– Начальники, отпустите, че я вам сделал… – протяжно заныл Сивый, пристраивая костлявое заднее место на табуретку. – Кошелек не пришьете, где он, этот кошелек? Уже уехал с тем фраером… Дался вам этот кошелек, нет никакого кошелька. Вам заняться нечем? Чист я, хоть кого спросите… Вы что, всех преступников уже переловили? – За метлой следи, Сивый, – буркнул Чумаков, – а то враз фанеру сломаем, и поедешь шнырем на зону, там и долечат. Фраернулся – будь добр, признай. – Да нет за мной ничего, – скулил Сивый. – Богом клянусь, нет ничего. Отпустите, граждане-товарищи, чего докопались? – А может, у нас свежий материалец на тебя имеется? – подмигнул Пашка. – Скажем, Бурун раскололся и такого на тебя наплел, что даже нам страшно стало. Или Косаря наконец взяли, и он тоже не стал молчать. – А ты меня на характер не бери, – оскалился Сивый, от внимания сыщиков не укрылось, что мелкий воришка почувствовал облегчение – не этого он боялся. – Нет у вас на меня ничего, понятно? Буруна вглухую на зоне заделали – принесла сорока на хвосте. Ваши винтовые, кстати, и заделали – когда он пером одно личико в братское чувырло превратил… И Косарем не грузите – не ваш он, амнистировал сам себя. Я его уже полгода не видел, да и нечего ему на меня свалить. Так что чешите вальсом, граждане начальники… Эй, а вы чего протокол не пишете? – спохватился задержанный. – А мы с тобой беседуем по душам, гражданин Меринов, – вкрадчиво сказал Алексей, давая знак остальным, чтобы помолчали. – В общем, хорош баланду травить, давай за дело. Сам-то как поживаешь? – Да вроде без несчастий, – пожал плечами Сивый. – Вот и дальше будешь без несчастий, если сообщишь нам кое-что. Тогда про кошелек забудем, и быть тебе уже не злостным преступником, а мелким правонарушителем. В общем, включай бестолковку, думай. Что знаешь по налету на «Аркадию»? Участвовал в нем? На подхвате стоял? Колись, Сивый. Пока не скажешь что-то дельное, не слезем. А уйдешь в несознанку – тебе же хуже. – Начальник, ты че? – ужаснулся Сивый. И снова не ушло от внимания, как он напрягся, вернулись отпустившие было страхи. – Не вешай на меня свою глухариную стаю! – Откуда знаешь про глухариную стаю? – Алексей пригвоздил его взглядом к табурету. Сивый занервничал, стал ерзать, прятать глаза. – Гражданин начальник, вы сейчас о чем? – заныл он. – Не знаю я ничего ни про какую «Аркадию»… Давай уж лучше про кошелек. Ну, стырил я у этого вислоухого лопатник, да там и бабок-то, поди, было хрен да маленько… Ну, каюсь, бес попутал, но я исправлюсь, на работу устроюсь, а про «Аркадию» не знаю… Что такое «Аркадия», кабак, что ли? – Ладно, заткнись, – перебил Алексей. – Ты не Сусанин, а мы не поляки, чтобы нас в трех соснах водить. Решил в болвана сыграть? Не прокатит. Другим трави свою баланду. Ты что-то знаешь, мы это по твоей ряхе потерянной видим. Сделаем друг дружке приятное, Сивый? Ты нам скидываешь информацию и чешешь на свободу с чистой совестью. Верно, товарищи офицеры, отпускаем гражданина Меринова? – Точняк, – ухмыльнулся Чумаков. – Без базара, – добавил Вишневский. – В противном случае клепаем дело, и ворота колонии гостеприимно открываются, – доверительно сообщил Алексей. – Причем происходит это быстро, и садишься ты надолго, поскольку социалистическая законность – штука суровая. А мы еще и в репу дадим – тогда и твое личико станет братским чувырлом. Так что давай, Сивый, впадай в распятье – только ненадолго, у нас времени нет с тобой