Она затаила дыхание в ожидании ответа. — Да. — Так и думала, — ответила она. Сорен ничего не сказал. — Спокойной ночи, Сорен. Увидимся в воскресенье. — Пожалуйста, попытайся между этим вечером и воскресеньем избегать всего, что докажет мою правоту насчет тебя. Элеонор рассмеялась бы, но она знала, что он не шутил. Она тоже не шутила, когда ответила. — Не могу обещать. Глава 7 Элеонор Наступила ночь пятницы, и Элеонор выбралась из ванной. С тех пор, как девушка познакомилась с Сореном, она постоянно думала о священнике. Просыпалась и засыпала с мыслями о нем, писала его имя на клочках бумаги и нашептывала его, когда никто не слышал. Сегодня вечером она должна разобраться с этими чувствами. К счастью, ее мать уже отправилась спать. Элли вымыла ванну и достала две свечи из секретного тайника. Они жили так близко к железнодорожным путям, что весь дом дрожал, когда мимо проезжал поезд. Мать запретила свечи после одного случая на День благодарения. Слава Богу, индейки не горят. В отличие от скатерти. По крайней мере, пожарные были добры с ней. Но следующий поезд сегодня должен был быть не раньше чем через час, так что Элли зажгла свечи и начала наполнять ванну горячей водой. Как только та наполнилась, она разделась догола и опустилась в воду. Сегодня ей понадобится время наедине с собой в воде. За прошедший год ее тело изменилось. Почти за одну ночь у нее выросла грудь, которая казалась огромной для нее, и ширина бедер заставляла ее чувствовать себя толстой большую часть времени. И она думала, что могла бы прожить счастливую жизнь без лобковых волос. Принимая ванну, она ощущала себя невесомой и живой. Вода окружала ее тело и ласкала как сильные руки. Что-то в погружении в воду возбуждало. Будучи обнаженной в ванне, она особо остро чувствовала каждый дюйм своего тела — что оно делало, что могло ощущать. Элли откинулась на спину и позволила воде укачивать ее. Жар проникал в тело, щекотал чувствительные соски и окутывал промежность. Она позволила своему разуму погрузиться в тысячи эротических фантазий. Ей бы понравилось принимать ванну с Сореном. Может, это не вода бы облизывала ее соски или скользила через складочки между ее ног. Она открыла глаза и взяла ближайшую свечу. Сидя в воде, она подняла левую руку над мерцающим огнем. Крепко держа свечу, она наклонила ее и позволила воску капнуть на внутреннюю сторону запястья. Сорен сказал ей найти новый способ причинения боли. Воск мог сработать. Было больно, он жалил, но не оставлял шрамов. Воск капал на ее плоть, и она поморщилась, когда тепло покрыло нежную кожу, покрывающую ее вены. Еще одна порция расплавленного воска упала на предплечье. В этом месяце ей исполнится шестнадцать. В честь дня рождения она украсила себя шестнадцатью каплями воска от запястья до локтя. С каждым ожогом она ощущала, как все больше и больше возбуждается. Огонь, свет и тепло, казалось, были как снаружи, так и внутри нее. Элли дышала сквозь боль, побеждая ее, управляя ею. Принимая боль, она ощущала, как становится сильнее, даже могущественней. После последнего ожога она опустила руку в ванну и смыла затвердевший воск. Девушка смотрела на свою кожу, теперь израненную и красную от ожогов. Откинувшись на спину, она опустила правую руку между ног и нашла тугой узелок клитора. Клитор. Она любила это слово. Впервые она узнала о нем из журнала, что лежал в комнате ожидания у врача. Это не то слово, которое можно где-то услышать или произнести вслух. Никто в школе не называл все своими именами, когда речь заходила о сексе, кроме тех смущающих лекций только для девушек в спортзале. И даже тогда говорили только о менструации и матках. Никто никогда не говорил о клиторе, что для нее казалось безумием. Это была самая потрясающая вещь. Когда он наливался так, как сейчас, она могла его потереть между