— La Marseillaise — государственный гимн Франции. — Кто в здании? Сорен тяжело вздохнул и потер лоб. — Полагаю, сегодняшняя ночь подойдет как никогда, — ответил Сорен. — Для чего? — Чтобы познакомиться с моим шурином. Глава 18 Элеонор Свист приближался. Сорен взял ее за руку. — Элеонор, позволь заранее извиниться. — Извиниться? За что? — За него. — За кого? За меня? — спросил мужчина, который вошел в ближайшую дверь и направился к ним. — Надеюсь, я что-то прервал. Глаза Элеонор расширились при виде мужчины. — Люблю эту реакцию. — Он указал на лицо Элеонор. — Это «вы не сказали, как он красив» взгляд, oui? — Не вас ли я чуть не ударила на лестнице? — поинтересовалась она. — Ты вломилась в мой дом. Что скажешь в свое оправдание? — У вас волосы, как у Эдди Веддера, — заметила Элеонор, и это единственное, что она могла сказать в свое оправдание. Она все еще пыталась оправиться от шока при виде этого мужчины. Он носил самый потрясающий костюм, который она когда-либо видела. Черные брюки, сапоги для верховой езды, удлиненный черный жакет, черно-серебристый вышитый жилет. У него были темные, длиной до плеч, волосы, и лицо модели. И что еще хуже, он был французом. Значит, это шурин? Лучший друг? Кингсли? Он взял ее за руку, будто хотел поцеловать тыльную сторону ладони, но в последний момент поднес кончики ее пальцев к носу и понюхал их. Она отдернула руку. — Значит, это elle? — Это она. Элеонор, это Кингсли. Кингсли, Элеонор. А теперь, Кингсли, вернись, пожалуйста, в мой дом, пока ты не начал нравиться Элеонор. — Хочешь сказать, нравиться больше, чем ты. Слишком поздно. Не так ли? — Вы серьезно француз, — ответила она. — Хотела бы узнать, насколько я француз? — Он встал между ней и Сореном и смотрел на нее самым соблазняющим взглядом, который она когда-либо видела на лице полностью одетого мужчины. — Кингсли, пожалуйста, — вмешался Сорен. — Я не к тебе обращаюсь. Я говорю с ней. Кингсли шагнул еще ближе. — Сколько тебе? — спросил он ее. — Семнадцать. А вам? — Тридцать. Твою девственную плеву ещё не повредили? Элеонор выпрямила спину. — А ваш мозг часто повреждали? — Я спрашиваю не просто так. — Он пригрозил ей пальцем, чтобы осадить. — На прошлой неделе я трахнул девственницу. Хотя и не думал этого делать. — Что же случилось? Вы споткнулись и упали на ее плеву? — Тебе смешно, а ты знаешь, как сложно избавиться от крови на обивке из чистого шелка? — спросил Кингсли, выдавая явное возмущение. — Она могла бы предупредить до того, как я трахну ее. Я бы подложил полотенце. Но c’est la guerre. Что такое этикет для внезапного секса с девственницей? Мне отправить ей букет цветов? Если бы я трахнул тебя и порвал плеву, чего бы ты хотела от меня после? — Чем-нибудь опохмелиться? — сказала Элеонор любимое средство отца для лечения похмелья. — Трахните меня еще раз? Кингсли осмотрел ее с головы до ног. Казалось, ему нравилось то, что он видел. — Не хотела бы поиграть со мной в Жюстину и развратного монаха? — Никогда не слышала об этой игре. — Клянусь, я тебя под арест посажу, — сказал Сорен Кингсли. Он казался суровым, но Элеонор заметила веселье в его глазах. — Ты читала «Жюстину» Маркиза Де Сада? Удивительная книга. Юная двенадцатилетняя Жюстина убегает в монастырь, и монахи насилуют ее, заставляют участвовать в оргиях и избивают ее снова и снова. Так мы и будем играть. Не против? — Как мы узнаем, кто выиграл? — Кто отделается меньшими потерями в конце, тот и побеждает. — Звучит весело, — ответила Элеонор. — Я буду монахом. А вы Жюстиной. — Кингсли, — вмешался Сорен, дразня его, — похоже, она уже тебя знает. Кингсли лишь мгновение смотрел на нее, и она ощутила, как он ее оценивает. Улыбка покинула его лицо, веселье исчезло из глаз. Предупреждающим тоном мужчина обратился к Сорену: — Ты напрашиваешься на грандиозные проблемы с ней, mon ami. — Он не просил о проблемах, — вмешалась Элеонор. — Это моя инициатива. Кингсли одобрительно кивнул. — Ты не преувеличивал, — обратился он к Сорену. Сорен что-то прошептал на ухо Кингсли. — Я же говорил, — театрально прошептал Сорен. — Могу я ее взять? — спросил Кингсли. Сорен ответил что-то на французском, что-то, что заставило Кингсли улыбнуться еще шире. — Что он сказал? — спросила она Кингсли. — Он сказал: «Дождись своей очереди». Она посмотрела на Сорена, который лишь пожал плечами, будто Кингсли солгал ей. Она знала, что это не так. — Ей не понравился мой перевод. — Ей стоит выучить французский, — предложил Сорен. Кингсли согласно кивнул. — Аллё! — Элеонор замахала руками. — Я все еще здесь. Я слышу, как вы оба говорите обо мне. И вижу, как вы хихикаете. — Она ткнула пальцем в центр груди Сорена. Он с вызовом посмотрел на нее. — Священники не хихикают. — А вы на что уставились? — спросила она у Кингсли, который, казалось, раздевал ее глазами. — А она смелая, — обратился Кингсли к Сорену. — Безбожно смелая, — согласился Сорен. Кингсли обратил на нее свое внимание. — Почему ты одета?