нянчиться. – Да не знаю я ничего… – канючил воришка, снова прятал глаза. Возникало стойкое опасение, что если он в чем-то и признается, то не сегодня. Напрягся Чумаков – у парня зачесался кулак. Алексей глянул предостерегающе – все равно не поможет. Сивый испытывал страх, который всячески пытался скрыть, но он пробивался из всех щелей. Избиение не поможет, лишь усугубит упрямство. Он действительно что-то знал – возможно, мелочовку, но даже это пытался скрыть. – Ладно, – сменил тактику Алексей. – Допускаем, гражданин Меринов, что ты счастлив в неведении, а нас подвела интуиция и многолетний опыт. Ночку перекантуешься в здешнем санатории, а утром придем, будем оформлять дело по твоим злостным антиобщественным деяниям. Пашка, договорись с Евдокимовым, чтобы приютили терпилу, а завтра в тюрьму отвезем. Уводи его к чертовой матери, видеть его больше не могу… Стас, приведи второго – ну, того, в клетчатой кепке. Вряд ли он что-то знает, но раз уж ты прибрал его… Он внимательно следил за физиономией Сивого, когда Чумаков стряхивал того с табурета. Воришка кусал губы, колебался, лицо страдальчески искажалось. Противоречия бились в человеке смертным боем. – Не передумал, Сивый? – Начальник, да не знаю я ничего… – снова тянул тот сказку про белого бычка. – Ну, пожалей, начальник, я вообще без понятия… – Кум на зоне тебя пожалеет, – буркнул Чумаков, выталкивая фигуранта за дверь, – и приятное тюремное общество… Алексей закурил, мрачно посмотрел на закрывшуюся дверь. Одиночество не затянулось. Вишневский впихнул в комнату обладателя клетчатой кепки. Тот мял ее в руках, затравленно смотрел по сторонам. Парню было лет тридцать – худосочный, жилистый, с длинными «музыкальными» пальцами. Он облизывал сухие губы, часто моргал. – Начальник, что за дела? – забормотал он. – Ну, взял пару карманов, так это когда было? Не при делах я, под шумок ваши замели… – Рожа без паспорта, – доступным языком объяснил Вишневский. – Геннадий Сазонов, как он представился. Наколок не видно, но весь из себя такой блатной-преблатной… – Ладно, оставляй, сам с ним разберусь, – махнул рукой Черкасов. – Проследите с Чумаковым, чтобы Сивого надежно упаковали, и дуйте в отдел, работой займитесь. А я уж сам решу, куда и насколько данного гражданина закрывать. – Начальник, что за дела! – взвился задержанный. – Да я вообще тут проездом – в столицу нашей Родины еду! Перевода жду на почте, как придет, сразу на поезд… – Ага, по бану шляешься, перевода ждешь, – хмыкнул Алексей. – Ты мне мозги не крути, я ваши рожи уголовные в темноте вижу. Кто такой? Где паспорт? Захлопнулась дверь, было слышно, как удаляется оперативник. – Я буду жаловаться! – вякнул задержанный. И замолчал, как-то загадочно уставившись на Черкасова. Тот выжидал, помалкивал, рука машинально тянулась к папиросной пачке. Задержанный вздохнул, непринужденно пристроился на табурет, хотя никто не предлагал ему присесть. – Ну, приветствую тебя, товарищ лейтенант, – вздохнул Черкасов. – Как жизнь-то молодая? – Продолжается, – буркнул задержанный. – Ну, и что это было, товарищ капитан? За что меня забрали? – Понятия не имею, – пожал плечами Алексей. – Перестарались, мать их… – Ну, так вытаскивай. Не на зону же мне из‐за твоих «перестаравшихся» – вот смеху-то будет. В текущей ситуации было что-то комичное. Сотрудник смоленского уголовного розыска Геннадий Сазонов был отправлен в Уваров три дня назад, за сутки до Черкасова – в творческую, так