исправиться в лучшую сторону. Однако для девочки, плакавшей в его объятиях, неблагоприятные последствия могут быть намного серьезнее.— Попытайся взглянуть на все с другой точки зрения. Ты убегаешь… — произнес доктор. Однако дальше он ничего не мог сказать. Фарук знал, что девочка убегала, но не представлял, чем все это кончится. От одной смертельной опасности в другую, из огня да в полымя… Доктор хотел думать, что ничего ужасного не должно произойти.— Что-то со мной случится, — ответила Мадху. Чувствуя на своей шее ее горячее и частое дыхание,Фарук наконец-то понял, почему признания Миллса в гомосексуальных наклонностях вывело его из равновесия. Если брат-близнец Дхара сражался против своих гомосексуальных позывов, тогда чем же занимался Джон Д?Доктор Дункан Фрейзер убедил Фарука, что они в большей степени зависят от биологических предпосылок, нежели от условий жизни. Однажды Фрейзер упомянул: 52 процента вероятности в пользу того, что брат-близнец педераста также будет голубым. Кроме того, друг Даруваллы и его коллега доктор Макфарлейн убедил его в том, что гомосексуальность невозможно изменить.— Если допустить, что гомосексуальность человек получает в результате воспитания, то как случается, что она может появляться спонтанно? — спрашивал Макфарлейн.И все же Даруваллу приводило в уныние не внезапное открытие того, что Джон Д также может быть гомосексуалистом. Его больше впечатлила отстраненность Джона и отдаленность его жизни в Швейцарии. В конце концов его отцом должен быть не Дэнни, а Невил! Доктор размышлял о том, почему Джон никогда и ничего не говорил ему о своих интимных делах.Инстинктивно, как будто это была не девочка, а его любимый Джон Д, доктор стал ее гладить. Впоследствии он понял, что Мадху повела себя так, как ее научили В ответ она тоже стала его гладить в какой-то подхалимской манере. Это его шокировало. Фарук отшатнулся, когда девочка стала целовать его в горло.— Пожалуйста, не надо… — остановил он Мадху. В это время к нему обратился миссионер, вдохновленный радостью мальчика-калеки.— Вы только взгляните на него! Держу пари, он попытается пройти по крылу самолета, если ему скажут, что это безопасно! — воскликнул фанатик.— О да, думаю, он это сделает, — ответил Дарувал-ла, который не мог отвести взгляд от лица Мадху. Страх и замешательство девочки-проститутки были как бы отражением его собственных чувств.— Что вы хотите? — шепотом спросила его девочка.— Нет, нет. Это вовсе не то, о чем ты думаешь… Мне хочется, чтобы тебе удалось скрыться, — ответил ей доктор.Эти абстрактные слова для нее ничего не значили, поэтому Мадху не ответила, а продолжала смотреть на него. В ее взгляде доверие все еще переплеталось с замешательством. Неестественная краснота еще раз появилась в испачканных уголках ее рта — Мадху опять стала жевать паан. В том месте, где она поцеловала Фарука, виднелось красно-бурое пятно, словно от укуса вампира. Доктор дотронулся до этой отметины и его пальцы стали красными. Иезуит увидел, как Дарувалла уставился на свою руку.— Вы обрезались? — спросил миссионер.— Нет, все в порядке, — сказал Дарувалла, однако это не соответствовало действительности. Фарук вынужден был признаться самому себе в том, что о желаниях он знал меньше будущего священника. Видимо, чувствуя его замешательство, Мадху еще раз прижалась к его груди.— Что вы хотите? — снова прошептала она. Доктора устрашило то, что это был сексуальный вопрос.— Я хочу, чтобы ты была ребенком, потому что ты на самом деле ребенок. Пожалуйста, веди себя, как девочка, — сказал Фарук.Мадху с такой готовностью улыбнулась, что Дарувалла поверил — она его поняла. Как шаловливый ребенок, она пальчиками прошлась по его бедру, однако затем совсем не по-детски твердо опустила свою маленькую ладонь на его пенис, нисколько не промахнувшись, поскольку точно знала, где он находится. Сквозь легкую материю летних брюк доктор почувствовал тепло руки девочки.