— Если я готовлю вам западню и рассчитываю на успех — то есть на то, что вы в нее попадетесь, — я должен до всего этого банкета постараться получить свои пятьдесят тонн — в противном случае я их уже не получу никогда. Так? — Ну… логично, но… Я мог бы легко эту мысль разбить. Например, тем, что Юнгеров заплатит тебе хорошие премиальные. Взгляд Гамерника натолкнулся на скептическую улыбку Штукина: — Ну и сколько же тех премиальных может быть? Ну не полмиллиона же? Если здраво прикинуть — сотня тонн — потолок. А в этом случае терять полтинник — все равно очень даже не в кайф. И, главное, их ведь очень легко не потерять. Ведь ежели западня — то ее можно организовать и во вторник, и в четверг — без суеты, без шума и пыли… Гамерник задумался: «А ведь и правда… На мусорскую подставу это не очень тянет, на юнгеровскую — тем более… Сашка не стал бы запрягать так быстро, да и менты — не полные же дебилы, чтоб на третью всего-навсего встречу такой вот блуд замутить… Вся эта история выглядит настолько дикой, что очень похожа на правду». — Ну так что, Сергей Борисович? — спросил Валерка и неожиданно улыбнулся: — Мы с вами недолго знакомы, но я вас очень прошу — дайте мне, пожалуйста, схему аэропорта! Как оказалось, Гамерник тоже читал «Денискины рассказы» Драгунского и, может быть, смотрел фильм, снятый по ним: — Этого вы от меня никогда не добьетесь, гражданин Гадюкин! Они похмыкали, испытующе поглядывая друг на друга, а потом Штукин спросил: — Ну так что? — Работаем? — ответил вопросом на вопрос Гамерник. — Работаем! — энергично согласился Штукин. — Хотел бы подчеркнуть одно совсем немаловажное обстоятельство: изъятие этой крупной суммы у Юнгерова — это, прежде всего, не наше обогащение (заметьте — местоимение «наше» я выделяю особо), а… — Ясность радует, — успел вставить Гамерник. — …А, в первую очередь, провал мероприятий по линии МВД и серьезнейший удар по экономике «империи» Александра Сергеевича. Вторую такую сумму он не соберет. — Правильно, — медленно, словно нехотя кивнул Гамерник. Он понимал, что в случае успеха потери Юнгерова будут действительно очень большими, гораздо большими, чем похищенные два миллиона. Репутационные потери, например, вообще трудно подсчитать. Ведь если эти два миллиона уже ждут серьезные люди в Москве, а деньги не привозят — как назвать людей, замутивших всю эту бодягу? Правильно, налепушниками, и никак иначе. Инициатива-то с этими деньгами от Юнгерова в Москву исходила, а не наоборот… Гамерник даже не заметил, что в своих рассуждениях начал воспринимать всю эту тему с двумя «лимонами» как данность, как объективную реальность. Грубо говоря, он повелся, и Штукин это почувствовал: — А если правильно — то у нас два часа на все про все. Если бы я до вас вчера дозвонился — было бы больше. — На все про все… — задумчиво повторил Гамерник. — А всех, всех, всех — негусто. Дефицит кадров. Валера сделал вид, что не слышал последней фразы: — Крылова я знаю в лицо… Место — ни с чем не спутать… Почесав пальцами небритый подбородок, Гамерник рявкнул одному из охранников: — Дай телефон! Телохранитель немедленно поднес свой мобильник. Гамерник потыкал пальцем в кнопочки и поднес трубку к уху: — Але… Узнал? Ну. Все спокойно? Тема есть. Нет — на пару слов и прямо сейчас… А где в прошлый раз. Я же сказал — сейчас! Все, давай… Сергей Борисович вернул трубку охраннику. Штукин хитро прищурился, еле удержавшись от подначивания: — «А» и «Бэ»? Валерка намекал на некогда сообщенные инициалы. Гамерник намек понял, но сделал поначалу удивленные глаза: — Кто-кто? И буквально через секунду он понял, что это ханжество ни к чему в данной ситуации — все равно предполагаемых участников концессии придется знакомить между собой. Сергей Борисович несколько натянуто улыбнулся: — «А» и «Бэ» — это точно. Сидели на трубэ… Чем богаты. Лучшие из худших, но других нет. Ощутив, что кровь вдруг быстрее побежала по жилам, Штукин специально стал вроде как отговаривать Гамерника задействовать тех самых «лифтеров» — ведь под «А» и «Бэ» подразумевались именно они: — От них смертью смердит. Скривившись, как от кислятины, Сергей Борисович нервно стал перебирать предметы, лежавшие на столе, — салфетку, тарелку, сахарницу. — Какая