сказать, командировку. Поболтаться по городу, каная под блатного, прощупать злачные места, пообщаться с «характерной» публикой, но при этом на рожон не лезть и никого не провоцировать. Жил Сазонов на ведомственной хате в частном секторе и имел инструкции тщательно проверяться всякий раз, подходя к своему жилищу. Пересекаться с Черкасовым разрешалось только в крайнем случае. – Вытащу, – поморщился Черкасов. – Ты зачем вчера девчонку толкнул – она свой сверток на рельсы уронила? – А ты заметил? – подмигнул Сазонов. – Прости, Алексей Макарович, подыграть тебе хотел. Ты так вожделенно на нее таращился – прямо затылок ей прожигал, видел бы ты свои глаза… Дай, думаю, помогу товарищу, ему же повод для знакомства нужен. Девушка реально мила, да? Кто же откажется с такой познакомиться? Думал, уронит свой сверток – но не на пути же… – И подходящий локомотив ты, конечно, не видел. – Не-а, – покрутил головой Сазонов и засмеялся. – Потом увидел, знаешь, даже поболел за тебя – мол, успеет, не успеет… Ладно, прости, ерунду спорол. Но ты же познакомился с девчонкой, признайся? – Это было мимолетное знакомство, – не стал вдаваться в подробности Алексей. – Выкладывай, пока чужие не заявились, удалось что-то выяснить? – Это цирк с конями, – криво усмехнулся Сазонов. – Какая только причудливая публика не обитает на дне этого городка… Ладно, не буду живописать все детали своих хождений. Удалось пообщаться за бутылкой самогонки с одним корешем. Он недавно откинулся, сейчас за майданом смотрит, собирает мзду с работающих там блатных. Пацан вроде неглупый, но я, в принципе, знаю, что надо подлить в самогон, чтобы язычок заработал, как надо… – Сазонов самодовольно оскалился. – В городе орудует банда, все верно. Это не блатные, в противном случае он бы их знал. Кто такие – кореш без понятия. Сам в дыму, как говорят у них на жаргоне. И это крайне печалит товарища. Единственное, что нашептали ему на ухо: у этих беспредельщиков свой человек в ментуре, подбрасывает сведения и прикрывает их деяния. Этого следовало ожидать – с их-то информированностью… – Где именно в ментуре? – перебил Алексей. – Как где? – удивился Сазонов. – В уголовке, где же еще? – Я сам в уголовке. – Вот у себя и ищи, – непринужденно бросил лейтенант. Как-то сухо стало в горле. Алексей покосился на дверь, за которой было тихо, недоверчиво воззрился на агента. Сазонов тоже с любопытством его разглядывал. – Ты отвечаешь за свои слова? – В какой-то мере – да, – поразмыслив, подтвердил лейтенант. – Корешу можно верить, у них источники куда серьезнее наших. И врать ему не было смысла – не в том состоянии он находился, хм… Кореш не знает ни имен, ни фамилий, а слушок о кроте в уголовке прошел после того, как банда забрала общак, попутно ухайдакав паханов, тайным порядком прибывших в город. Мстить не стали – кому мстить? У них нет толковых сыскарей, чтобы разобраться в этом деле. Так что будешь смеяться, но в успехе разоблачения крота и банды заинтересованы не только правоохранительные органы, но и уголовный мир. – Надеюсь, мы работаем не на воротил криминального мира, – мрачно пошутил Алексей и провалился в задумчивость. Потом очнулся, потряс головой. – Ладно, думай не думай, а делать что-то надо. Тебе опасно оставаться в городе, лейтенант. Чтобы через час ноги твоей тут не было, понял? Сейчас я тебя вытаскиваю, всем объявляю, что взял мелкого уголовника на поруки, взаимовыгодный гешефт, так сказать… Тебя все равно по тупости