– Справлюсь. Я всегда хотел чемпионом стать по боям без правил, тренировался хорошо. – И чего ж не стал? – Обстоятельства, – неохотно ответил Сергей. – Дрался в… одном месте. Ну и свернул кое-кому шею. Он меня так презирал, что даже не размялся перед боем. Ну и пострадал. Он на полгода в кому, мне – год условно, как-то так. – Бывает, – глаза достаточно привыкли к здешнему паршивому освещению, чтобы рассмотреть кивок Игнатьева. – Меня больше удивляет, что Востриков с Ковальчуком на шею фрицам не кинулись. Востриков же у нас либерал, а их ориентация… – Угу. Ориентация. Во всех смыслах. Только ему по хребту вчера прикладом съездили, и он пребывает в депрессии. – За что они его так? – Да он к ним целоваться полез. Ну а они его, наверное, за гомика приняли. Хорошо еще, не расстреляли – мне дед рассказывал, у них с такими не церемонились. – Может, он и впрямь? – Сергей выразительно шевельнул пальцами, сообразил, что собеседнику не видно, но Игнатьев понял – он вообще был догадливым. – Не знаю, мне как-то все равно. – А Ковальчук? – А что Ковальчук? Не гомик уж точно. – Я не о том. – И не фашист. Или ты думаешь, что на Украине все «цэевропейцы»? Забудь, там народ всякий есть. Дураков, правда, больше, чем нужно. Оно и понятно, кстати, умные давно к нам уехали. – Да? Ну, посмотрим. В любом случае, придется ждать темноты. Темнота в сарае вновь наступила куда раньше, чем на улице, но, к счастью, часы у них вчера не отобрали, а потом Сергей засунул их во внутренний карман. Остальные, кстати, поступили так же. Сейчас мягко светящиеся в темноте стрелки пришлись очень кстати. Без них во времени можно было запросто «потеряться». А вообще, немцы вели себя на диво безалаберно. Не обыскали даже. Наверное, бдительность конвоиров усыпило испуганное безразличие тех, кого они гнали. К тому же второй эшелон – это почти всегда не самые лучшие солдаты. Лучших на такие задания и не пошлют. Ребятишки, конечно, на вид крепкие и спортивные, ну да это заслуга не армии, а высокого уровня общего спортивного воспитания – перед войной немцы капитально вкладывались в молодежь. Это все были, конечно, рассуждения, но как рабочую гипотезу их можно было принять. Впрочем, и размышлять об этом имело смысл, лишь убивая время, которое текло медленно, будто густая еловая смола. Итак, конвоиры прохлопали ушами. Причем не только содержимое карманов, но и не самую обычную для этих мест одежду и даже совершенно неизвестные в этом времени кроссовки. А ведь его обувку фриц, что ногу вправлял, в упор видел. Однако же и впрямь не самые лучшие солдаты. Затем марш по пыли – и все, под ее слоем особенности цвета и кроя нивелируются и внимания уже не привлекают. Те умники, которые подъехали вечером, конечно, из другого теста. Не волки – но и не шавки, серьезные профессионалы, приданные группе пропагандистов, это понятно. Однако тут сработал немецкий орднунг. Пленных к ним пригнали – стало быть, они уже проверены, и нечего тратить силы, контролируя работу другого ведомства. За это, что называется, не платят. Ну что же, в кои-то веки немецкий порядок спровоцировал бардак, хоть что-то радует. Он все же задремал, и из странного, неприятного «зависания» между сном и явью его вывел несильный, но чувствительный тычок локтем под ребра. – Эй, ты что там, заснул? Голос Игнатьева был слегка раздраженным. Сергей взглянул на часы – ну да, уже скоро полночь, пора начинать работать, если они хотят все же отсюда убраться. Осторожно сместившись в сторону, он достал нож – все равно ничего лучшего под рукой не наблюдалось. Зато там, где он только что сидел, была мягкая земля – специально вчера смотрели-выбирали. Копали вдвоем с