Факел из человека снова ударился о стену, на этот раз толстяк упал навзничь. Огонь продолжал гореть, он будет гореть, пока есть чему, пока… Жоэл подхватил у ближайшей задней двери ведро с помоями и вылил на мужчину. Пламя с шипением погасло. А вот если кристаллы «сухого огня» обработать не «солью земли», а «водным светом», это не помогло бы. Бывает пламя, которое горит и под водой. Толстяк издал тонкий звук, похожий на кваканье, и затих. Пахло горелой шерстью и шкварками. – Какого… – Крис сцепил зубы и отпустил мое лицо. – Какого демона ты творишь, Астер? – Хоть предупреждайте, графиня, – скривился рыжий. – Из-за ваших выкрутасов самозваного графа упустил. Я огляделась – седовласого гвардейца нигде не было. – Но… я не хотела… думала, что… – Я никак не могла подобрать слов, никак не могла понять, почему Оуэн смотрит с такой злостью, Жоэл еще и с разочарованием, а люди с испугом. – Зачем, во имя Разлома? – Рыжий сплюнул в снег. – Мы же патрульные. – Вы не прошли посвящение, – выкрикнула я. То, что они говорили, было неправильным и несуразным. Не так благодарят спасителя. Не так! Хуже всего был взгляд Криса. – Это просто невозможно, не на первом потоке, – растерянно говорила я, переводя взгляд с одного хмурого лица на другое. Поступая в Академикум, ни жрицы, ни рыцари не имеют магической силы. И если жрицы принимали благословение богинь в начале обучения, отрекаясь от всего, вручая жизнь Девам и получая взамен силу, то рыцари приходят к посвящению лишь в конце. Лишь достойнейшие из достойнейших решаются на ритуал. Им не надо учиться управлять силой, они получают иное. Неподвластность. Посвященные неподвластны магии, ни нашей, ни ментальной. Они гасят ее одним прикосновением. Вы можете облить посвященного рыцаря керосином и чиркнуть спичкой, если он будет столь любезен позволить вам это, но вы не сможете спалить ни волоска на его коже, ни ниточки на его одежде с помощью «сухого огня». – Графиня, – попенял Жоэл. – Мы не посвящены, но это, – он щелкнул пальцем по овальной бляхе патрульного, – защищает ничуть не хуже. Или, думаете, нас на убой отправили? Я ничего такого не думала. Вообще. Да и другого тоже. Голова казалась пустой и легкой, а тело, наоборот, тяжелым и неповоротливым. – Стал бы я иначе живой щит изображать. – Крис посмотрел на рыжего, тот склонился к толстяку… вернее, к тому, что от него осталось, и, не глядя на меня, приказал: – Рассказывай, Астер, что там у вас произошло? Есть еще пострадавшие? Тревожный колокол затих и тут же зазвенел вновь. Над одним из складов поднимался темно-серый дым. Там, где толстяк едва не задел меня, там, где… – Гэли! – выдохнула я и, подхватив юбку, бросилась обратно в переулок. За спиной в очередной раз Оуэн помянул демонов и, кажется, моих родителей. Надеюсь, он это несерьезно, папенька очень трепетно относится к родословной. Запись шестая О правилах преподнесения даров Две половинки сферы из магического стекла укоризненно взирали на меня с гладкой поверхности стола. Пробирки с компонентами уныло теснились на подставке, и даже «сухой огонь», казалось, утратил блеск. Идей было на одну меньше, чем надо. То есть ни одной. – У вас осталось полчаса. – Ирнан Маннок прошел мимо меня, не сказав ни слова, хотя раньше обязательно спросил бы, в чем загвоздка. Я огляделась. Экзамен по механизации веществ проходил в третьем корпусе вместо пятого. Пятый сгорел. По моей вине. С тех самых пор графиню Астер исключили из списка любимых учеников. Хорошо хоть не выгнали. Магистр прошел мимо, не удостоив меня взглядом. В конце концов, отец заплатит, будет построен новый корпус, закуплено новое оборудование, мебель, реактивы… Сказал бы спасибо. Я вздохнула. Вьер за соседним столом ответил не менее тяжким вздохом. Перед парнем лежала только одна половинка сферы, вторая играла с сокурсником в прятки. Да и немудрено, его пробирки валялись как попало, в ступке для перетирания булькала болотная жижа, пестик покрывали алые разводы, словно он им варенье мешал… Сорок минут экзамена прошли в мучительных раздумьях, что именно надо делать. Я снова коснулась пузырьков на