Вишневский скончался под утро после внезапного приступа – тяжело вздохнул и навсегда успокоился. «Вы же говорили, что состояние стабильное», – не мог поверить Алексей. «Стабильно тяжелое, – поправлял доктор, – мы сделали все, что могли». Люди угрюмо смотрели на Черкасова, ясно давая понять, что они думают. Да пошли они к черту! Все мы крепки задним умом! Поспать этой ночью удалось часа полтора – в больничном коридоре, под лязг каталок и бредни больных. Состояние было убийственное. В одночасье группа лишилась трех человек (вернее, двух, если не считать крота), и это было слишком высокой ценой… Он каменел, шатался по городу бледным призраком. Работа валилась из рук. Часть задачи худо-бедно выполнили, но с устранением осведомителя банды шансы выявить остальных стремительно скатились к нолю. Тела погибших перевезли в морг. Билась в истерике жена убитого сотрудника, ее пыталась успокоить маленькая девочка, уже привыкшая называть Куртымова папой. Беседа с майором Черепановым длилась больше часа. Майор был зол, и кабы не «особые» обстоятельства, оргвыводы в отношении нового начальника уголовного розыска могли бы распространиться очень далеко. К тайнику с запиской в Парадном переулке никто не приходил – очевидно, члены банды и так все знали. Во всяком случае записка оставалась нетронутой. Алексей принял трудное решение убрать людей из переулка – потерь и так было выше крыши. Дьяченко бычился и вообще прекратил разговаривать. План дальнейших оперативно-разыскных мероприятий никак не составлялся, все ниточки были оборваны или вели в никуда. В районе обеда Алексей добрел до отчего дома – просто так, посидеть в тишине – дома, говорят, и стены помогают. Он ожесточенно воевал с замком, когда приоткрылась дверь шестой квартиры и появился робкий глаз соседа. – С добрым вас днем, Алексей Макарович, – вкрадчиво поздоровался Чаплин. – И вас по тому же месту, – неприязненно покосился на него Алексей. – Снова не на работе, Яков Моисеевич? – Ой, да я вас умоляю… – смутился сосед, – сегодня именно тот день, который принято называть выходным. Причем не в календарном плане, а в фактическом… Такое случается не чаще раза или двух в месяц, просто праздник какой-то… – Тогда с праздником, Яков Моисеевич. Вы хотели что-то сказать? Я могу для вас что-то сделать? – Нет, не сегодня, – пробормотал сосед. – Вот смотрю я на вас, Алексей Макарович, и как-то пропадает желание просить у вас совета или содействовать в помощи, учитывая ваше служебное положение… У вас тяжелая работа, мне бы не хотелось такую: сплошные переработки и отчаянный риск, м-да… Извините, что посмел вас отвлечь от сложных операций с ключом, который вы, кстати, вставляете не тем концом… Такое ощущение, что он весь день находился под пристальным наблюдением. Следили свои, следили чужие, соглядатаи менялись, и замыслы у них были разные, но постоянно кто-то присутствовал и обращал на него внимание. Порой эти взгляды сверлили, как дрель, вгрызаясь в мозг, и понимание, что вряд ли его покрошат в фарш при свете дня, мало успокаивало. На углу барака мелькнула знакомая фигура, недобрый прищур из-под косматых бровей. Почему отныне их дороги с бывшим сослуживцем постоянно пересекаются? Он работает, или только тем и занимается, что подглядывает за Черкасовым? Хочет-то чего? Головаш стоял на другой стороне дороги, смотрел насмешливо, предельно каверзно – дескать, мир слухами полнится, гражданин капитан, не фартит вам, но это ничего, главное, что вы сами пока живы… Злость ударила в голову, Черкасов резко прыгнул на проезжую часть, чтобы раз и навсегда разобраться с этим типом. И отпрянул, точно ошпаренный, – самосвал словно специально ждал его! Водитель ругался, стучал кулаком по черепу. Машина с ревом мчалась мимо, а Алексей настолько выпал из реальности, что даже не заметил ее. Сердце колотилось. Головаш пропал – вроде стоял на углу барака, а уже корова языком слизала. Иногда возникало сомнение: а реален ли этот персонаж? Или это угрызения совести трансформируют воображение во что-то говорящее и как будто материальное? Если это так, то у капитана Черкасова большие проблемы. О чем, вообще, речь? Какие