смерть?! У тебя к ним необъективное, пристрастное отношение! Какая смерть? Вот мы сидим. Вот сахар трех сортов. Вот сливки. Вот, вот, вот… Это все — есть. А что было — то прошло. Если вообще было. — Действительно — и чего не бывает в шутейном разговоре! — не удержался и хмыкнул язвительно Штукин, тут же подумавший, что не стоит все-таки перегибать палку. Гамерник и впрямь почти обиделся — лицом построжал, губки поджал: — Мы зачем встретились, я не понял? В знак капитуляции Валера поднял руки: — Прошу пардону. Необоснованно репрессированный необоснованно погорячился. Больше не буду, поскольку ничего личного между нами и впрямь не было. Итак: когда и где я встречаюсь с коллегами по мероприятию, девиз которого «без шума и крови»? Девиз мне еще раз хотелось бы подчеркнуть. Потому как если завалить ментов — да не просто каких-то, а самого Крылова… Я боюсь, что даже у вас, Сергей Борисович, не хватит фантазии, чтобы прикинуть, какая тут карусель закрутится, какая цыганочка с выходом начнется… — Проехали, — раздраженно дернул челюстью Гамерник. — Мы об этом уже терли. Я что, с первого раза не «втыкаюсь»? Или ты думаешь, мне нравится, когда мокруха? Непонятно, как Штукин сдержался и не сказал вслух «О как!». А ведь уже открыл рот! Чтобы не закрывать его впустую, Валера ляпнул первое, пришедшее в голову: — До встречи с товарищами, которых знаю пока лишь заочно, хотелось бы еще оговорить доли. — Предлагай. — Гамерник откинулся на спинку стула и сцепил пальцы рук на животе. — Ну, чтоб оно не обидно было… Мне девяносто девять процентов, вам — один. Хрюкнув от неожиданности, Сергей Борисович даже в лице переменился: — Это шутка такая? — Нет. — Ты ополоумел? Ты че, долей не видишь? Твои десять за набой и еще треть с тридцати процентов как участнику! Дальше Гамерник не договорил, а подразумевалась такая оконцовка: «…А остальное мое, поскольку я банкую и рулю всем банкетом!» В принципе, это и необязательно было договаривать — некоторые мысли прекрасно понимаются и без их озвучивания. Штукин невозмутимо кивнул: — Согласен. Гамерник сморгнул: — А зачем сначала глупости предлагал? — А вдруг вы бы согласились? Сергей Борисович засмеялся. Смех его был очень неприятным — словно не очень крупная собака затявкала. Отсмеявшись, он скомандовал: — Поехали, раз у нас нет времени! Не утруждая себя оплатой кофе, Гамерник встал и пошел к выходу. Один из охранников торопливо начал рассчитываться с официантом. Валера догнал Сергея Борисовича уже на улице. Двери в его автомобиле были гостеприимно распахнуты. Они оба устроились на заднем сиденье, и машина резко взяла с места. Медленно ездить водитель Гамерника, видимо, считал просто ниже своего достоинства. Когда они в очередной раз пролетели под сменяющийся с желтого на красный свет, Штукин негромко заметил: — Манера езды — не слишком шустрая? — Как живем — так и ездим! — не без гордости ответил Гамерник. — Я о другом… Как бывший грузчик советую вам эту манеру сменить. Вам кажется, что за вами не угнаться, а на самом деле вас очень удобно тащить… Вы за скоростью не увидите хвост… — Грузчик… В каком смысле — грузчик? — Грузчик — это сотрудник «семерки»… ну, — наружного наблюдения, — объяснил Штукин. — А тащить это… — Это я и сам понял… Так ты что, и в этой… «семерке» работал? Улыбка нарисовала на щеках Валеры еле заметные ямочки: — Помните, как в «Свой среди чужих, чужой среди своих»: «Чекист?» — «Чекист, чекист…» — Не помню, — мотнул головой Гамерник, вдруг задумавшийся о чем-то своем. А думал он ни много ни мало о том, куда бы деть этого слишком уж шустрого «чекиста»: «Эх, кабы не его кореша-оперативнички, так и… „вздернуть на рее — и все недолга“… Чушь какая-то: я с каким-то мусором еду… и куда?! Крылова помянул… Ну, этот пес конвойный — псом и сдохнет… Блин, к чему это я?..» Водитель внезапно и очень резко запарковался у садика, что близ Владимирского собора. Штукин даже ткнулся головой в подголовник переднего кресла. По спине водилы было видно, что он хорошо расслышал замечания Валеры о манере езды. Гамерник пакостно ухмыльнулся: — Ну, пойдем, сейчас подельников увидишь. — С чего это «подельников»? — «включил дурака» Штукин. Этот его вопрос остался без ответа.