штукин. — А стало быть, около собора — самое место… Так, так… Есть контакт!» Валера засек «Жигули» пятой модели. Сам по себе этот факт еще ничего не означал, так как и в «Астории», и на площади народу всякого разного было много и «наружка» могла встать совсем необязательно за мужем Веры… Валера пристроился в очередь за билетами в Исаакиевский собор, в двух метрах от которой стояла «пятерка». Окно в автомашине было открыто, и вскоре оттуда донеслось шипение и обрывок только Штукину понятной галиматьи: «Ноль восемь восемь сто пятнадцать — альфа!» Валера усмехнулся, словно встретил старых знакомых: «Так это же господа чекисты!» Дело в том, что кодовые обозначения действий объекта в «наружках» ФСБ и МВД сильно отличаются друг от друга. То, что услышал Штукин, расшифровывалось так: «Объект вышел из здания». Сотрудник ОПУ ГУВД эту же информацию передал бы следующим образом: «Груз вышел со склада». Просто эфэсбэшная «наружка», будучи «заточенной» в основном на контрразведку, старалась уходить от сленга в сторону цифровых обозначений, понимая, что сотрудники иностранных дипломатических миссий обладают хорошей сканирующей аппаратурой. Валера эфэсбэшную «наружку» не любил — еще с того момента, когда его экипаж однажды столкнулся с комитетовским экипажем в одном дворе и никто не уступал друг другу удобное для наблюдения место — хотя и работали они за разными объектами. К тому же в ОПУ все знали, что эфэсбэшники называли презрительно их «наружку» «уголком», то есть теми, кто работают на уголовный розыск. В ОПУ даже пытались придумать ответную обидную кличку комитетчикам, но из этой затеи ничего не вышло… Валера немедленно вышел из очереди и переместился ближе к входу в гостиницу, где увидел прощавшегося со своими собеседниками мужа Веры. Теперь сомнений уже не было: Верин супруг действительно обладал либо точной информацией, либо хорошим предчувствием относительно того, что его «пасут». Штукин перезвонил на мобильный телефон Зое и попросил передать, что вечером зайдет к Вере и все объяснит. Вечером его, действительно, ждали — муж Веры, Николенко и сама Вера. Супруг, естественно, выказывал нетерпение больше всех, по крайней мере внешне. Разговор происходил на кухне, где Валера не удержался и легонько погладил стол, отчего Вера слегка покраснела. Чтобы не вгонять ее в краску еще больше, Штукин сразу перешел к делу: — Значит, так: наблюдение, действительно, было, и работали они, действительно, за вами. Это были не наши, а ФСБ, что гораздо серьезнее. И не потому, что ФСБ, а потому, что с вероятностью 99,9 процента могу предположить, что они работали официально. То есть — кто-то официально выписывал задание, подписывал, легендировал — и так далее. Процесс вам не так важен. Он, может быть, организован за деньги, а может, и нет, что еще хуже. И вот почему: ваш компаньон может быть их агентом. В этом случае он сливает истинную информацию о вас. То есть — все довольны: дольщик, потому что вас устраняет, и чекисты, потому что работают на конкретный показатель. И еще: комитетчики, как правило, наблюдение ставят вместе с прослушиванием телефонов. Это их почерк. Так, в принципе, и правильно, и уголовный розыск тоже всегда поступал бы также, кабы возможность была. А если они вас слушают, то есть возможность всю эту бодягу достаточно быстро прекратить. — Это как? — не поняли все трое слушателей, включая Николенко, которая полагала, что все же более-менее разбирается в таких вопросах. — А очень просто, — Штукин, как хороший артист, махнул рукой с деланой небрежностью и обратился снова исключительно к мужу Веры: — Вы звоните какому-нибудь своему товарищу по мобильному телефону и своими словами пересказываете все, что я вам сейчас поведал. Да, только упоминаете, что информация пришла к вам из Москвы. Из центрального аппарата, мол, у вас там есть люди верные-надежные, и они весь этот беспредел так просто не оставят. — И что? — Как что? Сводки ПТП лягут на стол-то сначала руководству подразделения, где трудятся хлопцы, схававшие заказ на вас, — и пойдет шум! Начнется движуха! — А если заказ схавало само руководство? Валера скептически сморщил нос: — Ну, во-первых, это все же вряд ли, не так там все плохо, как в кино показывают, а во-вторых, даже если и само руководство — тоже хорошо, пусть понервничают, застремаются, что еще более высокое руководство может оказаться в курсе этой высокой драмы. А они же там все такие перестраховщики — ой… В общем, вреда не будет. Аудитория из трех человек слушала крайне внимательно, а Вера — так и просто восторженно-завороженно. Ее муж, словно загипнотизированный, все время кивал и повторял: — Все сделаю, как вы говорите, вот прямо так и сделаю… При этом он потирал руки и заливался жизнерадостным детским смехом. Даже Зоя Николаевна, при всех своих прокурорских понтах, и то — явно «повелась», заинтересовалась и вообще — оценила. А что еще нужно настоящему артисту, как не адекватная реакция зала, как не восторженный блеск в глазах поклонниц? Штукин почувствовал прилив