Игнатьевым, потом их сменили Ковальчук с Хинштейном. Последний, насмотревшись на то, что ждет его, если немцы вдруг узнают его национальную принадлежность, и впечатленный до глубины души, работал с бешеным энтузиазмом. И неудивительно, что именно он, потеряв осторожность, разбудил какого-то дрыхнувшего по соседству хмыря. – Вы что тут делаете, а? Наверное, в прошлой жизни этот человек был страусом. У той птички глаза больше мозга, и у него, похоже, имелась та же проблема. Игнатьев прошипел: – Заткнись, мы отсюда валим. – Вы что, с ума сошли? Сбежите, а с нас потом за это спросят. – Так беги с нами, болван. – А ну, перестаньте рыть. А не то я охрану позову. – Знаете, вы так говорите, будто у вас через пятнадцать секунд нос будет сломан, – включился в разговор Сергей. – Чего-о? – Успокойся, местная интеллигенция к культурному обращению непривычная. С ними надо вот так, – сказал Игнатьев и зарядил возмущенному аборигену в лоб. Тот возмущенно хрюкнул, свел глаза к переносице и осел. – Проще надо быть, проще, и люди к тебе потянутся. Однако дело свое оглушенный сделал. По соседству заворочалось сразу несколько человек, еще ничего не соображающие, но шум поднять вполне способные. Пришлось работы срочно прекратить, хотя яма уже достигла в глубину полуметра, и, учитывая отсутствие фундамента, до свободы было не так уж далеко. Но, увы, требовалось подождать, когда люди вновь заснут – судя по общему настрою пленных, они вполне могли попытаться воспрепятствовать побегу. А потом негромко лязгнул засов, и ворота приоткрылись. В неверном свете луны появившийся на фоне тускло освещенного проема силуэт опознать было сложно. А вот голос… – Орлы, вы здесь долго прохлаждаться собираетесь? – Палыч! – выдохнул Игнатьев, как-то разом обмякнув, что для этого немаленького человека выглядело неожиданно. Мартынов весело хмыкнул: – Я, я. Пошли уже. – А… собаки? – Какие собаки? Бегали тут две, а больше не было, местных бобиков фрицы еще вчера постреляли. Вот так пенсионер, подумал Сергей, выбираясь наружу. Мартынов выглядел, как всегда, словно и не было бегства, почти двух суток странствий непонятно где и непонятно куда девшихся собак. Как он с ними справился? И не только с ними. На плече боевого пенсионера висела немецкая винтовка, еще три были прислонены к стене – похоже, об охране теперь можно не беспокоиться. – Оружие разобрали – и бегом, бегом… – Александр Павлович, – как ни странно, голос Вострикова звучал практически спокойно. Похоже, все происшедшее неплохо способствовало его душевному равновесию и образу мышления. А также инстинкту самосохранения и вежливости. – Я предлагаю… – Сдаться? – зло хмыкнул Сергей. – Молодой человек, не лезьте с глупыми шутками, когда старшие разговаривают. Александр Павлович, помните писателя Курочкина? «На войне как на войне» написал. Фильм по этой книге еще сняли… – Ну, помню. Быстро говорите, что хотели, у нас времени не вагон. – У него еще одна книга была, там описывалась ситуация – почти копия нашей. Там пленные сбежали на танке, а здесь техники – как грязи. В немецких тылах бардак жуткий, сплошной линии фронта нет, вполне можем уйти. А пешком нас живо догонят. Вот так, слово сказано. Русские – наши, немцы – враги. Перевоспитывается либерал. И кто сказал, что прикладом по хребту – это непедагогично? – Этот металлолом? – в голосе Мартынова звучало неприкрытое сомнение. – Кое-что немцы заводили, и оно ездило. – Да видел я. Но управлять этими танками я не умею. – Может, кто из них умеет? – Востриков махнул рукой за спину. Все непроизвольно обернулись – и увидели тех самых пленных, которые сейчас неуверенно выбирались наружу. Мартынов зло