— Арестовывать его надо! — закончила я свою речь и хлопнула ладонью по колену. — Кого? Обер-полицмейстера? — переспросил шеф. — Сначала неклюда, а потом, конечно, и его высокопревосходительство, пока опомниться не успел, — подтвердила я. — Ну, во-первых, Попович, мы с вами Петухова арестовать не сможем при всем желании, чиновников такого ранга только личная гвардия государя под стражу взять может. Я о таком ранее не слышала, поэтому покраснела, устыдившись своего незнания. — Во-вторых, кроме неких подозрений, признаю, вполне обоснованных и косвенными уликами подтверждаемых, нам с вами и предъявить-то нечего. — А допрос тогда на что? — Допрашивать самого обер-полицмейстера у нас с вами тоже… допрашивалка не выросла. В ведении тайной канцелярии такие дела. Я погрустнела. Куда ни кинь, всюду клин. — Ну а в-третьих, — Семен Аристархович наклонился ко мне с заговорщицким видом, — зачем Петухову все это понадобилось? — То есть? — У каждого преступления есть мотив — ревность, жажда власти, стяжательство. Какой мотив может быть у его высокопревосходительства? — А неужто и пауки мотивами живут? — всплеснула я руками. — Может, в паучьем теле Петуховым инстинкты движут, а не ваши заумные… Кстати, про мотивы мне очень понравилось. Я эту мысль на потом отложила, чтоб со вкусом додумать. А возражала для проформы, чтоб наши общие размышления подстегнуть. — Или, к примеру, безумцы. Мотивы их нам вообще непонятны, но они же чем-то в своих деяниях руководствуются? Уваров тот же, к примеру, со своим расстройством многоличностным. Крестовский отвел задумчиво глаза, тоже что-то прикидывая. Надеюсь, мои старания и его на какую-то идею натолкнули. — Есть еще один человек, Попович, на котором все эти ниточки сходятся. И тут я поняла, что прозрение, посетившее меня сегодня, в львиную голову его высокородия уже наведывалось. — Кто? — Я тоже склонилась поближе к собеседнику, даже очки сдвинула поближе к кончику носа. Хотя… Очки мои шеф мне с момента коридорной встречи не вернул, так что ничего я не сдвигала, а только мазнула кончиком пальца по переносице. Мой азартный жест немедленно вверг нас в неловкость. Мы с шефом оказались слишком близко, лицо к лицу, что вызвало во мне волну воспоминаний о… Короче, все, что не стоило вспоминать, то и вспомнилось. Но отодвинуться тоже уже возможным не представлялось, потому что тогда бы он все понял, весь мой позор. А он, кажется, понял. Да не кажется, точно он все понял, котяра (львы же к семейству кошачьих относятся?), потому что продолжил говорить, не отводя взгляда от моего рта и чуть заметно, будто дразнясь, улыбался. — Кто из наших общих знакомых был в Эстляндии, накоротке с неклюдом-изгнанником и пользуется коляской, которую вы, Попович, столь неуспешно осматривали? Я молчала. В голове творился кавардак, мысли, не желая сосредотачиваться на чем-то одном, скакали с его слов к его губам и обратно. Неклюд, Эстландия, коляска. — И, самое главное, кто мог желать смерти обеим бывшим подругам господина Мамаева, да еще таким образом все осуществить, чтоб подозрение аккурат на него пало? А мотив я вам предложу — ревность. В моей голове что-то перещелкнуло, я отшатнулась и воскликнула: — Ляля? Картинка начала складываться по новой. Ляля — самое информированное существо во всем приказе, она все про всех знает, ведет переписку всех начальствующих чиновников, принимает и отправляет личную почту. — Как она могла знать, что Мамаев из Вольска на свидание тайное отправится? — Это хороший вопрос, — похвалил меня Крестовский. — Эльдар Давидович, будучи в Вольской губернии, получил письмо от некоей особы, в Мокошь-граде постоянно не проживающей, что несколько дней она пробудет в столице. Он примчался на встречу к возлюбленной, на которой выяснилось, что письма она не посылала, хотя свиданию с разлюбезным Эльдарушкой рада безмерно. — А вы откуда про это знаете? — спросила я с подозрением. — Господин Мамаев говорил, что даже под пытками имя любезной не выдаст. Крестовский скорбно вздохнул: — Наш любвеобильный друг и ваш почти жених, Попович, вот уже полтора года тайно ухаживает за моей сестрой, Софьей Аристарховной. Она, в свою очередь, ухаживания эти принимает, но, потеряв голову не до конца, ставит в известность своего старшего брата и опекуна. — А Эльдар не знает, что вы знаете? — Ну, наверное, раз принялся огород городить с тайнами и клятвами. А может, дружбу нашу порушить не хочет, будучи уверенным, что в руке Софьи ему будет отказано. Ага, значит, сестры ему для друга боевого жалко. Хотя если бы у меня была сестра, я б ее тоже Мамаеву не доверила, вот Зорину, например, с удовольствием. Да что там сестру, я б и маменьку свою Ивану Ивановичу вручила бы у алтаря без сомнений. Потому что он мужчина надежный и со всех сторон положительный. — Так, получается, Софью Аристарховну нам охранять надобно? Шеф покачал головой: — Она в Остерайхе, в тамошнем магическом университете учится, а уж там, поверьте, ни один паук-убийца появиться не сможет. Картинка в голове сложилась полностью, ну почти. Кроме того, что, как я знала, Ляля особо одаренной магичкой не была, остальное сходилось одно к одному. — Шеф, а когда вы Ольгу Петровну подозревать начали? — После второго убийства, а особенно после того, как вас, Попович, на каретном дворе лягнула отравленная лошадь. Заметьте, раскрыли вы господину обер-полицмейстеру