«Эта пуля, кажется, предназначалась мне», – мелькнула интересная мысль. – Рита, бегите за мной, не лезьте вперед батьки! – Алексей кинулся дальше, рисуя корпусом причудливые геометрические узоры. Женщина не отставала, глухо ругалась на бегу. Алексей прекрасно знал, что значит потерять товарища, с которым съел пуд соли. Этой женщине можно только посочувствовать… Их скорость явно превышала скорость преследуемых объектов. Он сменил обойму на бегу, поедал глазами окружающее пространство. До выхода из парка оставались считаные метры. Северная часть зеленой зоны, где нечасто появлялись отдыхающие, примыкала к железной дороге. Там еще не обрывалось привокзальное хозяйство. На дальней стороне в глубь от полотна тянулись пакгаузы – заброшенные, парочка действующих. Аллея обрывалась, впереди маячили кусты. – Рита, рассыпались! – крикнул он, отворачивая в сторону. – Капитан, я их вижу! – воскликнула Рахимович. – Вон там, левее, бегут через полотно! Он первым пробился сквозь кустарник, выбежал к железной дороге. Фонари худо-бедно освещали пространство. Насыпь, двое путей, метрах в тридцати левее две фигуры карабкаются через рельсы. Они с трудом передвигались – то ли раненые, то ли уставшие… Припозднились, черт возьми! Преступники уже перебрались на ту сторону, залегли за рельсом, стали стрелять одиночными. Их замысел стал ясен, как божий день. Со стороны вокзала приближался товарняк! Он шел на запад, без остановки в Уварове. Гремели вагоны, трубил паровоз. Они бы тоже успели перебраться, но не под огнем же! – Рита, не высовываться! – А сам уже катился со склона под первую насыпь, ползком взбирался к шпалам, рискнул высунуться. Двое лежали на позиции, простреливали пространство. Поезд приближался. Когда до него оставалось метров сто, бандиты откатились и кинулись наутек. Алексей гнал отчаяние подальше, голова должна думать, а не в истерике биться! Там два проулка между пакгаузами, преступники пойдут тем, что левее, но если хорошенько припустить по правому… Состав уже гремел по рельсам. Бочкарь, выражаясь по фене, – товарняк с цистернами. Слава богу, не такой длинный – вагонов тридцать – и разогнался неплохо. Но время упустили. Рита скатилась со склона, карабкалась наверх. Он схватил ее за плечо, придержал. Потом прыжками отправился через рельсы. Внизу никого уже не было – ушли, гады… Он скатывался вниз, волоча за собой осыпь из гравия. Строения расступались, образуя узкий проулок. Капитан прыгал от нетерпения, догнала наконец-то! Девушка запыхалась, потеряла берет, и волосы, собранные на конце резинкой, метались из стороны в сторону, как конский хвост. Они бежали по проулку мимо безмолвных скособоченных строений. Что за ними? Кажется, ничего, – голая безжизненная земля, рытвины, свалка… Они увлеклись, за последним строением кто-то был. Мелькнула рука, выбросила предмет. Жар ударил в голову. Он схватил в охапку женщину, с которой, по стечению обстоятельств, пришлось работать, и с диким воплем «Ложись!» повалил ее на землю. Граната оказалась слабой, наступательной, и рванула так себе. Но осколки разлетелись исправно, один из них вонзился ему в бедро… Боль была ослепительная, рвались мышцы, но сознания он не потерял. Алексей не выронил оружие, сумел приподняться, видел, как от строений в сторону свалок ковыляют двое. Он стрелял, закусив губу, кажется, попал в одного, но они пропали, съехали с вала. Стонала Рита, девушку тоже выгибало от боли. – Что с тобой? – самому было тошно, но держался, контролировал себя. – О, мы уже на «ты»… – стонала Рита. – Кажется, осколок в левое бедро попал… – Какое совпадение… – Он еще находил в себе силы шутить. – Мне тоже попал в бедро, только в правое… Остальное в порядке? – А этого мало? Только не говори, что это пустяки, что это маленькие осколки… Больно-то по-настоящему… Это и было, черт возьми, по-настоящему! Надо же, как не подфартило. Он изворачивался, стаскивал с себя ремень, стягивал ей ногу выше раны. Она запыхтела, глаза полезли из орбит, слишком туго затянул. А какой смысл затягивать легко? Хоть немного остановить потерю крови… – Капитан, сними с меня ремень… – кряхтела девушка. – Твою ногу тоже надо затянуть… – Хочешь сказать, обменялись любезностями? – Он вырвал из ее штанов тонкий ремешок, стал обматывать свою конечность. Уже не так болело, они справятся! Осколки могли пойти и выше. – Ты можешь передвигаться? – Только мысленно… – простонала Рита. Потом