угрызения совести? Головаш – беспринципный аморальный тип, убил невинного человека, не имеет права дуться и вынашивать планы мщения… День тянулся черепахой. Сторонился Дьяченко, остальные разговаривали сквозь зубы. Но что-то не давало покоя, интуиция прорывалась сквозь апатию, пыталась что-то сообщить. Он понимал лишь одно: будь крайне осторожен. Если найдут твой труп, то многие в этом городе вздохнут с облегчением. И вряд ли силовые структуры будут рыть землю, чтобы найти твоих убийц… Самое время обнулиться, начать все заново. Он покинул отдел в девятом часу вечера, скатился по лестнице в вестибюль. У стойки дежурного прохлаждались двое, что-то выспрашивали. Обнаружив, что он спускается, заступили дорогу. Данная парочка тоже не вызывала положительных эмоций. Офицеры государственной безопасности снова были в штатском. Капитан Мирский с трудом скрывал злорадную усмешку – самое время порадоваться неудачам «смежников». На лицо Риты Рахимович была надета маска – она не отражала эмоций. Прохладный блеск в глазах – возможно, толика сочувствия. Хотя с чего бы? – Продолжаем упорствовать, Алексей Макарович? – тихо сказал Мирский. – Нам известно о ваших достижениях и неудачах на поприще уголовного розыска. Полагаю, вы в тупике? Недавно мы имели беседу с вашим непосредственным начальником майором Черепановым и несколько удивлены. Наше предложение о ходатайстве перед руководством о снятии вас с должности и привлечении к ответственности за недолжное исполнение своих обязанностей повлекло неоднозначную реакцию. Виктор Андреевич, в принципе, не против, но чего-то боится, предлагает дать вам еще один шанс, и это несколько озадачивает. У вас серьезные покровители в Управлении по оперативному розыску? Или данная организация – всего лишь прикрытие? Странно, почему мы с коллегой об этом не знаем? Допустим, вы новый сотрудник, еще не разобрались с делами, но почему вы отвергаете сотрудничество с нашим министерством? – Вы предлагаете однобокое сотрудничество, Игорь Борисович, – сдерживая ярость, сказал Алексей, – от вас нет никакой пользы, и я не думаю, что будет. Вы все прекрасно знаете и без моих отчетов. Стоит ли время терять? Вы кромешно заняты, я кромешно занят… – Но вы уже уходите с работы? – проницательно заметила Рита. – О, вы составляете график моих посещений рабочего места? – удивился Алексей. – Ну, разумеется, если нет другой работы… – Да как вы смеете? – вспыхнул Мирский. – Простите, Игорь Борисович и Маргарита Юрьевна, – вздохнул Алексей, – меньше всего хотелось бы осложнять отношения. Но вы, конечно, в курсе, что произошло ночью, и насколько это может сказаться на нервах. Надеюсь, мне не поставят в вину, что в отделе окопался враг, и мне потребовалось целых три дня, чтобы его выявить? – Вы не совсем справедливы к этому человеку, Игорь Борисович, – негромко заметила Рита, – он здесь всего лишь четыре дня, а уже вычислил подлеца в органах, сотрудничавшего с бандой… – Да, но чего это стоило? – нахмурился Мирский. – Вина капитана Черкасова – в халатном отношении к планированию операций. – Понимаю, – кивнул Алексей. – Вы бы все сделали куда продуманнее и эффективнее. Определенно – игра в хорошего и плохого офицеров госбезопасности. Он учтиво попрощался, обогнул Мирского и устремился к выходу, чувствуя спиной их недовольные взгляды… Глава тринадцатая Это был не самый подходящий вечер для прогулок под луной, но другого могло и не быть. Откажешься сегодня – в следующий раз не удастся. К ночи похолодало, крепчал ветер, гнул деревья в парке, трепал молодую листву. Тучи продолжали свой неторопливый ход с севера на юг. Последних гуляющих выдуло из парка еще полчаса назад, и теперь здесь никого не было. Пустые аллеи, скамейки, разломанные через одну, неухоженные липы с кленами. Алексей шел сюда «огородами», несколько раз проверялся. Пара изгибов дорожки, и вот показалось деревянное строение, до войны используемое под кафе, а теперь выглядевшее полностью заброшенным. Где-то далеко, в районе вокзала, еще работали моторы. Расслабиться не получалось, рука машинально отправилась в карман, когда из-за кафе показались двое – мужчина и женщина. Они