свои фальшивые с Мамаевым отношения, и сразу же вас покарали. — Очень неженский способ мщения она выбрала, — задумчиво проговорила я. — Нам на курсах говорили, что до физической расправы дамы редко опускаются, все больше полагаясь на яды или револьвер. — Так вас бы и отравили, кабы не Бесник. Врач, который вас пользовал, сообщил мне, что ожоговые следы на спине вашей сильным ядом были оставлены. Скорее всего, на вас накинули ткань, пропитанную каким-то веществом. Вас бы отключили, что, собственно, и проделали, оттащили бы в угол каретного двора, куда обычно никто не заглядывает, да и оставили там. А наутро, скорее всего, по запаху, кто-нибудь из работников обнаружил бы на территории чародейского приказа ваш полуразложившийся труп. Меня замутило. Получается, Бесник меня от страшной смерти спас. — Тогда почему мы ее до сих пор не арестовали? Я Ольгу Петровну имею в виду. — А здесь, Попович, вступают в силу законы не государевы, а интриги внутреннего двора. Господин Петухов — ставленник боярина Еськова, который к нашему приказу недружелюбен. И если мы без твердокаменных оснований семейство обер-полицмейстера потревожить посмеем, неприятности будут не только у нас, но и… — Нашего боярина как прозывают? — быстро спросила я. — Нас же кто-то в верхах тоже поддерживает? Крестовский с улыбкой покачал головой: — Быстро соображаете, Попович, хвалю. Но в эти дела вам точно совать ваш носик не стоит. Я потерла переносицу, зачесавшуюся после «носика»: — Погодите. Да я же его портрет в газете видела, ну, того господина, с которым вы в борделе беседовать изволили. Поясной портрет, в мундире еще, кавалер четырех орденов и петлица… Точно! — Я хлопнула в ладоши. — Тсс… — шеф взял меня за руки. — Не стоит произносить таких имен просто так… Меня опять повело. Да что ж это творится? Что у него за феромоны такие?! — Слушайте, — возбужденно продолжило начальство. — Мы собрали уже все необходимые доказательства. Арест Ольги Петровны Петуховой будет произведен на рассвете и уже к вечеру у нас будет полная картина убийств. Мы играем наверняка. Дверь, через которую меня выводил Крестовский, открылась. На крыльце появилась внушительная бабища с лоханью наперевес. — Кто тут шляется? — спросила она грозно и перехватила лохань, в которой плюхалось нечто неаппетитное. Мы вскочили с табуретов и выбежали через калитку, как парочка нашкодивших подростков. Улочка, где мы очутились, была тишайшей, шеф уверенно прошел за ближайший угол, затем остановился, повернул меня к себе, придержав за плечи. — Сейчас мы выйдем на бульвар около входа в фильмотеатр. — Его длинные пальцы быстро поправили ленты моей шляпки, затем он достал из кармана очки и осторожно надел их на меня. — Показ уже закончился, так что людей на улице будет предостаточно. Закончился? Значит, основную фильму я профукала? Немножко обидно. И спутники мои, наверное, тревожатся, где меня носит. Я кивнула: — Тогда давайте я первая пойду. Меня Бесник с Марком Иреновичем обыскались уже небось. — Вы проводите время в компании неклюда и гнума? — спросил Семен Аристархович неприятным голосом. — Получается, что да, — развела я освободившиеся от его прикосновений руки. — Но вы же сами давеча говорили, что, как я после службы развлекаюсь, никого не волнует. Тем более что господа эти очень мне пригодились для сбора служебной информации. Я еще хотела сообщить, что пресловутый Савва Кузьмич, учитель мой Вольский, вбил в наши головы, что для сыскаря налаживание связей — вещь наиважнейшая для работы, и любой встреченный человек для раскрытия дел пригодиться может. Но шеф, кажется, к беседе нашей интерес утратил, оттолкнул меня взглядом: — Тогда ступайте к своим информаторам. Надеюсь, на службе вы завтра появитесь без опозданий. Вам придется часть обязанностей Ольги Петровны на себя взять, пока мы нового секретаря не примем. Я щелкнула каблуками никак не предназначенных для этого вечерних туфелек и отправилась исполнять приказ. Потому что помедли я еще минуточку — не выдержала бы, бросилась на широкую львиную грудь, ожидая продолжения «нужных для дела» поцелуев. На бульваре было действительно многолюдно. Я подошла к самому входу в фильмотеатр, туда, где начинался бортик ковровой дорожки, и принялась стоять, краешком глаза косясь в сторону, откуда должен был появиться Крестовский. За ним дело не стало, я заметила его статную фигуру в свете фонарей. Он пересек мостовую, перейдя на другую сторону улицы, поправил шляпу, поклонился даме в проезжающейся коляске. Коляска остановилась. Семен Аристархович перекинулся с пассажиркой парой слов, рассмеялся на какую-то фразу. Собеседница его оказалась красоткой, холеной русоволосой прелестницей, молоденькой и улыбчивой. По левую руку от нее сидела сопровождающая ее пожилая женщина, по-видимому дуэнья. Шеф покачал головой, будто отказываясь от чего-то, затем развел руками и тоже сел в коляску, напротив дамы. Они уехали, а я поняла, что хочу разреветься. — Вот ты где, чавэ. — Бесник подошел со спины, и я успела незаметно вытереть глаза тыльной стороной ладони. — Где гуляла, асессор? — строго спросил гнум. Спутники мои, видимо, сдружившиеся за время моего отсутствия, переглянулись. — Я бы тебе рассказал, чем эта барышня пахнет, — протянул неклюд, пошевелив кончиком носа, — и какие выводы из этих запахов сделать можно, но промолчу, памятуя, что при нас дама.