выругался, потом шагнул вперед: – Ладно, думать некогда. Эй, вы! Кто умеет управлять танком? После короткого замешательства вперед протолкнулся тот мужик в комбинезоне, что недавно рулил броневиком. Потом какой-то парень лет восемнадцати, худой и ушастый настолько, что с него можно было писать портрет Чебурашки. Потом еще двое. Мартынов кивнул: – Разобраться с техникой. Проверить, что живое, а что – не очень. Но не вздумайте без меня ее заводить – немцы рядом. И, если вдруг найдете снаряды, не пытайтесь их испытать. Альберт, Петрович. Берете винтовки и сторожите это стадо, чтоб у них в очке шило не завибрировало. Игорь, бери винтовку. Сергей, Володя, вам пока оружия нет. Сами добудете. Ты, – палец уперся в водителя. – Пойдешь с нами. Все, все, пошли. Время дорого. Игнатьев подхватил винтовку, забросил ее на плечо. Сергей, переглянувшись с Ковальчуком, пожал плечами. А куда деваться? Если оружия нет, то и вооружаться им нечем. Хорошо еще, нож сегодня не до конца затупил. – Александр Павлович, – Востриков, похоже, не мог отделаться от интеллигентской манеры обращения, что, впрочем, было не так уж и плохо. – Ну, чего еще? – обернулся Мартынов. – А как с винтовкой обращаться? – Молча. Ох, горе мое. Смотрите. Это – винтовка системы Маузера. Если конкретно, Маузер девяносто восемь курц. В смысле, укороченный. Пользоваться им довольно просто… – Мартынов ловко разрядил оружие, потом вновь его зарядил. – Целимся и стреляем. В общем-то, все. Главное, затвор от грязи беречь, это вам не Калаш, а точная немецкая механика. Повторите. Через пять минут и несколько попыток разной степени успешности он с сомнением покачал головой и вздохнул: – Ладно, справитесь… я надеюсь. Имейте в виду, патрон очень мощный, отдача соответствующая. Лягается, как лошадь, так что не пугайтесь. Все, пошли, время дорого. До площади они добрались минут за пять. Хотя на дворе и стояла ночь, однако мрак нельзя было назвать непроглядным. Так, очень густые сумерки, кассовый фильм про вампиров в таком антураже не снимешь. Шли не особо и таясь – собак в деревне все равно не осталось. Немцы тоже не попадались – они были еще непуганые, так что ничего похожего на патрули организовать даже не пробовали. Заняли то двухэтажное здание – за этим процессом Мартынов специально наблюдал, пока не стемнело, выставили единственного часового, и все. Часовой, правда, не пытался куда-нибудь присесть, а бродил туда-сюда перед импровизированной казармой, но с ленцой, неторопливо. Бдительностью здесь и не пахло. На площади стояла техника – три танка, три грузовика. В одном танке безмятежно дрых механик-водитель, сам внутри, ноги торчат из люка. Богатырский храп разносился над площадью, и даже звенящие в воздухе комары не могли нарушить эту идиллию… Мартынов ткнул пальцем в часового, потом в танкиста: – Этих снимаем, забираем оружие, потом зачищаем здание. Их там, на самом деле, не так и много. Еще полторы дюжины солдат, офицер и оператор. Справимся, если не будем мешкать. – Понятно, – Сергей потер отчаянно зудящее ухо. Кого-кого, а лично его комары успели достать. – А где эти… которые в расстрельной команде были? – Их отдельно разместили. В сарае наподобие вашего. Заперли – не очень, видать, доверяют. Только что часовых не поставили. И правильно, куда им сейчас бежать? За такое свои расстреляют. – Ага. А… оружие? У них была целая куча нашего, трофейного. – Да какая там куча – всего ничего. Вон, в кузове одного из грузовиков лежит. Только какого именно, хоть убей не знаю. Они его туда побросали, а в какой последовательности здесь, на площади, машины поставили, хрен поймешь. Я этого не видел. – Жаль. Ладно, тогда мой – танкист.