— Я постараюсь выполнить ваше желание, любое ваше желание, — прошептала девочка-проститутка.Инстинктивно доктор отбросил ее руку.— Прекрати это! — вскипел он.— Я хочу сидеть с Ганешей, — чуть помолчав, сказала девочка.Фарук разрешил ей поменяться местами с Мартином Миллсом.— Я все время размышляю об одной проблеме. Вы сказали, что нам заказаны на ночь две комнаты. Только две? — шепотом спросил доктора Мартин Миллс.— Думаю, мы можем заказать еще… — начал доктор, чувствуя, что ноги его дрожат.— Нет, нет. Я думаю не об этом, я имел в виду, вы предполагаете разместить детей в одной комнате, а мы будем спать во второй? — снова спросил Мартин.— Да, — ответил Дарувалла, безуспешно пытаясь унять дрожь в ногах.— Понимаете, ну, я знаю, вы подумаете, что это глупо, однако с моей стороны было бы благоразумно не разрешить им спать вместе. Я имею в виду, не в одной комнате. В конце концов мы можем лишь догадываться относительно намерений девочки, — продолжал миссионер.— Относительно каких намерений? — переспросил доктор. Он смог унять дрожь одной ноги, однако другая все еще тряслась.— Я имею в виду ее сексуальный опыт. Мы должны предположить, что у нее были такого рода контакты. Я говорю о том, что, быть может, Мадху захочет успокоить Ганешу в половом плане. Вы понимаете, что я имею в виду? — спросил иезуит.— Вы попали в самую точку, — только и сказал в ответ доктор. Он очень хорошо понял то, что подразумевал миссионер.— Ну, тогда предположим, что мальчик ляжет со мной в одной комнате, а вы с Мадху — в другой. Понимаете, вряд ли бы отец-ректор одобрил, если бы кто-то в моем положении провел ночь в одной комнате с девочкой. Это противоречит принятым мной обетам, — объяснил Мартин.— О да, ваши обеты… — ответил Фарук. В конце концов другая его нога тоже успокоилась.— Вы же не думаете, что я предполагаю, будто Мадху предрасположен а… только потому, что бедная девочка была… тем, чем она была. Не настолько же я глуп, — сказал иезуит доктору.Фарук чувствовал, что его пенис все еще находится в возбужденном состоянии, хотя Мадху лишь чуть тронула его.— Нет, думаю, вы поступаете мудро, когда проявляете небольшое беспокойство относительно ее… намерений, — произнес Дарувалла. Он говорил медленно, поскольку пытался вспомнить популярный псалом. — Как он звучит, этот двадцать третий псалом? — спросил доктор будущего священника. — Да, хотя я иду по долине, где нависает тень смерти…— Я не буду бояться зла…— Да, именно так. Я не буду бояться зла, — повторил доктор Дарувалла.Фарук предположил, что самолет уже пролетел штат Махараштра и летит нлд штатом Гуджарат. Земля под ними в мареве послеполуденной жары выглядела плоской и безводной. Небо казалось таким же коричневым, как и земля.«"Рулетка лимузинов" или „Бегство из Махараштры“, — перебирал в уме сценарист, не зная, какое название ему выбрать. — Все зависит от того, что произойдет дальше. Все определит конец истории».22. ИСКУШЕНИЕ ДОКТОРА ДАРУВАЛЛЫВ аэропорту Раджкот проверялась работа громкоговорителей.— Один, два, три, четыре, пять. Пять, четыре, три, два, один, — меланхолично считал голос, словно не веря, что эти громкоговорители будут работать и что они вообще потребуются в случае необходимости.Потом этот же пересчет повторили. «Может быть, диктор проверял не систему громкоговорителей, а свою способность считать», — подумал Дарувалла.Пока доктор и Мартин Миллс собирали свои сумки, появился пилот и вручил миссионеру швейцарский военный нож. В первый момент иезуит пришел в замешательство, поскольку совсем забыл, что его заставили сдать это оружие в Бомбее. Затем он почувствовал стыд, поскольку предположил, что пилот окажется вором. Пока в нем происходила эта смена ощущений, Мадху и Ганеша заказали и выпили по два стакана чая, а доктор Дарувалла остался спорить с продавцом чая о цене.— Чтобы мы не останавливались всю дорогу до Джунагада, пописайте здесь, — сказал Фарук детям.