Свершилось! Бросок невидимого тела, крик боли, потом еще один – на тон ниже – оба слились в жуткий унисон! Молодец, товарищ Рахимович! Алексей оторвался от земли, перевалился через косогор и покатился вниз. В развалах мусора боролись двое. Боль душила, но он не прочь был оказаться третьим, навалился сверху, вывернул руку Шабалина, в которой тот сжимал немецкий «вальтер». К черту эту руку! Он чуть не вырвал ее из плечевой сумки, и от острой боли Шабалин потерял сознание. Рита скатилась с него, Алексей занял «свято место», нанес в челюсть два неслабых удара – чтобы избавить себя от случайностей. Выдохнул, тоже откатился. Рядом лежала Маша, раскинув руки, глаза ее были закрыты. Из пробитого сердца вытекала кровь. Это правильно, красивым женщинам нельзя стрелять в голову… – А ты не дурак, капитан, – со свистящим надрывом сообщила Рита. – Мастерски заговорил ему зубы, узнал много полезного… – Я старался, – прошептал Алексей. – Не поверишь, Маргарита Юрьевна, в раннем детстве посещал театральный кружок при районном Доме пионеров… Бросил, когда народ смеяться начал. Сейчас думаю: зря. Новое нашествие! Эти четверо подобрались неслышно, свалились, как снег на голову! Откуда они взялись? Люди орали, тыкали в лица стволы пистолетов, кричали, чтобы никто не шевелился (никто и не думал), что они милиция и во всем разберутся! Обнаружив, кто лежит перед ними, как-то сразу притихли, засмущались, стали делать вид, что они тут вообще ни при чем (собственно, так и было). – А это еще что за шайтаны, Черкасов? – простонала Рита. – А это, Маргарита Юрьевна, люди из моей группы. Хорошие, кстати, парни. Славятся тем, что всегда приходят вовремя… Эпилог В одноместной палате районной больницы было душно и одиноко, пахло лекарствами. Алексей уже ворочался, превозмогая боль, но вставал крайне редко – лишь когда нужда скручивала в бараний рог. В ближайших планах значилось подняться и сломать к чертовой матери шпингалет на окне, иначе оно вообще никогда не откроется! Операция по извлечению осколка из мягких тканей бедра прошла успешно. Хирург ухмылялся: какое же это ранение? Сплошная симуляция. И с девушкой, которую он оперировал до этого, все нормально. Ранение аналогичное. Похромаете на пару два-три месяца, а там, глядишь, и обойдется… если вдруг что-то еще не случится. «А что может случиться?» – напрягался Черкасов. «Ну, что-нибудь, – пожимал плечами хирург, – медицина – дело темное. А вы тогда женитесь на этой девушке, товарищ капитан – прекрасный совет. Будете оба хромать, не так обидно. Крепкая семья, надежная ячейка общества… Все молчу, молчу… Знаете, именно сейчас я бы вам не доверил и табуретку…» Открылась дверь, в палату вошла Рита Рахимович с костылем, внимательно посмотрела вокруг. Больничная пижама, висящая мешком, ее не портила. Немытые волосы, распущенные по плечам – тем более. А еще была бледная кожа, осунувшееся лицо, запавшие глаза. Она направилась к его кровати. Он с любопытством смотрел, как она ковыляет с черепашьей скоростью, как пристраивается у него в ногах. – Скучно, Маргарита Юрьевна? Она кивнула: – Тоска смертная. Хочется всех построить и отправить за сто первый километр. Он засмеялся. – У нас неплохо получилось, Рита, – признался Алексей. – Можно сказать, сработались под занавес. В официальных документах это опишут так: благодаря совместным слаженным действиям Министерства государственной безопасности и органов милиции была нейтрализована опасная бандитская группа… ну, и так далее. А может, никак не опишут, что вероятнее всего. Кстати, Маргарита Юрьевна, объясни мне простую вещь: как вы с Мирским оказались в том парке? Я проверялся, хвоста не было. – Следили не за тобой, – пожала плечами Рита. – Негласно проверялись все значимые лица города. Игорю Борисовичу, мир его праху, запала в душу мысль про важного агента абвера в этом городе. Проверяли многих. Буквально за день до финала появилась информация на Шабалина. Отдельные факты его биографии вызывали вопросы – в частности, две поездки в Новосибирск с эвакуированной коллекцией Третьяковской галереи. Тамошний директор оперного театра не мог вспомнить такую фамилию, хотя у