– Нет. Еще вопросы? Карета набирала ход. Я откинулась на спинку сиденья и вдруг поняла, что совершенно не представляю, где мы находимся. – Куда мы едем? – В дом целителей, – ответил Оуэн. – У тебя там, кажется, подруга? – Да, Гэли Миэр, – ответила я и не удержалась от вопроса: – Вы и в самом деле знакомы? – и тут же дала себе мысленную затрещину. Об этом не спрашивают, можно поинтересоваться, «представлены ли вы друг другу», но не у случайного знакомого. Не у него. Не мне. Не сейчас. – Да. – Крис взял упаковочную бумагу, наклонился, подхватил шпагу и как ни в чем не бывало подал мне. Никаких извинений или запоздалых сожалений. Заговоренное железо ответило на прикосновение едва слышным гудением. Будь на нем перчатки, он бы не обжегся, но даже в этом случае клинок отказался бы служить ему. Чирийское железо уже обрело хозяина. – Она очень хочет выйти замуж, как и любая другая девушка. Пришлось объяснить мисс Миэр, что я не самая подходящая партия. Она мне поверила, что пошло ей в плюс. Все, конец знакомству. – Тогда зачем вы… ты… мы туда едем? – Я немного неловко схватила шпагу и опять едва не выронила. – Там не только твоя подруга, но еще и один случайно обожженный толстяк. Хочу удостовериться, что он и в самом деле не может говорить. – Но… – Я знаю, что его охраняют, – перебил Крис. – Но, – с упорством повторила я и стала заворачивать шпагу. – Зачем это тебе? Серые во всем разберутся, а у нас экзамены. Карета стала притормаживать. – Видел я, как они разбираются. Да и ты, кстати, тоже. – Не понимаю. – Я нахмурилась. – А жаль, серая так рассчитывала, – снова эта усмешка, – так старалась, устраивая совместный допрос. Я должен был услышать твою историю, а ты мою. – Зачем? – Давай пофантазируем. Может, для того, чтобы открыть глаза одной молоденькой графине на то, какой я на самом деле плохой? Карета остановилась. Оуэн повернулся к дверце. – А ты… – Голос дрогнул, я наконец спросила о том, о чем давно хотела спросить, и плевать на приличия. – Ты и в самом деле натравил на младшего брата собак? – Да. – Он спрыгнул на снег и подал руку, которую я проигнорировала, просто не смогла принять ту самую ладонь, что держала кнут или поводок матерого пса. – Почему? – прошептала, ступая на снег. Но он услышал, опустил руку и ответил, хотя я и не ожидала: – Не помню точно, он постоянно орал, вечно путался под ногами, надоедал. – А та… – голос звучал хрипло, как после простуды, – девушка? – Я не знала, как правильно назвать любовницу его отца, я вообще не верила, что стою тут и веду подобные разговоры, а Крис не только не останавливает меня, но и отвечает на вопросы. – Ее тоже я запорол, – не стал отрицать Оуэн. – За то, что перед отцом подолом мела, а передо мной задрать отказалась. Я отшатнулась, споткнулась о ступени крыльца, большие, каменные, с коваными перилами. Высокие окна дома целителей приветливо светились сквозь метель, бросающую в глаза снег. – Я не рыцарь, – четко проговорил он и тут же исправился: – Вернее, рыцарь, но отнюдь не такой, о котором мечтают юные девы. До тебя это постарались донести как можно яснее. – Зачем это серой? – Возможно, это нужно не ей. – Крис прищурился. – Кому-то не нравится наше знакомство. Может, твоему отцу? – Нет. – Я отвернулась. – Папеньке достаточно отдать приказ. Или забрать меня из Академикума. Или и то и другое вместе. – Тогда это нужно кому-то другому. – Барон поднялся на крыльцо. – Тому, кто не может отдавать тебе прямые приказы. Я помедлила, сжала сверток. Бумага громко хрустнула. Но я все-таки поднялась на крыльцо, чувствуя, как внутри шевелится страх. Не испуг, как при виде мохнатого паука, заставивший меня замереть на месте, а потом взвизгнуть. И не тот отчаянный, парализующий ужас, когда Илберт слег с лихорадкой, а лекари разводили руками. Другой, доселе неизвестный, такой, словно я делала что-то неправильное, запретное. По-хорошему надо было развернуться и уйти. Так поступила бы каждая леди. Так должна была поступить и я. Страшили неизвестность и этот неправильный рыцарь, совершенно не стыдившийся собственной неправильности. – Ты идешь? – Он приоткрыл дверь, но не обернулся. Если я сейчас откажусь, дверь закроется. Навсегда. Я говорю отнюдь не о доме целителей. – Если до меня хотели донести твою историю, то до тебя хотели донести мою. Зачем? – Вот ты и начала думать. – Крис посмотрел на меня и снова протянул руку. На этот раз я не без дрожи вложила в нее свои пальцы. До сих пор не знаю почему. Все дома целителей строили по одному образцу, даже тот, что под патронатом матушки в Сиоли, рядом с Кленовым Садом. Большое здание: центральный фасад соединяет два крыла, женское и мужское. – Могу я вам помочь? – Дежурившая в приемной девушка в белоснежном платье устало улыбнулась. – Можете, – согласилась я и представилась: – Леди Ивидель Астер к Гэли Миэр. Ей разрешены