После этого они ждали почти час, пока не приехал их водитель. Все это время через громкоговоритель прокатывался подсчет от одного до пяти и от пяти до одного. В этом аэропорту все раздражало, однако у Мадху и Ганеши оказалось много времени, чтобы справлять малую нужду.Их водителя звали Раму. Он был подсобным рабочим цирка «Большой Голубой Нил» и поступил Туда в штате Махараштра. В этот день Раму уже во второй раз совершал поездку между Джунагадом и Раджкотом. Приехав утром, чтобы встретить рейс и узнав о его задержке, он вернулся в Джунагад, в цирк, только потому, что ему нравилось водить машину. Поездка занимала почти три часа в один конец, однако Раму гордо сообщил им, что обычно тратит на дорогу менее чем два часа. Очень скоро все поняли, почему так происходит.Раму управлял помятым «лендровером», покрытым то ли грязью, то ли засохшей кровью неудачливых пешеходов и животных, встретившихся на его пути. Раму, который казался небольшим пареньком восемнадцати-двадцати лет, в обвисших шортах и измазанной тенниске, управлял машиной босиком. Педали сцепления и тормоза настолько стерлись, что их металлическая поверхность стала идеально гладкой. Педаль газа, которой, по-видимому, пользовались излишне часто, заменял деревянный брусок, непрочный, как тоненькая дощечка, однако Раму не убирал с нее свою правую ногу. На сцепление и тормоз он предпочитал нажимать левой ногой. Вообще-то на тормоз водитель обращал внимание крайне редко.В сумерках они с ревом пронеслись через Раджкот мимо водонапорной башни, женской больницы, автостанции, банка, овощного базара, статуи Ганди, здания телеграфа, библиотеки, кладбища, ресторана «Хеймур», отеля «Интимейт». Когда водитель мчался через район базара, Дарувалла предпочел не смотреть по сторонам. Вокруг было много детей, шли старики, которые не могли так же быстро, как дети, убежать с пути автомобиля. В дополнение к этому по дороге буйволы тянули тележки, вышагивали верблюды, запряженные в вагончики, коровы, ослы и козы, не говоря уже о мопедах, велосипедах, велорикшах и грузовых велорикшах на больших трехколесных велосипедах. Разумеется, кроме них ехали легковые, грузовые машины и автобусы. На окраине города рядом с дорогой Фарук заметил мертвеца или «ненастоящего человека», как их называл Ганеша. Однако на такой огромной скорости доктор просто не успел попросить Мартина Миллса подтвердить факт смерти человека с навеки застывшим выражение лица, которого увидел Фарук.Как только город закончился, Раму прибавил скорость. Этот подсобный рабочий проходил курсы вождения непосредственно на дорогах, где не было и речи о каких-то правилах перехода через улицу. В потоке встречных машин Раму уступал дорогу лишь тем автомобилям, которые превосходили его колымагу по размерам. А он считал свою машину самой большой на дороге, за исключением автобусов и тяжеловесных грузовиков.Доктор Дарувалла благодарил Бога за то, что Ганеша сел на переднее место рядом с водителем. Мальчик и девочка изъявили желание занять это место, однако доктор побоялся, как бы Мадху не стала отвлекать водителя, занимаясь его «утешением» на большой скорости. Поэтому девочка тряслась сзади вместе с доктором и миссионером, в то время как калека безостановочно болтал с Раму.Вероятно, Ганеша ожидал, что водитель будет говорить только на диалекте гуджарати. Попрошайку вдохновило то, что он встретил земляка из штата Махараштра, говорившего на диалекте маратхи и на хинди. Фарук не мог следить за их разговором, однако ему показалось, что Ганеша хотел узнать все цирковые профессии, которыми мог заниматься калека с одной здоровой ногой. Со своей стороны, Раму предпочитал говорить на свою любимую тему, одновременно демонстрируя умопомрачительную технику и нажимая на педаль газа вместо того, чтобы жать на тормоза. Он убеждал мальчика в том, что невозможно сравняться с ним в искусстве вождения, если у человека не работает правая нога.