разговаривали, но замолчали, заметив фигуру, идущую встречным курсом. Прошли мимо, бросая подозрительные взгляды. Просто парочка… Он свернул за заброшенное строение, закурил. Если Маша придет со стороны вокзала, то лучше здесь и подождать. До встречи оставалось пятнадцать минут… если она, конечно, не передумает. Он быстро избавился от тлеющей папиросы – раздавил носком ботинка и отбросил на траву. Смутные сомнения не оставляли. Капитан вглядывался в силуэты окружающих деревьев и чувствовал тошноту. Неясные тени скользили между стволами – просто игра света и мрака. Или нет? В горле пересохло. Может, там действительно кто-то перебежал? Маячить не стоило. Он прислонился к дереву, у которого ветви начинались значительно выше его головы. Звон в ушах, двоилось зрение. Тени скользили в остывающем воздухе… Он погружался в какое-то мистическое оцепенение. Что происходило? Все мерещилось? Миражи в старом парке? Он начал пятиться, не отпускала удивляющая мысль: а ведь тут действительно кто-то есть! Он проверялся, хвоста не было, это совершенно точно. По крайней мере от продуктового магазина на Базарной, который он покинул через черный ход… Капитан перебежал к кафе, от которого сейчас осталось чуть больше, чем ничего, стал шажками смещаться к угловой части здания. В чем дело? Заскребли нехорошие мысли. Нечто из области невероятного. Возможно ли такое, что его опять обвели вокруг пальца? Кто знает о его встрече с девушкой в парке? Только сама девушка! А еще люди, с которыми она работает, если, конечно, ей пришлось признаться о своих «недостойных» планах встретиться с мужчиной. Почему она назначила свидание именно здесь, а не в более оживленном месте? Вся такая робкая, пугливая, осторожная – и вдруг безлюдный парк? Не могла она не знать, что в десять вечера тут полное безлюдье. Почему картина, найденная в землянке, была тщательно и аккуратно упакована – чего не сделают «случайные» грабители, не знакомые с условиями хранения произведений искусства? Выстрела он не слышал, но треснула доска над головой, разлетелись щепки. Он пригнулся, нырнул за угол, перевел дыхание. Какой-то мусор под ногами, крошка, гнилушки, здание собирались ломать, но, видно, плохо собирались… Он заскользил по торцевой части здания, уже ощущая дыхание неприятеля, снова прыгнул за угол. Задняя сторона кафешки, в десяти метрах кустарники, деревья, там парк… Алексей пролетел эти десять метров в считаные мгновения, втайне радуясь: его не смогли застать врасплох! Там был небольшой склон, нога застряла между корнями, он выпутывался, перевернулся на живот, подался вверх. Пистолет уже в руке – хорошо, что пополнил боезапас, в кармане две запасные обоймы. А как еще в столь трудное время ходить на свидания? За ветвями смутно просматривался угол здания. Показался силуэт, перебежал, распластался в траве. За ним еще один, отбежал правее, тоже залег. Вот и славно, теперь поговорим… Дрогнул пистолет, он не поверил своим глазам, когда из-за угла вылупился третий участник банды. Ничего себе, да сколько же их? И совсем стало плохо, когда на углу замаячила четвертая фигура – смутная, нечитаемая, но вряд ли случайный прохожий! Бандиты открыли огонь по кустам – били из пистолетов с глушителями! Какие, однако, любители тишины… Он потерял возможность достойно ответить, катился по склону, потом поднялся, побежал за деревья. Метров двадцать-тридцать, в самую гущу парковой зоны, настойчиво напоминающую лес. В спину стреляли, сыпались щелчки, хрустели отломленные ветки. Он убегал зигзагами, нырял за кусты. Бандиты не отставали, двое вырвались вперед, остальные держались сзади, не лезли в драку. Черкасов рискнул – помчался справа налево, чтобы засекли. Просвистели несколько пуль. За деревом он упал в мелкую ложбину, по-пластунски пополз обратно, закусив губу. Быстрее, еще быстрее… И он поймал их на удочку! Теперь его искали там, где его не было. Двадцать метров играли огромную роль. Алексей оказался во фланге, выдвинулся вперед, лежал, не дыша. Он видел, как из-за дерева выпрыгнул человек, произвел два выстрела, быстро сменил магазин. Он приближался крадучись, как-то вприсядку, вытянув руку с