человека здравый рассудок и ясная память. В принципе, не улика, но решили углубиться, понаблюдать. Когда вся компания поздно вечером куда-то отправилась, стало интересно. Но мы их потеряли, потом отправились на звуки выстрелов… – Почему мне не сообщили про Шабалина? – Ну, знаете ли, Алексей Макарович, – Рита с издевкой заулыбалась, – во-первых, сами такой, во-вторых, информация запоздала. Мне сообщили, что Шабалин уже дает показания. Фигура, кстати, любопытная. Служил в контрразведке Юденича, бежал в Эстонию. Всесторонне образованный тип, патологическое неприятие советской власти. От Гитлера был не в восторге, но ненависть к Советам затмила все. Перед войной, уже в солидных годах, окончил школу абвера, был выдан за жертву эстонских буржуазных националистов и осел в Советском Союзе, где ловко сменил биографию. С ним была молодая девушка, выдаваемая за племянницу, работать с которой было сущим удовольствием – такая одаренная актриса… У девушки репрессировали всю семью, в 40-м Шабалин взял ее под опеку, вылепил из нее то, что хотел. Ее участие в акциях банды уже частично подтверждается. Эх, не дожил Игорь Борисович… – У тебя что-то было с Мирским? – Ты того, да? – покрутила она пальцем у виска. – Это даже трудно представить. Мы вместе работали четыре месяца, просто коллеги. Он человек очень строгих правил. Не курил, практически не выпивал. Полностью отдавался работе, мечтал о карьере в нашем министерстве. В Москве у него остались жена и дочь, которой недавно исполнилось восемь… О чем-то более приятном поговорить не успели. Открылась дверь, и в палату потянулись выжившие члены оперативной группы. Процессию замыкал мрачный Дьяченко. Он был единственный, кто не улыбался. – Здравия желаем, товарищ капитан, – бодро поздоровался Чумаков. – Прости подлецов, грешили на тебя. Это нас Дьяченко взбаламутил. Олег раздраженно скривился, вздохнул. Рита тоже вздохнула, поднялась, перехватив костыль, и побрела из палаты. Оперативники с любопытством смотрели ей вслед. – Ну, ниче так, – резюмировал Чумаков, дождавшись, когда захлопнется дверь. Но она тут же отворилась, снова показалась мордашка Риты, она, не мигая, глянула на Пашку, и тот мгновенно начал скисать. Дверь опять захлопнулась. – Ходят тут всякие, – расстроенно пробормотал Чумаков, – товарищи офицеры женского пола… Ладно, надеюсь, не отправят на Колыму… – О чем это мы, – простодушно сказал Петров. – В общем, бочку мы на вас покатили, Алексей Макарович. Дьяченко ездил в соседний район, к знакомому в тамошнем угро. Тот сделал по просьбе запрос в верха, и выяснилось, что ни в Управлении по оперативному розыску, ни где-либо еще, ни вообще в МВД, нет сотрудника с именем Черкасов Алексей Макарович. На этом основании Дьяченко решил, что ты имеешь отношение к банде… – Вы тоже решили, – фыркнул, отворачиваясь, Дьяченко. – Ладно, Леха, прости. Считай, что бдительность проявили. Ты сам мутил, что нам оставалось? И гибель Конышева казалась подозрительной. Он же наш, в доску свой, надежный. Решили, что ты от себя подозрения отводишь. Опять же картину, которую ты якобы нашел, а где, как – не пожелал отчитаться. Решили проследить за тобой, потеряли тебя в продуктовом на Базарной, потом услышали выстрелы из парка, но пока добрались… А потом Черепанов втык сделал, чтобы не лезли, куда не просят. Откуда ты, Леха? – От верблюда, – усмехнулся капитан. – Да, я не работаю в системе МВД. А откуда прибыл, вам лучше не знать. Какая разница? Я самый настоящий Алексей Черкасов, тебе ли в этом сомневаться? – Да, верно, – заулыбался обычно сдержанный Гундарь, подтащил к кровати несколько стульев, начал выгружать из плечевой сумки гостинцы – бутылку водки, два яблока, два граненых стакана, завернутых в бумагу – во избежание предательского бряканья. У Алексея от изумления расширились глаза. – Так здесь же нельзя… – Рассмешил, – улыбнулся Чумаков. – Это нам-то нельзя? Да все нормально, командир. Водка – похабная, яблоки – кислые, компания – сомнительная. А в остальном – все ништяк. Пьем по очереди. Давайте, – он набулькал в стаканы. – Не чокаясь: за Куртымова, за Вишневского, за Ко… Нет, за этого не надо, – он