К чести Раму, он не смотрел на Ганешу, когда это говорил. Слава Богу, что водитель не отвлекался на бешено проносящиеся мимо пейзажи. Доктор ждал наступления темноты, чтобы расслабиться и не видеть воочию приближение собственной смерти. Когда стемнеет, можно будет в опасной близости услышать лишь сигнал клаксона чужой машины или увидеть слепящий свет мчащихся на тебя автомобильных фар. Фарук представил себе месиво их тел — одна нога здесь, рука — там, вот задняя часть чьей-то черепной коробки, чей-то разбитый лоб… Тогда не разберут, кто именно сидел в салоне. Так случится, поскольку фары окажутся разбиты, а в волосах будет много мелких осколков стекла, сверкающих, как бриллианты. Они почувствуют запах бензина, который замочит всю одежду. В самый последний момент увидят вспышку огня в форме огромного шара…— Отвлеките меня. Начните говорить. Скажите мне что-нибудь, — обратился Дарувалла к миссионеру.Иезуит, чье детство прошло на автострадах Лос-Анджелеса, казалось, чувствовал себя непринужденно. Его не отвлекали сгоревшие остовы автомобилей по обочинам дороги. Он даже не посмотрел в сторону перевернувшейся автомашины, все еще объятой пламенем. Останки животных на обочине интересовали его лишь тогда, когда он не мог определить, кто задавлен.— Что это было? Вы видели? — спросил миссионер, поворачивая голову.— Мертвый бычок. Пожалуйста, поговори со мной, Мартин, — взмолился Дарувалла.— Я знаю, что он мертвый. Но что такое бычок?— Кастрированный бык, — ответил ему Фарук.— Вот еще один! — воскликнул будущий священник, вновь поворачивая голову.— Нет, это — корова.— До этого я видел верблюда. Вы его заметили? — живо спросил Мартин.— Да, я видел его. Расскажите мне какую-нибудь историю. Вскоре совсем стемнеет, — произнес Дарувалла.— Жалко. Сколько можно было бы еще увидеть! — воскликнул иезуит.— Ради Бога, отвлеките меня! Я знаю, вы любите говорить. Расскажите хоть что-нибудь! — снова взмолился доктор.— Ну, что вам рассказать? — спросил миссионер. Фарук почувствовал желание убить этого иезуита.Девочка уже спала. Они посадили ее между собой, так как боялись, что она прислонится к задней двери. Теперь она прислонялась лишь к одному из сидевших. Спящая Мадху казалась хрупкой, как тряпичная кукла. Мужчины были вынуждены поддерживать ее плечи, чтобы девочка не болталась из стороны в сторону.Ее надушенные волосы терлись по горлу доктора в районе расстегнутого воротника рубашки. Пахли они гвоздикой. В моменты, когда машину швыряло в разные стороны, Мадху ударялась об иезуита, который не обращал на девочку никакого внимания. Но Фарук ощущал, как ее бедро прижималось к его ноге. Когда автомобиль еще раз подбросило, плечо Мадху ударилось по ребрам доктора, а ее рука проползла по его бедру. Временами, когда Фарук чувствовал дыхание девочки, у него самого перехватывало горло. Доктор совершенно не представлял, как он сможет провести ночь в одной с ней комнате и пытался отвлечься не только от устрашающей манеры управления автомобилем, демонстрируемой Раму.— Расскажите мне о вашей матери. Как она себя чувствует? — спросил Дарувалла.В исчезнувшем свете дня, когда еще можно было различать какие-то детали, доктор увидел, как напряглась шея миссионера и как он прищурил глаза.— А как ваш отец? Что делает Дэнни? — добавил доктор.Тут Фарук почувствовал, что допустил оплошность, поскольку Миллс, вероятно, даже не услышал его второго вопроса. Иезуит ушел в свое прошлое. Ландшафт с безобразно убитыми животными проносился мимо, однако фанатик его больше не замечал.— Хорошо, если вам так хочется, я расскажу маленькую историю о моей матери, — произнес Миллс.Дарувалла усомнился, что это «маленькая» история. Обычно миссионер в повествовании не был кратким. Он любил описания. Фактически, Мартин не упускал ни одной детали и рассказывал Фаруку абсолютно все, вспоминая и цвет кожи Арйфа Комы, и различные запахи при мастурбации не только Арифа, но и то, как пахли ппльиы американской студентки, работавшей его няней.