Она затянутой в перчатку рукой коснулась лежащего на столе инструментариума. Оуэн дернулся, но острое лезвие остановило порыв. – Раз уж у нас такая задушевная беседа, – раздался голос травника, – не расскажете, что со мной не так? Учебу год назад закончил… это я так, на всякий случай. – Может, у тебя здесь какие-то запрещенные вещества имеются? – прогудел тот, которого называли Кимэ, высокий, с черными волосами и какой-то приплюснутой головой. – Если найдете, я их выпью, – пообещал травник. Бывшая баронесса Стентон кивнула, тот рыцарь, что стоял над Линоком, сделал шаг назад. Молодой человек неловко поднялся. – Барон, – насмешливо поприветствовала серая, беря коробочку, – ничего не хотите мне рассказать? – Как раз раздумываю. – Полезное дело. – Она убрала инструментариум в карман. – А пока вы этим заняты, посидите в портовом остроге. Во избежание, так сказать. Увести! – Скажите, что я сделал? – спросил Крис. – А то что-то меня в безвинные мученики не тянет. – До мученика тебе, как мне до богинь, – хмыкнула серая. – За избиение и ограбление ювелира. – Это он вам напел? – поинтересовался Оуэн. – Нет. Мы давно за тобой ходим и сами видели. – Видели и не вмешались? – хохотнул Крис. – Да, жители Льежа могут спать спокойно. – Так нельзя. – Я сделал шаг вперед, и Кимэ угрожающе качнулся. – Он дворянин и имеет право на… – На защиту главы рода. – Жрица едва не мурлыкала. – Мы пошлем вызов его отцу. Насколько я помню, старший барон Оуэн не жалует ни дирижабли, ни поезда. Думаю, он прибудет в Льеж к концу месяца. – Она посмотрела на рисунок чешуи на коже Криса. – И очень расстроится, не застав наследника живым. Обидно, наверное, провести последние дни за решеткой? – Я тебе потом расскажу, если хорошо попросишь. – Как был грубияном, так и остался, а ведь можно все решить быстро. Если ты невиновен, – она стянула перчатку, – я узнаю об этом через секунду и… – Нет. – Крис, – умоляюще протянула я, но он даже не посмотрел в мою сторону. – Я сказал – нет. Серая, пойдешь против закона и князя? – Запереть! – поджала губы жрица. И они увели его. Чуть шевельнули рапирой у шеи, и Оуэн пошел сам. Не знаю, чего я ждала. Может, прощального взгляда, а может, вмешательства Дев, но ничего не произошло. Деловитые рыцари вслед за серой покинули лавку, не сказав травнику ни слова, лишь хрустевшие под ногами осколки напоминали о произошедшем. Снаружи послышалось конское ржание. Мы с травником переглянулись. Никто из нас не знал, что делать дальше. Вернее, не знал он, а я… Поддавшись порыву, выскочила из лавки и бросилась к черной без окон карете, в которую как раз сажали Криса. Даже не знаю, зачем, просто не могла стоять на месте. – Не надо, леди Астер, – мягко остановила меня Аннабэль, схватив за руку. – Вы и так уже наломали дров, но пока об этом знаю только я. Пусть так и остается. – Дров? – возмутилась я, вырываясь. – Помешать вам запереть обреченного на смерть человека в остроге – это теперь называется «наломать дров»? – Подумайте о своей репутации! Дверь кареты хлопнула, я успела увидеть, как Крис закрыл глаза, откидываясь на спинку сиденья. Столько всего было в его позе, столько усталости и… отчаяния. – Подумайте, кто он и кто вы? – Прекратите! – Не прекращу, потому что вы, леди Астер, похоже, ослепли. Он на ваших глазах избил старика! – Она говорила зло и отрывисто. Один серый рыцарь устроился на козлах рядом с кучером, двое вскочили на запятки экипажа, щелкнули вожжи. – У него были причины. – Я проводила взглядом отъехавшую карету. – Раз вы следили за нами, то должны знать, что… у него были причины, – беспомощно повторила я. – Конечно, были, – согласилась она. – Это добро делают просто так, а у подлости есть причины. У таких, как он, всегда есть оправдания, а такие дурочки, как вы, всегда им верят. И мало кто задумывается о том, что этот лавочник, возможно, будет остаток дней ходить с тростью, если вообще будет ходить. – Вы не понимаете! – Я сжала кулаки и снова почувствовала жар. – Вы ничего не понимаете! – Так помогите мне, – неожиданно мягко сказала серая. – Помогите мне понять. И тогда я помогу вам. Ивидель, – она коснулась моего рукава, – это слишком далеко зашло и давно уже перестало быть шуткой, в которую играют двое студентов. Хватит! Рассказывайте. Или забудьте о бароне Оуэне навсегда. Возможно, так будет даже лучше. Запись восьмая О местах, не столь благопристойных Разговаривать со жрицами просто. Им не нужны слова и объяснения, им достаточно прикосновения. Но тогда ты лишаешься права выбирать, что сказать, а о чем умолчать. Рассказать о книгах, что нашел Крис, о яде и умолчать о прикосновении его губ… Попытаться умолчать и потерпеть поражение. Трудно сладить с собственными мыслями, трудно спрятать то, от чего внутри все переворачивается. Серая убрала руку и ничего не сказала. Я не увидела в ее глазах порицания или негодования. Наверное, потому, что, читая чужую память, не только видишь события, а чувствуешь их вместе с тем, кого касаешься, не можешь изменить прожитый миг, но можешь прожить его заново. Я сцепила дрожащие руки. Это был долгий «рассказ». Мы сидели в тускло освещенной гостиной маленького домика, что служил убежищем серой жрицы, но вряд ли мог сравниться с замком баронов Стентон. Гостиная размером меньше нашей старой кухни в Илистой Норе, узкий