пистолетом. Лица не видно, только силуэт. Но трудно промахнуться, если он почти рядом. Выстрел прогремел, как орудийный залп. Он попал в висок. Злоумышленник повалился, как ростовая мишень, не издав ни звука. Алексей уже катился к нему – эх, проклятое любопытство! Фонарь не потребовался. Мертвый преступник лежал, извернувшись, уставившись на кроны деревьев. Очки остались на носу и матово отсвечивали в полумраке. Вадим Циммерман? А как же астма, прочие болезни, уверения, что он никогда не служил в армии? А как же «ни рыба ни мясо»? Шорох в стороне, капитан уже среагировал – уносился тушканчиком, только пули взбивали из-под ног клочки дерна. Он удачно закатился за дерево, услышал шорох. Второй преступник показался из-за развесистого клена, стал подбираться к мертвому товарищу. И не отводил ствола от того места, где находился Алексей. И вновь не подвела смекалка. Где она была прошлой ночью?! Рука нащупала небольшую коряжину, он швырнул ее по касательной в сторону от себя. Коряжина ударилась о дерево. Преступник резко повернулся с вытянутой рукой, открыл огонь. Вот только не туда! Алексей три раза надавил на спусковой крючок. Выстрелы больно отдавались в ушах. Преступник откинулся, вытянув ноги. Черкасов бросился к нему, включил фонарь. Краткий миг, чтобы разглядеть, и – быстро в сторону. Со стороны кафе продолжали стрелять, но огонь теперь имел истеричный характер. Второй мертвец при жизни назывался Иннокентием Гавриловым – бывшим сотрудником Брянского художественного музея. Весьма достойный представитель провинциальной интеллигенции. А еще у него артрит коленных суставов… Откровение было еще то! Как же глубоко эта банда законспирировалась! И с какой неожиданной стороны! Капитан весь кипел от злости. Хватит быть дураком! – Эй, сдавайтесь! – закричал он. – Парк окружен, ваши сообщники убиты! И, похоже, крепко надавил на больной нерв. Зашуршали кусты – остатки банды отступали к заброшенному кафе. Он пустился в погоню, метался от дерева к дереву, стрелял наугад. Чем больше шума, тем лучше. Где вы, патрули? Центральная часть города! Когда он выбегал из гущи кустарника, две тени уже пропали за углом кафешки. Последний обернулся, выстрелил. Алексей потерял уйму времени, выпутываясь из прилипчивых корневищ. Потом летел скачками, увязая в сырой земле, высунулся из-за угла, снова рванул… Он выскочил на аллею и – словно попал меж двух огней! Справа, отстреливаясь, убегали двое. Слева приближалась машина, светя фарами. С ума сойти! Это пешеходная дорожка, на что водителю было откровенно плевать! Машина увязала, колеса скрежетали о бордюр, но прыгала быстро, изрыгая облако двуокиси. Алексей отшатнулся – что за черт? Дальше ехать было невозможно, деревья росли слишком близко от аллеи. Машина остановилась, одновременно распахнулись дверцы. – Не стрелять! – взревел Алексей. – Уголовный розыск, капитан Черкасов! – Вам тоже лучше не стрелять! – рявкнул знакомый голос. – Государственная безопасность! Капитан Мирский, старший лейтенант Рахимович! Он уже сообразил, затрясся в нервном смехе. А ведь подозревал эту парочку! Женщина упала на колено, прижалась к капоту и стреляла из «ТТ» по мельтешащим огонькам. Так мы еще и отважные? – Хватит, старший лейтенант! – кричал Мирский. – Вперед! Догнать! Откуда они взялись? Это стоило выяснить, но не сейчас. Они неслись скачками по дорожке, мужчины быстро обогнали женщину. Преступники уже не стреляли, их силуэты перестали маячить. С этой стороны из парка одна дорога – к железнодорожным путям западнее вокзала. От азарта захватывало дух, цель рядом, только бы не ушли! Он разогнался, ноги запутались – Алексей упал, больно ударившись коленом. Выругался Мирский, перескочил через него, помчался дальше. В этот момент преступники снова открыли огонь. Били без глушителей – не актуальной становилась тихая «музыка». Мирский охнул, повалился ничком, проехав по инерции еще пару метров. Алексей машинально подался в сторону, присел на колено, стал бегло отвечать. Возмущенно закричала Рита, упала на колени рядом с телом капитана, стала его переворачивать. Отпрянула, шумно выдохнув: – Черт, в самое сердце… – Голос задрожал.