распахнула глаза, точно очнулась, стала суетиться, куда-то поползла, подтягиваясь на руках. Он снова ее опередил, запрыгал на одной ноге, не думая о боли. Но как о ней не думать? Местность шла на понижение, внизу была свалка, там кто-то возился, стонал. Но только Черкасов поднялся над косогором, вновь загремели выстрелы, пришлось упасть. Второй гранаты у упырей, кажется, не было. Подползала Рита, издавая берущие за душу звуки. – Эй, внизу, вы еще живы? – спросил он. Со свалки исходило гордое молчание. Алексей старался не шевелиться, чтобы не бередить рану. Это не Конышев в памятной яме – у них еще остались патроны. Но аналогия, как ни странно, просматривалась. – Григорий Иванович, это вы? Да ладно, не скромничайте, все уже понятно… – Ладно, раскусили… – выдавил Шабалин. – Легче стало, Алексей Макарович? – Значительно легче. Вы ранены? – Есть немного… И вам, похоже, досталось? – Вашими молитвами. Ничего, буду жить. Моя спутница, к сожалению, скончалась… – Он выставил руку назад, чтобы Рита не возражала. Какой ни есть, а козырь. Она задумалась, стала тише дышать. – Сочувствую, Алексей Макарович. Но не расстраивайтесь, она же из ГБ. Какое вам до нее дело? – Вы правы, никакого. Может, сдадитесь? – Нет, никак не можно… – Ранение у директора музея, похоже, было пустяковое, но неудобство доставляло. Он пытался смеяться. – Хотите взять, Алексей Макарович, приходите – забирайте. Вам ведь живые нужны, верно? – Да, было бы недурно… Маша с вами? Мария, почему молчите, подайте голос. Кажется, кто-то всхлипнул. У кого там глаза на мокром месте? Странно, он не чувствовал никакого расстройства. А вроде должен был. – Неудачное у нас с вами свидание вышло, Маша, – посетовал он. – А я ведь, признаться, до последнего ни о чем таком не думал. Печально, чего уж там. – Ах, вот в чем дело, – прошептала за спиной Рита. – Он на свидание, оказывается, ходил. Тоже мне, герой-любовник… – и замолчала, когда в испачканную физиономию уперся кулак. – Григорий Иванович, застрелите меня… – услышал Алексей сдавленный шепот. – Вы же понимаете, что все кончено, я больше не могу… Без меня у вас будут шансы… – Замолчи, – процедил Шабалин. – Я вас очень прошу, пожалуйста… Сама не могу, рука прострелена, а вторую не чувствую… Несколько секунд продолжалось драматическое молчание, потом прогремел одиночный выстрел. Словно икнул кто-то. Алексей поморщился. Нет, лучше не думать… – Только в себя не стреляйте, Григорий Иванович, – попросил он. – А то взяли моду… Не забывайте, что жизнь прекрасна и удивительна. – Вы сейчас издеваетесь? – проворчал Шабалин. – Чем это, интересно, ваши шансы лучше моих? – Ко мне подкрепление придет, а к вам – нет. – Где же оно, ваше подкрепление? Алексей насторожился. Шабалин пытался ползти, но недолго, застонал, стал переворачиваться. Алексей медленно поднимался. Рано – грохнул выстрел, опять пришлось вкусить родной землицы. Шабалин с надрывом засмеялся. Алексей покосился через плечо. Рахимович отползала вправо, выразительно сверкая глазами. Кажется, он понял, что она хочет сделать: отползти подальше, съехать вниз, подобраться к злодею с фланга… – Ну, хорошо, подождем еще, – сказал он. – У вас не дрогнула рука застрелить племянницу? Или она вам не племянница? Как же правдоподобно, черт возьми, ваша банда вжилась в образ – снимаю шляпу, Григорий Иванович. Это просто искусство, куда уж там Поленову. А какие глубокие познания русского искусства – разве могут простые люди с улицы так убедительно продвигать в массы прекрасное… – Рад, что вы оценили… – Агентура глубокого залегания, оставленная абвером? У этих людей прекрасные легенды, безупречное «прошлое» и документы на все случаи жизни. Вы – русский, Маша – русская, меня не обманешь. Еврей Вадим Циммерман, как занятно… – С чего вы взяли, что он – еврей? Странно, люди слышат фамилию и считают, что им все ясно. Вилли Зиммер – тоже звучит неплохо? Не всем же немцам быть светловолосыми и голубоглазыми? – Понимаю, Григорий Иванович, это почти гениально. Истории несуществующих болезней ваших сообщников тоже вписаны в легенды… Хорошо, не будем пока выяснять подноготную ваших людей. Были немцы, которые в совершенстве изъяснялись по-русски и играючи ориентировались в советских реалиях. Но война кончилась, рейх не вылезет из гроба. Какой смысл мутить воду и дестабилизировать обстановку? Не проще ли жить обычной жизнью, раз так вышло? Или потихоньку продвигаться в сторону