— А вы двое... — Ага. — Поморщилась Клэр. Элеонор уставилась на нее. — Вот везучая сучка. Клэр рассмеялась и стянула покрывала с кровати. Следующие два часа они провели, обсуждая парня Клэр, Айка, и их сексуальную жизнь, которая состояла не более чем из дюжины встреч в его спальне или подвале после школы, пока его родители были на работе. Клэр решила, что секс был самой потрясающей вещью, и Айк согласился с ней. Они бы занимались им чаще, но он был из консервативной еврейской семьи, которая не одобряла его свиданий с иноверцем и была бы в ярости, узнай, что они уже занимались сексом. — Я бы продала свою душу за трах, — выдохнула Элеонор. — Ты восхитительная, Элли. Ты можешь трахаться с кем захочешь. Ты до сих пор девственница? — Задай этот вопрос своему брату. — Ох, просто сделай то, что я сделала с Айком. — И что же? Клэр дьявольски улыбнулась. — Набросилась на него. К полуночи Элеонор вытащила из Клэр обещание, что та расскажет Сорену о парне и что она была слишком занята, чтобы писать письма. Миссия была выполнена, Элеонор заснула, не подумав о том, что она на самом деле спала в постели в доме, где вырос Сорен, и что с ней в постели была его младшая сестра. Она была влюблена в католического священника, который вел себя так, словно владел ею. Странно, но ей это казалось нормальным. Элеонор проснулась следующим утром и позавтракала с Клэр, не переодевая пижаму. Она не могла поверить, что Сорен так ненавидел это место. Она никогда не была в таких старых больших особняках. Этот тип деревенской жизни прекрасно ей подходил. После завтрака она осталась в комнате, пока Клэр спустилась вниз к Сорену. Она будет на ногах весь день, похороны и поминки займут все завтрашнее утро. Она упаковала книги и домашнюю работу, чтобы занять себя, пока семья будет разбираться. — Никого не впускайте, — приказал Сорен, — кроме... — Кроме вас и Клэр. Знаю, знаю. Меня изнасилуют ночью, если я оставлю дверь незапертой? Сорен одарил ее самым пронзительным взглядом, пока Клэр располагалась под его рукой и прижимала голову к его груди. — Ты будешь не первым человеком, с которым это произойдет в этом доме. Элеонор заперла дверь. Около двух часов дня Клэр вернулась в спальню с тарелкой еды для нее. В шесть вечера она принесла еще одну тарелку. — Ты пытаешься меня раскормить или ищешь предлог выйти отсюда? — спросила Элеонор поглощая еду. — По большей части, второе. Ненавижу такое. Предполагалось, что я буду грустной и поглощена горем. Но я плохая актриса. — Без обид, но почему ты не грустишь? Умер твой отец. — Элеонор надеялась, что говорила без осуждения. Она бы точно не грустила, если бы умер ее собственный отец. Клэр плюхнулась на диван рядом с Элеонор. — Я едва его знала. Чему очень рада. — Он был настолько плохим? Клэр вздохнула и стащила клубнику с тарелки Элеонор. Элеонор притворилась, что пытается проткнуть ее руку вилкой. — Хочешь знать, насколько он был плох? — спросила Клэр. — Вероятно, нет, но все равно расскажи. — Frater8 рассказал мне не так много, узнала я все это от мамы. — Погоди, остановись тут. Объясни мне, что такое Frater. — Это на латыни Брат. Soror — сестра. Мы так называем друг друга — Фратер и Сорор. Он говорит, что ненавидит имя Маркус. — Это было именем его отца? — Именно. Поэтому он ненавидит это имя, и поэтому я не скорблю из-за смерти отца. Клэр сделала глубокий вдох, сбросила черные балетки и прижалась к спинке дивана. — Мой отец... был очень плохим человеком. Мама говорит, он причинял боль Элизабет, когда та была еще маленькой. — Он бил ее? — Хуже. Сердце Элеонор перестало биться на несколько секунд. — Вот черт. — Мама Элизабет и мой отец развелись из-за этого. Они поженились в шестидесятых и развелись в семидесятых. Все держат подобное в секрете. Затем он встретил мою маму и женился на ней. У них появилась я. Элизабет узнала от ее мамы о повторной женитьбе и обо мне. Она не знала, что делать, и написала письмо Фратеру. — Что он