смутился. – Все, поехали. Водка действительно оказалась поганой, от яблок сводило челюсти, но компания оказалась не такой уж плохой. – Я тут подумал, – сказал Пашка. – Все бандиты хромые какие-то. Нет, в натуре, мужики. У Конышева нога больная, Шабалин тоже жаловался, у Гаврилова диагноз, пусть и липовый – коленный артрит. Это дело войдет в анналы, как дело Банды Хромых. – Ни в какие анналы оно не войдет, – отсмеявшись, возразил Алексей, – дело засекретят, и не дай вам бог всуе его упомянуть. Так надо, мужики. – Да и ладно, нам-то что, – пожал плечами Чумаков, – кстати, свежая информация, товарищ капитан. Помните, прошла малява, что в город едут блатные братья – Вася Муромский и Веня Зарубин? – Ну? – Не доехали, – выдохнул Пашка. – Купе в Калинине взяли, там их и нашли с перерезанными глотками. – И что? – Ничего, командир. Нам же легче. Пусть они хоть все друг дружку перережут… – Эх, Пашка, быть тебе начальником уголовного розыска, – усмехнулся Алексей. – Задним местом чую – вот покину я вас, и тебя назначат. – А меня – нет? – насупился Гундарь. – А тебя потом, – сказал Пашка. – Когда меня убьют. Егорка, чего зеваешь? Плесни водички, в которой не плавает рыбка… Выпили еще – за друзей-товарищей, за пятилетку в четыре года. А потом водка закончилась, и оперативники стали собираться. – Ну, пока, командир, выздоравливай… Дьяченко уходил последним, как-то заколебался, а на прощание склонился над больным, шепнул: – А про Женьку мою мы еще поговорим. Нет возражений, Леха? – и ушел, не оглядываясь. Возражений не было. Стоило поговорить и все расставить по местам. Черкасов виноват, не обсуждается – как любой слабый мужчина, павший от чар соблазнительницы… Главное управление контрразведки Смерш уже готовилось к упразднению. Структура военная – зачем она нужна, если страна не ведет войны? Сотрудников предполагалось влить в МГБ, в МВД, в другие министерства и ведомства. Но формально детище Абакумова еще функционировало. Намечался новый, невиданный по масштабу и значимости проект – стране, как воздух, требовалась атомная бомба. У Америки эта штука уже имелась – Нагасаки с Хиросимой не дадут соврать. 9 апреля Совет министров СССР принял важные решения по данной теме. Проект курировал лично Берия Лаврентий Павлович. Мобилизовались инженерно-технические кадры, проводилась колоссальная подготовительная работа. Определялись места для будущих секретных объектов. На территории бывшего химзавода к северу от Уварова должен был разместиться крупный ядерный центр. Объект выбрали не случайно – небольшое население, удобные пути подъезда, железная дорога под боком. В научных кругах ходили слухи, к сожалению, непроверенные, что под Уваровым также собираются возводить здание для промышленного атомного реактора. Зачастили комиссии. С одной из них и произошла трагическая неприятность… Вражеская разведка работала отлично, и планы советского правительства для нее секретом не являлись. Взорвать город, посеять смуту, сорвать планы, за что в СССР традиционно летят головы, причем зачастую светлые… «Принимай, товарищ майор, новое назначение. Быть тебе отныне капитаном милиции, в Уварове как раз начальника уголовки подстрелили. Даем неделю, больше не можем, дело на контроле в самых верхах…» Он открыл глаза. В комнату снова входила Рита Рахимович. Алексей заулыбался – не по заказу, само как-то вышло. Приятная женщина, ничего такого. А работа у всех сложная и ко многому обязывает. Она дохромала до кровати, уселась, сложив костыль на колени. «А почему бы нет?» – подумал Алексей. И она о том же подумала, легкая улыбка пробежала по губам. – Сбежим, Маргарита Юрьевна? – предложил он. – Какой вы храбрый, Алексей Макарович. А кабы не выпили, были бы таким храбрым? – Так я же чуточку, товарищ старший лейтенант… – Куда сбежим, товарищ капитан? – Куда захочет дама. Здесь огромный выбор романтических мест – тропинка вдоль забора, беседка, где все курят. Можем попытаться вырваться за флажки. – Поймают, – засомневалась она, – и водрузят обратно. К кроватям привяжут. – Но мы хотя бы попытаемся… – Он начал подниматься, дав себе зарок не стонать. Действительно, почему бы и нет?