ближайшей границы? Но нет, вы грабите банки и инкассаторов, вдохновенно убиваете людей и паханов-уголовников, то есть всячески расшатываете обстановку в городе. Подозреваю, вы преследуете две цели. Первая, разумеется, – личное обогащение, поскольку деньги и в Африке деньги. Второе: у вас теперь другие хозяева – рискну предположить, это британская или американская разведка. Не секрет, что многих высших офицеров абвера, включая их агентурные сети, взяли под крыло наши добрые союзники. Под городом планируется строительство особо важного объекта – факт секретный, но не для всех. Для кого-то это кость в горле. Кому-то крайне важно сорвать проект, сделать так, чтобы полетели головы и все уперлось в нерешенные вопросы. Все начинается с малого – дестабилизировать, убивать, грабить, перебить членов комиссии с того самого особого объекта… Там много иностранных специалистов, они просто откажутся работать. А ведь не все из них являются заключенными колоний. Казалось бы, пустяк, но работы уже приостановлены, начинается нервозность – что крайне на руку нашим западным союзникам… Задача номер один – не допустить строительства объекта. Верно? – Хм, я так понимаю, вы не являетесь действующим сотрудником НКВД… прошу прощения, МВД? – Не являюсь. Я из другого ведомства, работаю под прикрытием. – Эх, Алексей Макарович, – вздохнул Шабалин, – велик был соблазн прикончить вас позавчера в музее. Вы так хорошо стояли, когда я к вам подошел. Теперь жалею, что не сделал этого. – Признайтесь, так называемое похищение Поленова было не запланировано? Вы сами его похитили, отвезли в свой тайник. Не все сотрудники музея – ваши сообщники. Лукьянов не в теме, сменщик с аппендицитом – тоже, да и пожилая женщина Зинаида Кирилловна Шумейко… Лукьянов что-то выведал о ваших истинных целях, и вы решили его убрать. Просто убить и выбросить – привлечь внимание к музею, а если добавить к этому похищенную картину, то все логично, и музей становится пострадавшей стороной. Идея, признаюсь, спорная, но вы на это пошли. – Да, Валентин Петрович, на свою беду, сопоставил некоторые факты, попросил объяснений. А еще он видел Иннокентия на угнанной машине – тот допустил оплошность, поставив ее недалеко от музея… В общем, накопились вопросы, Вадим ответил. – Ко мне на квартиру вторглись Вадим с Иннокентием? – Да, все правильно. Им не повезло… – Я знаю. На каком компромате вы держали охранника Авдеенко? Что мог знать Сивый? Полагаю, это связано с налетом на «Аркадию» или на авторитетных воров? – Не ко мне, Алексей Макарович. Спросите Конышева Петра Антоновича, он должен знать, это его тема. – Не получится. Чтобы спросить у Конышева, придется как минимум умереть. – Вам помочь? – Спасибо, я сам. Думаю, лет через сорок. Ладно, это не так важно, но для следствия было бы полезно. Много белых пятен, Григорий Иванович. Или поможете? – Хорошо, уважу вашу просьбу. – Он тоже что-то задумал, и сам был не прочь потянуть резину. – Несколько месяцев назад Петр Антонович поймал Авдеенко на неблаговидном деянии. Тот вымогал деньги у мелкого сявки по кличке Шуруп. Шуруп до этого обчистил богатую хату, сдал товар барыге и неплохо нажился. Сержанту Авдеенко капнула об этом местная проститутка. Вместо того чтобы закрыть Шурупа, Авдеенко стал вымогать у него половину «гонорара». Шурупу пришлось отдать, но злобу он затаил. Когда за то же деяние его прищучил Конышев, Шуруп в сердцах сдал Авдеенко. Закрывать коллегу по работе Петр Антонович не стал, но тонко намекнул, что Авдеенко у него теперь в долгу, и если что, то неблаговидное деяние всплывет… Что вас еще волнует? Ах, Сивый… Одна из его подружек видела, как мы ретировались из «Аркадии», и поделилась с Сивым. Просто приметы описала, она же не знала, кто мы такие – данная публика по музеям не ходит. Но городок-то маленький, а мир тесен… Подружка умерла – отравилась какой-то алкогольной дрянью. А Сивый пропал. Не угонишься за ветром, знаете ли. Петр Антонович отслеживал ситуацию, и только Сивый нарисовался… Он тоже не знал, кто мы такие, но мог описать приметы. – Зачем убили капитана Вестового? – Он Конышева взял на карандаш. Проницательный был субъект и внимательный очень. Петр Антонович дал промашку. Сорвалась с языка сумма пропавших общаковских денег. С чего бы оперативникам про это знать? Вроде выпутался, замяли, обсмеяли, но Вестовой запомнил. Заработало что-то у него в голове, решил самолично все выяснить…