поясе, вдобавок к стандартному набору ингредиентов у меня были «едкая слюна тритона» и «нить правды», годная на то, чтобы проявлять магические изменения. Понадобится что-то еще, можно взять из учительских запасов. Задание дали простое – собрать магический заряд для метателя. Рабочий заряд. Новый заряд, а не стандартную сферу с сухой краской или «сгущенной водой». Создать что-то свое, не обязательно сложное, не обязательно боевое. Но оно должно быть создано лично тобой, учеником первого потока. Сложнее придумать, чем воплотить. Из чего собрать заряд? Из «сухого огня»? Простой компонент, простое использование, и такая нестабильная основа, которая воспламеняется от первого контакта. А мне хватит одной спаленной лаборатории. Что еще? Вода? Камень? Этими вопросами я задавалась уже почти час… Девы!!! Я никак не могла решиться, совсем как в Кленовом Саду, когда мне принесли два муслиновых платья. Розовое было чудо как хорошо, а в голубом я становилась похожа на ангела, если верить кормилице. В итоге закончилось истерикой. Мне было двенадцать. Третий день экзаменов. Уверенность в собственных знаниях таяла на глазах. Сейчас в аудитории снова стояла нерешительная девчонка. Вчера вымучивали классификацию веществ и вычисление степени изменяемости. Удалось удивить не только себя, но и магистра, отчитавшись по таблице лишь с одной ошибкой. Отес заслужил максимальный балл – десятку, Мэри – девятку, остальные едва дотянули до проходного балла – четверки. Семь человек идут на пересдачу, в случае неудачи – на отчисление. – Пятнадцать минут, – объявил магистр. Показалось или в его голосе действительно звучало облегчение? Экзамен почти закончился, а никто даже на стол кислоты не пролил. Я перебирала ингредиенты: «кость земли», «летучая вода», «пригоршня тумана», «лунный свет»… Свет?! А ведь это идея, не огонь, но полыхнуть должно красиво. Я подскочила к учительскому столу, ища глазами колбу с пыльцой. Магистр Маннок выразительно посмотрел на часы. Пузырьки с известью, мукой, крахмалом, словно я в кладовой Кленового Сада. Бутыли с уксусом, «желтянкой» и вываренным и расслоенным соком дерева Ро… Не то, все не то. Десять минут. Стеклянная коробочка, не больше ногтя, не бросалась в глаза. У меня маменька в похожей белила для лица хранит. Желтоватый, будто грязный порошок перекатился от одной прозрачной стенки к другой. Я бегом вернулась к своему столу. «Осколок солнца» – так называли пыльцу цветка Элии, совершенно безвредную в соцветии, высушенную под жарким южным солнцем и вобравшую в себя его лучи. Спрятанная под магическое стекло пыльца мягко светилась ночью и гасла днем, вернее, так только казалось. Стоило крупинкам вырваться из закупоренного сосуда, как каждая из них взрывалась яркой ослепляющей вспышкой, сгорая под лучами светила, от которого получила силу. «Осколок солнца»… Я торопливо вложила коробок в полусферу, прижала пальцем и присыпала обтекателем. Через несколько секунд после закрытия сферы он активируется и, не меняя вещества, взятого за основу, склеит две половинки заряда. Я взялась за вторую половинку и замерла. Ошибка, грубая и очевидная. Магическое стекло, повинуясь изменениям, заложенным в капсюле, после выстрела станет хрупким, разрушится, но коробочка, в которой заперта пыльца, – нет. – Пять минут, – возвестил учитель, – готовим заряды к сдаче. Ваш, Мэрдок я уже принял, так что сидите, ваш, Отес, – тоже. Леди Альвон, Мэри Коэн… Магистр Маннок принимал из рук студентов прозрачные сферы и расставлял в ячейках, напротив каждой было выведено имя. Как быть? Ответ прост – сделать так, чтобы второе стекло тоже лопнуло, «осколок света» должен выйти на… свет. Посадить «зерна изменений» на коробок? Но мы еще не проходили отсроченную во времени магию… А если посадить их на что-то… что-то, способное отсрочить изменения? Фитиль! Я торопливо перебирала мешочки на столе. – Что это за пакость, Вьер? – спросил учитель, принимая у парня сферу с булькающей грязью. – Э-э-э… заряд, – растерявшись, ответил тот. – Ну, если ты так уверен. Первый капсюль на коробочку с пыльцой, протянуть короткий фитиль, его длины