Именно так. Старый гвардеец, получив желаемое, вряд ли пошел бы за нами, да и любой другой, но толстяк… Я вспомнила маленькие глазки и то, как он разрядил метатель в горло парню только за то, что тот посмел заговорить… Боюсь, такой попрет, как кабан. Я легонько коснулась пальцами раны на боку подруги, та всхлипнула. Влажный мех по краям замерз и неприятно царапал кожу. По крайней мере, кровотечение не усилилось. Я подошла к выходу, собирая магию в кулак: сейчас петли так заржавеют, а дверь так срастется с косяком, что потом ее придется выбивать. По ногам дуло, на пороге лежал грязный снег, что мы притащили на сапогах… Я едва подавила стон. Снег! Сапоги! И выскочила на улицу. На снегу виднелась четкая цепочка следов, обрывающаяся у двери. Рядом, словно огоньки, алели крупные, размером с золотой, капли крови. Дверь захлопнулась, скрывая от меня измученную, прислонившуюся к стене Гэли. – Ты чучело, Астер, – отругала я себя, поднимая руку. И снег, повинуясь приказу, тут же превратился в лед, а потом снова в снег. Это было похоже на перекапывание земли в цветочной оранжерее. Следы сгладились, но… было поздно. – Тварь! – раздался хриплый голос. У входа в проулок стоял толстяк в распахнутой куртке и… босиком. Видимо, со страху подруга перестаралась, и он не смог выдрать ботинки из ледяного плена. Но я смотрела не на искаженное яростью лицо, не на трясущийся двойной подбородок, я смотрела на зажатые в обеих руках метатели. Оба – заряженные! Клянусь матушкиными розами, он использовал время, пока мы убегали, с толком! – Получи. – Толстая рука поднялась. Я бросилась бежать, молясь Девам лишь об одном: чтобы он не обратил внимания на дверь, рядом с которой я стояла, чтобы Гэли не забыла, что она маг, чтобы… здесь богини наверняка перестали слышать мой лепет. Шляпка слетела, упала на спину, ленты врезались в шею. Чуть больше десятка шагов до следующего просвета между домами. Толстяк выстрелил. Я этого не услышала и не увидела – у колдунов и графинь нет глаз на затылке, а магические сферы куда легче и тише свинца. Интересно, кто изготовил для этого человека заряды? Неужели есть маг, согласившийся работать на… А на кого, собственно? На разбойников? Но все эти вопросы придут мне в голову позже, много позже. Тогда же я побежала к следующему проулку, а заряд лопнул, рассыпая сухие белые кристаллики, похожие на сахар. «Сухой огонь», смешанный с «солью земли». Без катализатора кристаллы полностью безопасны, можно даже в чай положить и выпить, потом, правда, будешь маяться животом. Именно так я спалила лабораторию. «Сухой огонь» многим кажется безвредным. Я успела свернуть за угол старого дома. Успела и… не успела. Кристаллы веером осели на стене, болтающейся за спиной шляпке, ткани куртки и вспыхнули буквально за долю секунды. Взвизгнув, я ударилась о стену, завертелась на месте, слыша, как трещит пламя. Сорвала шляпку и бросила на снег. Если бы не он, огонь уже танцевал бы в моих волосах. Дернула за полу куртки, выдирая пуговицы и сбрасывая горящую ткань с плеч. – Малышка, – игриво позвал толстяк. – Выходи! – После выстрела его настроение необъяснимым образом улучшилось, и из твари я превратилась в малышку. Я побежала по очередному проходу между домами, совершенно не представляя, где нахожусь, едва не задела ведро с помоями, миновала заколоченные окна, дернула за ручку запертой двери, а сверху, словно в насмешку, с бескрайнего серого неба продолжал падать снег. – Малышка… Девы, только не тупик! Пожалуйста, только не тупик! Я молилась, минуя еще один поворот, но вместо широкого, ведущего к набережной Зимнего проспекта снова оказалась на перекрестке узких, похожих на коридоры проулков. Я повернула налево и… замерла, словно увидевшая кошку мышь. В двух домах от меня стоял старый гвардеец. С мокрой формы текла вода. В правой руке он держал сумку Гэли. Выбрался! Девы милосердные, он выбрался и был зол не меньше, чем толстяк, а я-то надеялась… Он медленно разжал руку, и ридикюль упал на снег. Как завороженная, я смотрела на краткий полет, на взметнувшийся от удара снег, пока очередное «малышка» за спиной не вывело из ступора. Я отшатнулась вправо, поскользнулась, упала, больно ударилась ладонями. Будь прокляты эти новомодные сапожки на каблуках, будь проклята гувернантка, с умным видом изрекающая очередную банальную истину: «Каблук высотой пять-семь пальцев, Ивидель. От этого походка леди становится плавной, осанка прямой». Выберусь, куплю себе такие, как у мисс Ильяны, на плоской подошве, и никого слушать не буду. Обещаю, Девы! Выберусь и… Я поднялась, едва не упала снова, запутавшись в длинной юбке. Оглянулась – старый солдат находился уже в десятке локтей, толстяка пока видно не было, только слышно. Я бросилась бежать. Холодный ветер ударил в лицо, сбил дыхание и принес запах нечистот из выставленной бадьи. Тревожных колоколов я больше не слышала, ничего не слышала, кроме собственного шумного дыхания, и ничего не видела, кроме следующего перекрестка, кроме виднеющегося бока повозки и лошади, обмахивающейся хвостом. Насколько все-таки паника захватывает разум, просачивается внутрь, пускает в тебя «семена изменений»! Все, на что я была сейчас способна, – это бежать. Бежать всегда проще, чем думать. Я почти вылетела на широкую улицу, выбралась из лабиринта проулков, заколоченных окон, запертых дверей и помоев. Выбежала, в мгновение ока оказавшись в привычном мире магазинов, фонарей и хорошо одетых прохожих. Будто вынырнула из тьмы. Люди бежали вниз по улице, туда, где лежала перевернутая карета. Обернувшись на ходу, увидела догоняющего меня гвардейца и в тот же миг в кого-то врезалась. Упасть мне не дали, подхватили за плечи, разворачивая. Я дернулась, готовясь заорать, бросить «зерна изменений», не важно, каких и куда, и встретилась взглядом со знакомыми синими глазами. – Крис… Барон… – На груди рыцаря тускло блеснул овальный жетон патруля – латная перчатка с мечом, и я почувствовала почти осязаемое облегчение. – Они там… помоги… пожалуйста. – Рыцари, – проговорил, подходя, старый гвардеец, и еще одни тяжелые ладони легли мне на плечи. – Моя дочь вас напугала? Прошу прощения, вы знаете, какими впечатлительными бывают юные леди! – стоя за моей спиной, он сжал руки чуть крепче. – Милая, отпусти ребят, там ведь и в самом деле что-то случилось. Он потянул меня назад, почти выдернул из рук Криса. Это было настольно неожиданно и неправильно, что я на один краткий миг лишилась дара речи и могла только смотреть на рыцаря, полагаю, походя лицом на древесную лягушку с выпученными глазами. – Конечно, граф Астер, – спокойно ответил Оуэн, отступая и убирая руки. Я хотела закричать. Нет, даже не закричать, а завизжать, затопать ногами… Синие глаза утратили спокойствие, стали привычно колючими, я уловила размытое движение сбоку, и давившая на плечи тяжесть исчезла. – Я видел графа Астера, – услышала голос Жоэла и развернулась. За старым гвардейцем стоял рыжий рыцарь и прижимал широкий нож к горлу мужчины. – Цела? – спросил Жоэл. – Я… да… кажется. – Думал, он ей нож к спине приставил, – проговорил рыжий, заставляя гвардейца отступить. – Ты не суди обо всех по себе, – излишне добродушно ответил старик. – А ты бы думал, прежде чем называться. А то так можно без головы остаться, – попенял рыцарь. – Крис, помнишь графа Астера? – Барон не ответил. – Астеры, как и Оуэны, поставщики первого советника. И этот не чета графу. – Парень мотнул кудрявой головой и скомандовал пленнику: – Шаг в сторону. – Ребята, а давайте договоримся… – начал гвардеец. – С серыми поговоришь, – процедил Крис. – Они любят разговорчивых, – и, повернувшись ко мне, отрывисто спросил: – Что случилось? На улице послышались крики, какая-то женщина заплакала, народ собирался у опрокинутой кареты. – Малышка, – услышала я вкрадчивый голос, и зимний холод, забравшийся под жакет, ледяными пальцами коснулся позвоночника. На минуту, на одну минуту я забыла о толстяке. Но он не забыл обо мне. Я повернула голову, и все перестало иметь значение. И бегущие вниз по улице люди, и гвардеец, которому Жоэл заламывал руку, и пробирающий без куртки холод. Все, кроме горячих пальцев Криса и направленного прямо в лицо