пальцами, и ее охватывали эти потрясающие ощущения. Она не могла поверить, что ее собственное тело могло заставить ее чувствовать себя настолько хорошо. Каждый раз, когда она трогала себя, то ощущала пустоту внутри, пустоту внутри бедер. Пустота изнывала от желания быть открытой, исследованной и наполненной. Осторожно она ввела в себя два пальца. Проникновение всегда заставляло ее нервничать, что добавляло возбуждения. Пальцами она ощущала сопротивление, словно что-то могло разорваться, если она толкнет слишком резко. Но она должна проникнуть внутрь. Этого хотело ее тело. Жар внутри влагалища удивил ее. Это из-за горячей воды, или она разожгла этот пожар внутри себя? А, может, все это из-за Сорена. С закрытыми глазами она с легкостью могла представить, как лежит на постели обнаженная и ожидающая. И в фантазии Сорен нависал над ней, целовал ее живот, бедра, грудь. В фантазии она тянулась к нему, обнимала его плечи, притягивала ближе. Он занимался сексом раньше? Или был девственником, как и она? Каким бы он был в постели? Нежным? Осторожным? Грубым? Он говорил или молчал? Сказал бы ей, что любит ее, или же просто всю ночь показывал ей это? Она почувствовала, как в пояснице и животе увеличивается давление, в то время как снова потерла клитор большим пальцем. Ее тело поднялось над водой, и мышцы в бедрах и ягодицах начали сокращаться и дрожать. Ей казалось, будто натянутая струна виолончели порвалась внутри нее. Все гудело и вибрировало. Наконец, давление достигло своего пика. Оргазм жестко пульсировал в клиторе, зажатом между пальцами, словно у него было свое сердце. И внутри нее влагалище сокращалось снова и снова, сжимая само себя. В этот последний момент удовольствия Элеонор представила, как Сорен входит в ее тело и глубоко проникает, пронзая, как это делал ангел Терезы, до самых внутренностей. Когда оргазм утих, Элеонор села в воде и вымыла руки с мылом. Она начала потеть в ванне и включила кран с холодной водой, плеснув ей себе в лицо. Ощутив себя чистой и расслабленной, Элли выбралась из ванны и закуталась в полотенце. Она спустила воду и погасила свечи. Ночь пятницы. Лучшая ночь недели. Элеонор пробралась в свою комнату и свернулась на кровати. Она нашла свой дневник, который прятала за изголовьем постели. Ей нужно записать все мысли, которые у нее были о Сорене. В своей фантазии она видела, как бьется пульс в ложбинке на его горле, как его необычайно темные ресницы отбрасывают тени на лицо. Она хотела запечатлеть эти образы, прежде чем они растворятся. В ее фантазиях они жили быстро и быстро умирали. Чернила могли надолго сохранить их после того, как ее разум перейдет к новой фантазии. Она написала: «Сорен толкнулся в нее». Толкнулся? Она уже использовала это слово дважды в этой сцене. Она вытащила свой тезаурус и перелистнула на слово «толкаться». — Таранить, ударять, тыкать, толкать, совать, сверлить, — прочитала она. Сверлить? Он сверлил ее? — Он трахает меня, а не устанавливает новые кухонные шкафчики, — сказала она своему бесполезному тезаурусу. Не важно. Вернемся к письму. Она позже исправит ситуацию с «толчком». Погрузившись в письмо, она сначала проигнорировала постукивание в окно. Ветка, птица, вор, собирающийся ее ограбить, — ей было плевать на это сейчас. Только когда постукивание превратилось в стук, она повернула голову на звук. Элеонор посмотрела сквозь грязное окно и увидела лицо мужчины. Она подняла окно. — Пап, какого черта? — прошептала она. — Долгая история. Мне нужно, чтобы ты собралась и поехала со мной. — Он больше не улыбался. Она заметила страх в его темно-зеленых глазах. — Пап, что... — Собирайся, живо, — приказал он. — Хорошо, хорошо. Сейчас соберусь. — Она начала уходить, но отец схватил ее за руку. — Надень школьную форму. Буду ждать тебя в машине. Он отпустил ее руку и шагнул в