сделал? — Элеонор пыталась быть осторожной и не называть Сорена Сореном. Очевидно, она не знала его настоящего имени. Интересно, Сорен считал, что она больше достойна знать его настоящее имя, чем его младшая сестра. — Мне мама так рассказала. Она говорила, что это произошло в ноябре. Мне было три. Папа отправился в одну из деловых поездок. Мама рассказывала, как услышала звонок в дверь после обеда и подошла к двери. И на пороге стоял, цитирую ее слова: «белокурый ангел». — Белокурый ангел? — Она так сказала. Он представился ей сыном ее мужа, что было большим потрясением, поскольку она не знала, что у отца был еще и сын. Он сказал, что она не обязана впускать его в дом. Он займет только пять минут ее времени. — Что произошло дальше? — Десять минут спустя мама собирала вещи, позвонила родителям и уехала из дома — из этого дома. Мой «белокурый ангел» брат сказал, что мама вышла замуж за монстра-педофила, и если она любит свою дочку, она ни за что не позволит ей провести ни секунды в компании отца. Мама сказала, что с ним был друг. — Друг? Кто? — Какой-то француз, приблизительно его возраста. Они оба помогли ей отнести вещи в машину мамы. Она говорила, что предлагала ему подержать свою сестру. То есть меня. Он сказал, что ничего не знает о детях и боится, что навредит мне. Очевидно, его друг держал меня, пока она загружала машину. Тот сказал, что любит детей. Теперь я заставляю Фратера обнимать меня постоянно, чтобы наверстать тот день, когда он не смог это сделать. — Это безумие. — Значит, будучи подростком, Кингсли поехал с Сореном в дом его отца. Она не могла представить Кингсли с ребенком на руках. — Значит, твой брат уехал из школы, чтобы предупредить твою маму о том, за кого она вышла замуж? — Да. И знаешь, что, Элли? — Что? — Из-за него, появившегося на пороге в тот день, я потеряла девственность в шестнадцать с парнем. А не в восемь с отцом, как Элизабет. Вот почему я люблю своего брата. Хотя и не в этом смысле. — Клэр улыбнулась, и легкий румянец окрасил ее щеки. — Да, не в этом смысле. Поняла. — Элеонор смотрела на пустой камин. — Знаешь, это меня не удивляет? То есть, это все ужасно, и от одной мысли о твоем отце и что он делал с твоей сестрой меня тошнит. У меня в школе есть подруга — Джордан. Ее мама запрещает нам видеться, потому что я однажды увязла в кое-каких проблемах. Но точно могу сказать, что за прошедший год с ней стало что-то не так. Я заставила ее рассказать мне. Её домогался учитель. — Больной ублюдок. — Знаю, — ответила Элеонор. — Я рассказала об этом твоему брату. Он направил всю кару небесную на учителя. Этот парень собрал пожитки и уехал из города. У твоего брата очень сильные защитные инстинкты по отношению к девушкам. — Причина в Элизабет, — объяснила Клэр. — Он такой оберегающий, что мне даже не хочется ему говорить об этом. — Меня он тоже оберегает, — сказала Элеонор. — Но со мной он защищает меня от себя, а я хочу, чтобы он перестал это делать. — Ты влюблена в него. — Клэр изучала ее стальными глазами как у Сорена. Должно быть, они унаследовали этот стальной взгляд от отца. — Ага, — призналась она, не смотря Клэр в глаза. — Он знает? — Знает. Это пугает тебя? — Безусловно, я не хочу, чтобы у него возникли проблемы. И не хочу, чтобы он был священником. Когда он был в семинарии, я вырезала из журналов фотографии сексуальных женщин и отправляла их вместе с моими письмами ему. Я подписывала фотографии «видишь, что ты упускаешь?» — И ты говоришь, я злая? — Знаю. Он считал это уморительным. Говорил, мои письма были самыми популярными в семинарии. Сначала это была шутка. Но несколько лет спустя, когда все произошло в Сальвадоре, я позвонила ему, умоляя бросить семинарию и вернуться домой. — А что в Сальвадоре? — Там была война, — начала Клэр, на ее лице было нечитаемое выражение. — Там была иезуитская школа. Они не были частью войны. Но это не помешало военным убить их. — Убить кого? Клэр посмотрел Элеонор прямо в глаза.