Они неслись сквозь темную сельскую местность и тускло освещенные города, где их преследовал запах готовившейся еды и экскрементов, кудахтанье цыплят, собачий лай и дикие угрозы пешеходов, которых они едва не задавили. Раму извинился за то, что в машине похолодало, поскольку окно со стороны водителя отсутствовало. В салоне бились залетавшие насекомые. Что-то размером с колибри шлепнулось о лоб иезуита, укусило его, а потом минут пять лежало на полу, жужжа и барахтаясь, пока не смолкло. Они так и не поняли, что это было.Ничто не могло отвлечь миссионера, рассказывал он безостановочно. Завершил «маленькую» историю он в Джунагаде, когда они оказались на ярко освещенных улицах, полных народа. Из громкоговорителя на припаркованном автомобиле доносилась цирковая музыка. Одна толпа возвращалась с первого вечернего представления, другая торопилась занять их места на следующем сеансе.Доктор Дарувалла подумал, что, наверное, нужно рассказать несчастному ублюдку абсолютно все. О том, что он близнец, что его мать всегда была шлюхой, а Невил Идеи, вероятно, его настоящий отец. Дэнни слишком обычный, чтобы быть родителем таких симпатичных мужчин, как Джон Д и Мартин Миллс. Невил тоже выглядел симпатичным, хотя Фаруку он никогда не нравился.Был в рассказе Мартина один момент, когда Фарук потерял дар речи и подумал, что все-таки сам Джон Д должен решить, открывать ли тайну их рождения. Конечно, доктор хотел бы наказать Веру любым возможным способом, если бы не эта фраза в рассказе Мартина о Дэнни:— Я люблю своего отца. Мне просто не хочется испытывать к нему жалость, — сказал Миллс.В большей части истории речь шла о Вере, о Дэнни миссионер больше не упомянул ни слова. Доктор подумал, что не наступило еще время для правды о том, что его отцом, вероятно, является любовник и мужчин и женщин, бисексуальное дерьмо по имени Невил Иден. После такой новости Мартин вряд ли будет испытывать меньше жалости к Дэнни.Кроме всего прочего, они уже были у цирка. Мальчик-калека в восторге взобрался коленями на переднее сиденье и, высунувшись в окно, махал руками толпе. Цирковая музыка, доносившаяся из громкоговорителя, разбудила Мадху.— Вот твоя новая жизнь. Просыпайся и посмотри на нее, — сказал доктор Дарувалла девочке-проститутке.Хотя Раму, не переставая, нажимал на клаксон, машина едва продвигалась сквозь толпу. Несколько маленьких мальчишек зацепились за ручки дверей и задний бампер. Все глазели на заднее сиденье. Мадху стала волноваться, хотя люди смотрели вовсе не на нее. Их внимание привлек Мартин Миллс, поскольку они не привыкли к виду белого человека. В свете уличных фонарей кожа миссионера выглядела, как тесто. Из-за того, что они вынуждены были ехать вперед очень медленно, в салоне стало жарко. Однако когда Мартин опустил заднее стекло, люди стали просовывать руки только для того, чтобы до него дотронуться. Да, Джунагад не был туристическим центром.Далеко впереди толпы на ходулях шел клоун-карлик. Перед цирком людей оказалось еще больше, поскольку еще не пришло время впускать их внутрь. Машина буквально сантиметр за сантиметром продвигалась к хорошо охраняющимся воротам. Оказавшись внутри ограды, доктор Дарувалла ощутил знакомое чувство: цирк для него являлся своеобразным монастырем и заповедным местом. Он защищал его от угроз Джунагада так же, как и крепость миссии Святого Игнатия укрывала своих обитателей от хаоса Бомбея. Здесь дети будут в безопасности. Они обеспечат цирку будущее существование, если цирк даст и м шанс выжить.Первое приветствие не согрело их теплом, поскольку Дипа их не встретила. Жена и сын карлика болели и лежали в своей палатке. Почти сразу же доктор смог ощутить, насколько «Большой Голубой Нил» отличался от «Большого Королевского цирка». Здесь не было такого хозяина, как обаятельный с чувством собственного достоинства Пратап Васалкар. Хозяин цирка «Большой Голубой Нил» вообще отсутствовал. В его палатке им не накрыли ужин — они вообще не увидели этой палатки.