дула. Второй метатель толстяка – второй заряд. Две секунды, и нас с Оуэном обсыплет «сухим огнем». Кристаллы воспламенят все, чего коснутся, все – и камень, и железо, и плоть. Я вспомнила катающегося по земле сквайра и его крики. В голове билась одна мысль – только не это. Руки Криса сжались, я почувствовала рывок, и в следующий момент уже покатилась по земле, загребая грязный снег, вскрикнула, подняла голову, ища глазами парня с метателем и стоящего почти напротив него рыцаря. Толстый палец коснулся курка. Девы, только не он! Я не хотела… не могла видеть его смерть. И не могла не смотреть. Кольчуга, длинный, подбитый мехом плащ, черные высокие сапоги, шпага у пояса, нож, метатель в кожаном креплении на бедре, овальная бляха патрульного у горла, короткие темно-русые волосы, на которые с бездонного серого неба падали снежинки. Крис успел отбросить меня, но не успел уйти с линии прицела сам, остался стоять вполоборота к переулку. Все, что у него было, – это две секунды. Два удара сердца. Боек ударил по капсюлю… «Сухой огонь», так похожий на песок, легкий и подвижный. Даже если я выпущу навстречу «веер изменений», каждую крупинку перехватить не получится. Энергия выстрела меняет магическое стекло, превращая его в хрупкую яичную скорлупу, тогда как сферой можно жонглировать. Ломкий, словно снежинка, шарик рассыплется, едва соприкоснувшись с препятствием. Или это не так? Так, но… Энергия – это ведь тоже препятствие, вернее, из нее можно создать препятствие. Теплое дыхание сорвалось с губ облачком пара. Бесшумная сфера отправилась в свой последний полет… Я даже не стала поднимать руку, так и осталась стоять на четвереньках, в неудобной позе – на привычные жесты не было времени. Не было мыслей о неудаче. Был миг и «зерна изменений», которые я бросила не целясь. Если нельзя воздействовать на оружие, нельзя воздействовать на заряд, нельзя – на держащую его руку, то что остается? Остается цель и мир вокруг. Воздух, который движется, стоит нам только вдохнуть или выдохнуть. Ничего не возникает из ничего, и это движение можно изменить, почерпнуть силу и… Крис инстинктивно пригнулся, поднимая руку в неосознанном жесте защиты. Волосы качнулись от ледяного дуновения. Ветер тоже нельзя поймать в сети. Я вложила в его усиление все – страх, неуверенность, обиду, все, до чего смогла дотянуться, все, что могла найти. А нашла я много. Порыв ветра едва не опрокинул Жоэла и гвардейца, взметнул плащ Криса и… заставил легкую магическую сферу лопнуть, не долетев до цели. Воздух – это тоже прикосновение, это препятствие, сиюминутное и непостоянное. Крупинки «сухого огня» освободились и последовали за ветром. Словно я сдула песок с ладошки. Протестующе закричал рыжий. А потом все звуки заглушил визг. «Сухой огонь», что я отбросила ветром назад, вернулся к отправителю, осел на куртке толстого, на его лице, руках и даже черных носках. Толстяк вспыхнул мгновенно, как пропитанный керосином фитиль. Метатели упали на снег. Пылающая фигура завертелась на месте, беспорядочно махая руками, рассыпая вокруг сверкающие искры. В голове гудело, и сквозь этот оглушающий звук пробивался непрекращающийся вибрирующий визг толстяка. А еще ругательства Жоэла. Я качнулась и с трудом поднялась, не отрывая взгляда от пылающей фигуры. – Девы милосердные, – прокричал кто-то из прохожих за спиной. – Вызывайте целителей! Да помогите же ему… Толстяк налетел на стену, ударился об нее, едва не упал, отступил на два шага и ударился снова. – Астер, – рявкнули над ухом, и я вздрогнула. – Астер, – повторил Оуэн, схватил меня за подбородок и заставил посмотреть в синие глаза. Раньше никто не позволял себе со мной таких вольностей, таких наглых жестов, таких… интимных… – Туши огонь! Немедленно! – Что? – заморгала я. Дородная дама в светлом пальто, стоявшая в десяти локтях ниже по улице, прижала руку ко рту. – Прекрати это, – приказал он. – Сумела начать, сумей и закончить. Я снова перевела взгляд на мечущегося толстяка, его визг стал выше и утратил всякое сходство с человеческим голосом. – Ведь он… – растерянно пробормотала я.