посещения? – Да, леди. – Она перевела взгляд на Криса. – А господин? – А господин подождет здесь, – ответил барон, снимая шляпу и улыбаясь. Совсем не так, как серой, совсем не так, как мне. Он смотрел на девушку тепло, словно на старого друга. И меня снова окатило жгучей волной зависти, странным, вскипающим внутри чувством. Разве может быть чудовищем тот, кто умеет так улыбаться? – Первый этаж, комната одиннадцать «А», – сверившись с записями в толстой тетради, сказала дежурная. – Проходите, леди, но ненадолго. Больной нужен покой. Я немного нервно сдернула перчатки и направилась в просторный коридор женского крыла. Но все-таки не выдержала, обернулась и неловко прижала к себе бумажный сверток с посылкой, будь она неладна. Кристофер продолжал улыбаться. Вероятно, в этом и состоял план: отправить меня к Гэли, а самому в это время… Что? Будет расточать улыбки? И Девы с ним. Пусть расточает. Тогда почему жжет внутри? Одиннадцатая комната под литерой «А» оказалась почти в самом конце крыла. Сначала шли сдвоенные двери общих палат, где лечились зажиточные горожане. Впрочем, не настолько зажиточные, чтобы позволить себе отдельную комнату и личного целителя. Потом следовали апартаменты богатых купцов и дворян. Бедняков принимали бесплатно с черного хода, там обычно было оборудовано несколько кабинетов первой, а зачастую и последней помощи, ибо, когда неимущие надумывали обращаться за лечением, как правило, оказывалось уже поздно. Дома целителей строили так, чтобы два мира – богатых и бедных – никогда не пересекались. В этих коридорах никогда не встретишь больную проказой попрошайку или подцепившего лишай лесоруба. Миэры не относились ни к тем ни к другим, они принадлежали к тем, кто мог купить этот и еще дюжину других домов целителей. Я постучала по двери и, дождавшись раздраженного «кто там еще», вошла в комнату. Гэли в домашнем светлом платье сидела на кровати. Недовольная, простоволосая и надутая на весь мир, совсем как я, когда отец запретил мне идти на деревенскую ярмарку. Видимо, покой, который ей предписали, шел не впрок. – Привет, – поздоровалась я. – Надеюсь, ты тут не умирать собралась? – Если только от скуки, – расцвела улыбкой подруга, вскочила с кровати, в нарушение всех приличий обхватила меня руками и закружила по комнате, нараспев приговаривая: – Иви-Иви-Иви! – Отпусти, ненормальная, – рассмеялась я, едва не выронив сверток со шпагой. – Думала, ты не выберешься. В Магиусе же экзамены? – Я тоже так думала. – Рассказывай, – потребовала она и снова забралась на кровать. – Ну уж нет. Сначала ты. – Да все хорошо. – Она махнула рукой. – Бок распороло, крови было море. – Она даже зажмурилась. – Пять стежков наложили. Я в обморок упала, папеньку перепугала так, что он теперь отказывается меня забирать, хотя могла бы спокойно сидеть дома под присмотром Милы. – Она вздохнула. – Скоро снимать швы. Вот готовлюсь опять… падать в обморок. – Она поморщилась. – Думала, меня от экзаменов освободят по случаю ранения, но куда там. В виде исключения разрешили сдать позже, а папенька им пока магическую оружейную построит. – Гэли хихикнула. – Я вот думаю, может, сразу новый замок заложить, а я пару лет погуляю? Я качала головой, слушая болтовню подруги. Один из узелков, затянутых где-то внутри меня, сначала ослаб, а потом и вовсе исчез. Я и не представляла, как соскучилась. – Теперь рассказывай ты. Поймали лиходеев, что за моим зеркалом охотились? Серая сказала, что уже скоро. – Ну, – протянула я, положив сверток на стол, – ловят. Один из них, кстати, здесь. – Знаю, папенька грозился ему лично голову снести, но его уверили, что лиходей в тюремной палате, ну знаешь, для опальных дворян, и с ним неотлучно двое серых. А в тюрьму нельзя, говорят, сразу окочуриться может… Эх, сама бы зеркалом треснула, чтобы получил наконец желаемое. – Подруга покосилась на сверток, но ничего не сказала. – Думаю, ему не зеркало было нужно, – сказала я, отходя к окну. Сказала и почувствовала облегчение. Развязался второй узелок, будто что-то, исподволь не дававшее спать по ночам… нет, не исчезло, просто… Я ведь с самого начала знала, что это так, но предпочитала отмахиваться, а вот сейчас произнесла. – Не зеркало? – удивилась Гэли. – Нет. – Я коснулась светлой портьеры. За стеклами беспорядочно летел снег. – Тот гвардеец получил твою сумку, за которой не побоялся спрыгнуть на лед Зимнего моря. – Я вспомнила, как бежала сквозь лабиринт улочек, как увидела гвардейца, как он бросил саквояж на снег, словно ненужную вещь. А потом все равно бросился за мной. Но если гвардеец уже получил желаемое – это лишено смысла. – Получил и не ушел. А сейчас еще лавку Гикара сожгли. – Кто сжег? Зачем? – подошла ко мне подруга. – Не знаю, но Оуэн думает, что все связано. Свет в лампах едва заметно колыхнулся. – Оуэн? Крис? – переспросила она.