темноту. В ванной Элеонор сняла пижамные шорты и футболку и натянула почти не ношеную школьную униформу — клетчатую юбку, белую футболку поло, чулки и ботинки. Вернувшись из школы, она заплела волосы в косички. Попытка укротить роскошную черную шевелюру не увенчалась успехом. С косичками она выглядела как какой-то мультяшный персонаж, в берцах и одежде школьницы католической школы. Но ее отец пообещал объяснить все, поэтому она взяла пальто, схватила черный рюкзак и выбралась в окно, закрыв его за собой. По улице проехал бежевый «Камри». Она никогда не видела отца в такой невзрачной машине. Плохой знак. — Так что стряслось? — спросила она, когда забралась на пассажирское сиденье, и отец сорвался с места, в два раза превышая скоростное ограничение. — У меня неприятности, — ответил он. — Насколько серьезные? Отец задумался, прежде чем ответить. — Очень. — Вот черт. — Ага, несколько месяцев назад возникли некоторые финансовые трудности. Пришлось взять в долг. Они рано потребовали его обратно. Или я оплачу до утра, или... Элеонор от страха обхватила колени. Ее руки дрожали. Внутри все сжалось. — Или нет. Она наклонилась вперед и сказала сквозь ладони, закрывающие лицо: — Или ты не... Отец пытался защитить ее от того, что на самом деле происходило в его мастерской. И когда он говорил о бизнес-партнерах, то никогда не упоминал слова «мафия» или «банда» — ему не нужно было. Она была молода, но не глупа. Она достаточно насмотрелась гангстерских фильмов, чтобы понять, что к чему. Если ее отец не вернет долг до рассвета, у него будут проблемы. Серьезные проблемы. — Чего ты хочешь от меня? — спросила она. — Нам нужны быстрые деньги. Манхэттен. У меня есть команда и работа. Но нам нужно больше. — Пап, я не могу. — Можешь. Ты быстрее всех парней в моей команде. — Это было только в гараже. Никогда не делала этого на улице. — Это будет легко. Никто и не подумает на девочку твоего возраста в школьной форме. Они будут думать, что ты какая-то выскочка из частной школы, которая ходит после комендантского часа. — Что если меня поймают? — Тебя не поймают. Это займет часа два, не больше. К утру ты будешь в постели. — Ни за что. Это безумие. Отвези меня домой. — Элеонор покачала головой и подавила приступ тошноты. Да, она знала, как угнать машину. Она знала это ровно столько, сколько себя помнила. Как согнуть вешалку. Этот провод к тому проводу. Но это было лишь игрой, в которую она играла в папином гараже в Квинсе, иногда чтобы впечатлить папу и парней, с которыми он работал. Посмотрите, я могу быстрее вас. Они гладили ее по голове, аплодировали, говорили, что ей нужно работать на них, а не просиживать штаны в школе. Это были шутки, насмешки, развлечение. — Милая. Мне нужна твоя помощь. Я бы не просил, если бы это не был вопрос жизни и смерти. Жизни и смерти. Она закрыла глаза и попыталась проигнорировать картинки лежащего в гробу отца, которые кружились в ее голове. В гробу? Вероятно, нет. Если он не расплатится с мафией, для гроба мало чего останется. — Не называй меня милой. Остальную часть дороги до города они ехали в тишине. Ночь пятницы на Манхэттене, время для развлечений толстосумов. Впереди слева Элеонор заметила черный «Ягуар», пытающийся параллельно припарковаться у бара. — Элли... — начал ее отец, но она не дала ему закончить. — Сколько? Он пожал плечами. — Пять? — Пять. Ладно. Увидимся в гараже. — Она открыла дверь и захлопнула ее за собой. Пять машин. Дома к рассвету. Никто не заподозрит ее. Элеонор шла по тротуару, не открывая взгляда от «Яга». Наконец, водителю удалось загнать машину на место. Он открыл дверь со стороны водителя, а Элеонор встала у пассажирской. — Сэр, думаю, вы ударили машину позади вас, — сказала она поверх крыши. — Что? — Он едва посмотрел на нее. — Не может быть. — По-моему, да. Проверьте бампер.