закопченный камин, мебель с красной обивкой, слишком громоздкая и помпезная для такой комнаты, дубовый стол, керосиновая лампа, увешанные картинами стены, старые, отстающие по углам обои. Тонущие во мраке портреты и несколько зернистых фотографий. История рода Криэ Стентон в лицах. Законченная история. – Жрицам ведь не запрещено выходить замуж? – невпопад спросила я Аннабэль. – Нет, – усмехнулась серая. – Так же, как и магам. Только желающие находятся очень редко. Даже самому преданному и любящему мужчине может понравиться другая женщина, просто понравиться, ничего больше. – Она пожала плечами. – Даже самый покладистый муж иногда выходит из себя, иногда допускает мысль, что жена поправилась или подурнела. Тысяча мелочей, обычно скрытых от глаз. Я все это увижу, стоит мне за ужином коснуться его руки. – Это тяжело. – Я согласно кивнула. – Зато брак будет честным. – Это невозможно. – Она встала. – Брак – это не честность, брак – это не любовь, чтобы вы там себе, Ивидель, ни воображали. Брак – это уступки и куча лжи во имя спокойствия другого. Поэтому я предпочитаю жить одна. И – здесь. – А как же, – я обвела рукой портреты, – состояние рода? – Исчезло. – Бывшая баронесса зажгла еще одну лампу, темные тени пробежали по портретам. – То, что не растащили приказчики после смерти отца, отошло Отречению после моего поступления. – Она горько ухмыльнулась. – Останешься сегодня здесь? Или гостевая спальня моего скромного домика недостаточно хороша для графини? – Это было грубо, – ответила я. – Грубо. – Она вздохнула. – Знала бы ты, сколько старых знакомых, уверявших в вечной дружбе, пока отец был жив, сбежали отсюда, словно из чумного барака. Тяжелый был день. – Он еще не закончился. – Я отвернулась от портрета, с которого на меня хитро смотрел полный мужчина с пышными пшеничными усами. – Вы обещали помочь, если я все расскажу. У барона нет времени, понимаете? – Понимаю. – Она склонила голову, взяла со стола лист тонкого пергамента и перо. Жрица писала быстро и уверенно, буквы наскакивали одна на другую, словно торопились. Я не разобрала ни слова, а подойти и заглянуть через плечо не позволяло воспитание. Чертово воспитание – невидимые нити, что опутывают нас с рождения, нити, за которые дергают окружающие, и ты, словно марионетка, послушно пляшешь, повинуясь их движению. Как же я потом сожалела, что не заглянула в письмо, хотя бы мельком… Баронесса закончила писать, сложила пергамент и позвонила в колокольчик. Через несколько минут в комнату быстрым шагом вошел молодой человек, нет, скорее мальчик лет пятнадцати. Ливрея лакея сидела на нем немного неловко и была великовата. Но, судя по лицу, он очень гордился своим положением. Лицо показалось странно знакомым. Я нахмурилась, так как была уверена, что никогда раньше не встречала этого парнишку, но проскальзывало что-то в его глазах, в форме подбородка… – Густав, – серая протянула белый прямоугольник, – отнесешь записку моему помощнику Морису. – Парень склонился, жрица посмотрела на меня и добавила: – Это пропуск в портовый острог. Пусть решит вопрос о бароне Оуэне. – Парень еще раз склонился. – И позови Рину. – Не все так плохо, у вас есть слуги, – проговорила я, когда лакей, взяв записку, быстро вышел. – Всего двое. Семья Густава служит нашей уже несколько столетий. Когда случилась трагедия, он был маленьким. Он и я остались совсем одни, его сначала приютила тетка, а потом прислала обратно, не желая воспитывать. Ну, так она мне отписала. А Рина… – В этот момент в комнату вошла грузная женщина лет шестидесяти. – Досталась мне вместе с домом. Вернее, ей пришлось продать его за долги, а я купила и решила не выселять старую женщину. – Она повернулась к Рине. – У нас сегодня гостья, подготовь вторую спальню. – Из хозяйки дома в служанки? – Я стала разглядывать фотографию, на которой несколько человек в парадных костюмах позировали в саду. – Теперь грубите вы, леди Астер. – Знаю. Черно-белый картонный прямоугольник, мужчина в центре, рядом женщина в чепце, явно прислуга, держит за руку девочку с тощими косичками. За ее спиной еще один мужчина, пузатый и немного лохматый. Все выглядят чопорно и официально. – Не только вы устали. Что мы собираемся делать? – Я проводила взглядом молчаливую домоправительницу. – Мы? Леди Астер, завтра вы возвращаетесь в Академикум, а делаю все я. – Вы говорите, как Крис. – Девочка с фотографии хмуро смотрела на меня. – Словно я бесполезна. – Это не так, – мягко сказала она. – Я знаю это чувство. – Жрица указала на фото. – Помню. Когда погиб мой отец, – она коснулась пальцами мужчины в центре, – я чувствовала себя так постоянно. – Ее палец двинулся к лицу девочки. – Ложитесь спать, Ивидель, завтра я дойду до верховного серого, даю слово, эта ситуация не останется без внимания. Не знаю, успеем ли мы помочь барону… – Я вздрогнула. – Не знаю, можно ли ему помочь, но никому не позволено заражать на улицах Льежа людей, вверенных нам князем. Мы найдем злодея, будь он хоть выходцем с Тиэры, хоть из самого Разлома, и если у него есть противоядие, я лично прослежу, чтобы Оуэн получил его первым. – Спасибо, – прошептала я, понимая, что она дала мне обещание, не пообещав, по сути, ничего. – Ваша спальня, наверное, уже готова, я сейчас проверю. – Жрица пошла к двери, оставив меня одну в комнате.