вдохновения и куража и решил показать «весь класс», всю «цыганочку с выходом»: — Или даже вот как! Говорить по телефону буду я. — Так услышат же, что голос не мой… — Не переживайте! Есть такой технический нюанс: в сводках не видно, кто говорит, а сами носители по текущим моментам не прослушиваются. Поэтому вы сейчас с Зоиного телефона звоните на рабочий своему другу какому-нибудь и предупреждаете его, чтобы он на меня откликался, как на вас, и называл меня вашим именем. А я уж им надиктую! За вазелином побегут! Супруг Веры согласился немедленно и безоговорочно и выполнил сразу же все рекомендации Штукина, созвонившись со своим приятелем — неким Борей. А потом уже трубку жертвы комитетовской «наружки» взял Штукин и дал шороху. Впечатление было, что проблема, действительно, касается лично его и что люди в Москве, в центральном аппарате, уже взяли след «оборотней в погонах». Были в этом шоу и такие, например, перлы: «Боря! Мне, блядь, глаза-то раскрыли: оказывается, это мурло отстегивает за неделю наружного наблюдения по четыре штуки зеленью! Интересно — какова доля начальников?» В общей сложности Валера говорил минут пятнадцать и довел слушателей почти до экстаза. Он даже неведомого Борю завел так, что тот стал грамотно подыгрывать: «А давай прессу подключим! А? Расскажем, почем нынче разработочка!» Штукину эта подача ужасно понравилась, и он немедленно согласился с интересным предложением: «Правильно мыслишь, Боря! Как я сам-то не допер? Есть же это Агентство каких-то там невзъебанных журналистских расследований! Там этот, Обнорский… А у меня на него выход кривой есть… Ну все, пиздец скотам! Оборотни недобитые!» Разговор Валера закончил практически под аплодисменты. Штукин не удержался и слегка поклонился, извинившись за мат, — мол, для убедительности, из песни слов — не выкинешь. Зоя и Вера замахали руками — дескать, все понимаем, ничего страшного, пожалуйста-пожалуйста. Верин супруг же вдруг посерьезнел — спросил: — А с кем ты работаешь? Тем самым он сразу выдал, как заработал свой первоначальный капитал. Так раньше спрашивали на «стрелках»-терках. В 2000 году в Питере было уже принято спрашивать: «Где вы работаете?» Муж Веры действительно в далеком прошлом в определенных кругах имел ласковое прозвище Питоша — от слова «питон». Валера улыбнулся в ответ: — Концерн «Юнгеров и сыновья». Питоша, который настроился было сделать парню интересное предложение, сразу чуть поскучнел: — Вопросов нет. Юнкерса лично знаешь? — Лично. — Повезло ему. Можно тебя на минуточку? — Естественно. Они вышли из кухни в большую комнату, и Питоша спросил, интимно понизив голос: — Спасибо спасибом, но что я тебе должен? Штукин, естественно, не стал объяснять, что супруга, дескать, уже рассчиталась, чем могла, он лишь шкодно улыбнулся: — Будешь иметь сто друзей — будешь иметь сто рублей и положительные эмоции. Этим ответом он еще более поднял свой статус в глазах Питоши, который залез в сервант и извлек оттуда бутылку дорогущего французского вина: — Это не плата, это — просто за уважуху! Засиживаться у гостеприимного семейства Валера не стал, чтобы не впасть в бодягу долгих ответов на специальные вопросы, от которых непосвященным один только вред и бубновые хлопоты, поскольку они начинают думать, что знают, как устроен этот мир. Штукин с такими ситуациями сталкивался уже раньше, когда после его «консультаций» обрадованный штатский клиент с криком «Мне все ясно!», образно говоря, вписывается своей кабаньей головой в первый же столб, а грешит потом на советчика — ну, или в крайнем случае на столб, но никак не на себя и на свой дремучий дилетантизм. Зоя тоже засобиралась, и Валера, вполне естественно, добросил ее до дома на своей «девятке», которую ему выделили в пользование в концерне Юнгерова. Доставив Николенко до подъезда, Штукин вышел из машины, обошел ее, открыл дверцу и подал Зое руку. Она смутилась, но на руку все же оперлась. Валера задержал ее кисть в своей руке: — Когда мы увидимся? Он спросил так, будто они уже обо всем договорились. Зоя прикусила губу и отвернулась. Штукин аккуратно, но уверенно развернул ее к себе и поцеловал. Николенко забилась было, но потом ответила на поцелуй, который получился долгим и очень вкусным. Остроту ему придали ее переживания — видимо, она еще раз в этот момент вспомнила о Егоре… Потом Валера погладил помощника прокурора по голове и скомандовал: — Тебе надо домой. Я на днях позвоню. — Хорошо, — покорно кивнула Зоя и быстро исчезла в парадной. Штукин, жмурясь, как сытый кот, и пританцовывая, обошел машину, сел и поехал домой, напевая под нос: — …А удача… — награда за смелость! Он ощущал кайфовый кураж и предвкушал много приятного и интересного. И никаких дурных предчувствий у него не было. А еще через день, в субботу, он позвонил Николенко с утра и предложил: — Слушай, пока еще тепло — давай-ка махнем куда-нибудь на озеро! Я местечко знаю — классное, там никогда народу не бывает! А то везде — какие-то хари протокольные! Зоя колебалась недолго: — Давай.