хватит на пару секунд, но больше и не надо, закрыть сферу, щелчок. Второй капсюль на внешнюю стенку. Два капсюля, два заряда, один внутри другого. Сработает ли? Мы не изучали сложные заряды… – Две минуты. Кто еще не сдал? Астер? Рут? Давайте. Коррин, – магистр посмотрел на маслянистую, вяло перекатывающуюся жидкость внутри сферы и определил заряд в нужную ячейку. Я положила перед мастером Манноком свое «изобретение», уже понимая, что нарушила как минимум пару законов магической механики, и молясь Девам лишь об одном: чтобы этого хватило на проходной балл. Пусть Отес подавится своей заслуженной десяткой. Ядро его заряда плавало в центре прозрачного шара, и по нему то и дело пробегали искорки. Смотрелось очень красиво. И правильно. – Время истекло, – скомандовал учитель как раз в тот момент, когда кучерявая и смуглая Рут Ильсеннинг принесла пустую с виду сферу. Дженнет зашептала что-то на ухо Мерьем, та захихикала. Но учитель принял заряд, позволив себе лишь легкое удивление. – Тишина в аудитории! – сказала вошедшая в класс мисс Ильяна. За ней следовал магистр Йен. – Сели на свои места, – распорядился Маннок. – Об экзамене лучше думайте. Молча думайте, – добавил милорд Виттерн, разглядывая заряды. – Так мы же только что… – начал Коррин и замолк на полуслове. – Мы решили провести экзамен в два этапа, – начала объяснять магесса. – Первый – создание заряда, второй – его использование на противнике. – Кто-то засмеялся, парни начали переглядываться, предвкушая веселье. – И этот противник – вы сами. В аудитории установилась оглушающая тишина. Я схватила лежащий на столе карандаш, чтобы хоть чем-то занять руки. На что я там рассчитывала? На четыре балла? Вот теперь мне на самом деле смешно. Бумага неприятно скрипнула под грифелем. – Милорд Виттерн, вы сказали, что назначите нам соперников! – недовольно протянула Дженнет. – Я и назначил, – ответил тот, не поднимая головы от стола, где раскладывал метатели. – Что? – закричал, вскакивая, Оли. – Мы мишени из себя изображать не будем! – Дверь там, мистер Ревьен, – невозмутимо заметил Ирнан Маннок, пододвигая стойку с зарядами. – Что? – не понял парень. – А то, – пояснила Ильяна. – Кто не сдаст или откажется экзаменоваться, может прямо сейчас собирать вещи. – Но… – снова хотел возразить Оли. – Разве это не опасно? – воплотил в слова сомнения остальных Мэрдок. – Опасно, – согласился милорд Виттерн. – Если заряд боевой. А кто из вас, неучей, сумел создать такой? Молчите? Правильно, в теории-то все сильны. Еще поубиваете друг друга. – Или нас, – добавила с усмешкой глава Магиуса. Я опустила голову к листу бумаги, на котором бессознательно что-то чиркала. Линии пересекались, объединялись или обрывались на середине, постепенно складываясь в скупой резковатый портрет. В свое время матушка, обнаружив у дочери полное отсутствие слуха, схватилась за голову. Помню ее жалобы папеньке: «Кому нужна жена, не способная сыграть на рояле или спеть сонет во славу князя?» Граф Астер смеялся, резонно замечая, что с таким именем и приданым его дочери совершенно нет нужды выть под непонятное бренчание – так он называл музыкальные вечера в Кленовом Саду. Видимо, слух и голос мне достались от него. Переживания и споры улеглись, только после того как маменька увидела мой рисунок углем на стене кухни. Тогда учителей музыки сменили художники, живописцы, портретисты, даже кубист, которого графиня Астер выставила с позором после первого же эскиза. Да, мягко говоря, я не блистала ни пением, ни игрой на инструментах, неважно танцевала, то и дело сбивалась с ритма, но рисовать умела. И сердце матери успокоилось: вместо музыкальных вечеров я смогу устраивать художественные. Она, во всяком случае, свой долг выполнила, привив дочери любовь к прекрасному. С белой поверхности листка на меня смотрел толстяк, его оплывшие черты легко узнавались в легких, почти небрежных росчерках карандаша. Я повернула голову – стол Гэли пустовал. Слава Девам, она осталась жива. Как и толстяк, но допросить последнего пока не представлялось возможным, несмотря на все усилия целителей. Я перевернула листок.