взяли – ну, шарахнулся от мента? Все от нас шарахаются. Ты еще не потерянный для общества человек. Почему паспорт с собой не носишь? – А чего его носить? – буркнул Сазонов. – Отоварят по голове в темной подворотне, и не будет паспорта. На хате он, под половицей спрятан… – Ладно, идем вместе на твою хату, – решился Алексей, – и косяки бросаем во все стороны. Забираем паспорт, все твое барахло, ловим попутку – и вали к чертовой матери в Смоленск. Не хочу, чтобы тут трупы плодились, как грибы. – Да я сам могу, – засмущался Сазонов. – Что ты, в самом деле, Алексей Макарович, я же не маленький… – Поговори у меня, – огрызнулся Алексей. – Самостоятельный больно. Пока лично не удостоверюсь, что ты убрался, душа не успокоится. Ну, что сидишь? – Капитан начал подниматься. – Понравилось в камере? Глава девятая Уже темнело, когда Алексей приблизился к дому. Словно не на своих двоих, словно вел кто-то, а голова витала в иных измерениях. Лица людей проплывали в памяти, они что-то делали, говорили, бросали взгляды. Необъяснимая мистическая плесень – там что-то было, имелась подковырка, он ее чувствовал. Воз оставался на месте, дело не двигалось с мертвой точки. Угрюмо взирал майор Черепанов, выслушивая его доклады – и ей-богу, имей он точную уверенность, кто стоит перед ним, врезал бы по первое число! Впрочем, бдительности капитан не терял, и когда под деревом зашевелилось что-то, ноги стали пружиной, а рука машинально потянулась к карману. Но тревога оказалась ложной. В темнеющем пространстве материализовалась женщина, она направилась ему наперерез, воровато поглядывая по сторонам. Шла неуверенно, теребила отвороты старой кофточки. Двор был пуст – только он и женщина. Но кто поручится, что пара любопытных глаз не подглядывает в окно? – Алексей, это я, Женя… Женя Дьяченко… – У нее от волнения подрагивал голос, она заступила ему дорогу, пришлось остановиться. Подошла вплотную, почти прижалась, смотрела так… что лучше бы не смотрела. Он уже знал исходящий от нее запах – от него кружилась голова, мутился разум. Что-то гадкое зашевелилось внутри. Снова змей-искуситель из райского сада взялся за работу. Избавь же его от рая, из которого нет выхода! – Женя… – Он чувствовал себя полнейшим дураком. – Что ты здесь делаешь? Что-то случилось? – Не знаю, Леша, не могу, запал ты мне в душу… – зашептала женщина. Она тянула к нему лицо, слышалось учащенное дыхание. – Не могу без тебя, никак не могу, все время о тебе думаю, тянет к тебе… Вот стою здесь уже полчаса, стыдно, что люди подумают… Было дико неловко, хотелось провалиться сквозь землю. Зачем он поддался вчера на это искушение? Почему мужчины в подобных ситуациях думают чем угодно, только не головой? Она уже целовала его во все «незащищенные» места, сладостно дышала. И он едва не поддался снова! «Некогда исправлять ошибки, – мелькнула мысль, – будем повторять…» И все же он устоял перед обольстительницей, хотя голова закружилась, а решение принимало совсем другое место. Он отстранился от нее, выдохнул. – Женя, подожди, не надо, нехорошо это… – Знаю, милый… – Она упрямо тянулась к нему. – Но не могу по-другому, растрепал ты меня всю… Пойдем скорее в подъезд, пойдем к тебе… Мы недолго, я тебя не задержу… – Женя, подожди… – Он отрывал от себя ее руки, начинал злиться. – Откуда ты здесь? Как узнала адрес? – Я не знаю, какая у тебя квартира, а номер дома Олег сказал – мы ведь рядом почти живем… Наудачу пришла – стою, жду, на окна смотрю…