Инспектором манежа оказался бенгалец по фамилии Дас, в его палатке еды не было, а кровати стояли в ряд, как в казармах спартанцев. Стены были задрапированы небольшими вышивками, а грязный пол пытались закрыть коврами. Высоко под ее куполом висели свертки яркой материи для цирковых костюмов, чтобы никому не загораживать дороги. Какие-то храмовые украшения стояли рядом с телевизором и видеомагнитофоном.Обычная койка предназначалась для Мадху. Мистер Дас поставил ее между койками двух старших девочек, которые, по его словам, «присмотрят» за новенькой. Инспектор манежа также заверил их, что его жена тоже за ней присмотрит. Сама миссис Дас даже не удосужилась встать с кровати, чтобы поздороваться с гостями. Женщина сидя пришивала к костюму блестки и лишь когда все стали покидать палатку, она обратилась к Мадху.— Мы встретимся с тобой завтра, — сказала женщина.— Когда нам прийти утром? — спросил Дарувалла. В ответ миссис Дас продемонстрировала нечто вроде обиженной суровости женщины, которую внезапно бросил муж. Головы она не подняла, продолжая смотреть на иголку с ниткой.— Не приходите слишком рано, так как мы будем смотреть телевизор, — наконец подала она голос.«Вот это номер», — про себя произнес Фарук.Койку Ганеши планировали поставить в палатке поваров, куда их проводил мистер Дас и где он их покинул, сказав, что ему следует подготовиться к представлению, начинающемуся в 21.30. Повар по имени Чандра сделал вывод, что Ганешу прислали ему в помощники. Он тут же стал объяснять калеке предназначение кухонной утвари.— Джхара — это выдолбленная ложка, а кисни — нож для разрезания кокосовых орехов, — поучал повар.Однако Ганеша слушал его невнимательно. Дарувалла знал: мальчишка хотел посмотреть на львов. Снаружи доносилось их покашливание. Хотя толпу еще не впустили в главную палатку, однако в темноте можно было ощутить и присутствие людей, и близость львов по доносившемуся от них шуму, напоминавшему неясное бормотание.Доктор Дарувалла не заметил москитов до тех пор, пока не стал ужинать. Все они ели стоя из металлических тарелок. В тушеную картошку с баклажанами добавили слишком острую приправу. После этого им дали по тарелке свежих овощей. Морковь, редиску, лук и помидоры они запивали теплым апельсиновым напитком «Гоулд спот», который всегда нравился доктору. В штате Гуджарат действовал сухой закон, поскольку здесь родился Ганди, который был скучным трезвенником. Фарук подумал, что вряд ли сможет заснуть. Он надеялся, что пиво отвлечет его от мыслей о сценарии, но затем доктор вспомнил, что он будет в одной комнате с Мадху. В этом случае лучше не спать всю ночь и не пить пива.В течение всего торопливого и неплотного ужина Чандра беспрестанно сыпал названиями овощей, словно предполагал, что Ганеша забыл все слова после того несчастного случая, когда была обезображена его нога.— Алу — это картошка, чавли — светлый горох, баинган — баклажан, — говорил повар.Мадху оказалась оставленной без внимания. Девочка дрожала. Разумеется в маленькой сумке у нее имелся свитер или шаль, однако все их пожитки так и лежали в машине, припаркованной неизвестно где. Только одному Богу могло быть известно местонахождение водителя Раму. В дополнение ко всему сейчас начиналось вечернее представление.Когда приехавшие оказались в проходе между жилыми палатками труппы, они увидели, что артисты уже облачились в цирковые костюмы и по проходу ведут слонов. В боковом ответвлении главной палатки рядком стояли кони, и подсобный рабочий уже оседлал первого коня. Тренер ударил большого шимпанзе кнутом, отчего животное подпрыгнуло вверх метра на полтора и плюхнулось в седло, а конь нервно дернулся на один-два шага вперед. Шимпанзе встал на четвереньки. Когда тренер дотронулся кнутом до седла, шимпанзе