Облегчение сменилось вдруг невыносимой тяжестью. Все, что произошло в последние дни, обрушилось на меня в один миг. Почему в балладах и поэмах поют не об этом? Почему не об этом рассказывают в романах о любви? Не о красоте чувств, не о бьющемся сердце и томлении, а о том, что влюбленный человек подобен глине в руках любимого? Или, что еще вернее, половой тряпке, о которую вполне можно вытереть ноги. Как там сказала серая? Кем назвала? Собачонкой, которой просто разрешают находиться рядом. Меня ударили по голове, ограбили, чуть не отправили в Зимнее море, я нахожусь в тюрьме среди беззубых лысых людей, называющих себя собачьими кличками, меня пытался учить жизни скрюченный старостью тюремщик, а под ногами наверняка шмыгают крысы… И все ради чего? Ради того, чтобы услышать это? Нет. Не хочу. Иначе в следующий раз просто не смогу посмотреть в зеркало. Он не будет вытирать об меня ноги. Никто не будет. И пусть потом мне суждено тысячу раз пожалеть об этом. На глазах вскипели злые слезы. Я отпустила прутья решетки, отвернулась. А он продолжал говорить что-то еще… я уже не слушала. Надо уйти отсюда. Уйти и никогда не возвращаться. Запретить себе думать об Оуэне. Возможно, у меня получится, возможно, это не любовь, а умопомрачение или не знаю, что еще такое. – Больше я вас не побеспокою, барон, – проговорила едва слышно. Я не посмотрела под ноги, тотчас опрокинула лампу и едва не упала, когда великоватые сапоги зацепились за неровный камень пола. Разлитое масло загорелось, по полу побежала веселая струйка пламени. Он схватил меня за плечо. Крепко схватил. Только что был вне круга света, а через секунду стоял уже вплотную к решетке, просунув руку между прутьями. Я и забыла, какими быстрыми могут быть рыцари. – Посмотрите на меня, Ивидель. Я дернулась, замотала головой, даже не пытаясь остановить поток слез. – Посмотри, Иви. – Из голоса исчезла презрительность. Осталась только мягкость, которой совершенно невозможно было противиться. Я повернулась. Лицо Оуэна расплывалось. Рыцарь выругался, пальцы сжались еще крепче, не позволяя мне вырваться и уйти. – Ивидель, черт. Извини меня. – Он выдохнул. – Представь, я сидел здесь несколько часов в полной темноте и тишине. Ждал. Не знаю, чего, кавалерии, князя с приказом о помиловании или пришествия Дев, а вместо этого пришла… – Я? – Я всхлипнула. – Иви, – он повысил голос, – за время нашего знакомства я извинялся перед тобой больше, чем за всю предыдущую жизнь, и не уверен, что мне это нравится. – Он разжал руку, я покачнулась. – Не мастак я объясняться, но иногда, когда вижу тебя, меня будто сами демоны Разлома за язык тянут… Черт! – повторно воскликнул Крис и отвернулся. – Наверное, мне коростой мозги разъело, раз я тебе все это рассказываю. Убирайся отсюда! Все кончено, слышишь! Мы заигрались, а теперь игра перешла на новый уровень, и нам не потянуть, не двум ученикам… – Куда перешла? Какая игра? – спросила я, глотая слезы. – Уходи, – медленно и четко проговорил он. – Не заставляй меня снова грубить. Уйди сама, пожалуйста. Я отвернулась, чтобы не видеть его. Не видеть напряженных плеч и растрепанных волос. Надо было уйти сразу. Тяжесть, только что казавшаяся неподъемной, вдруг стала раза в три больше. Я сделала первый шаг, потом второй, на третьем поравнялась с соседней камерой… И когда между прутьями показалась рука и схватила меня за юбку, даже не взвизгнула, только пламя, танцевавшее на полу, на миг взлетело к потолку, осветив худое изможденное лицо. – Отпусти ее, Пьер, – раздался спокойный голос Криса. – Или я заплачу Шраму, чтобы он вырвал тебе печень. Ну? – Чем заплатишь? – раздался хриплый голос из тьмы. – Найду чем. – Худая рука разжалась, и барон добавил, совсем как тот тюремщик: – Держись левой стороны, Ивидель. – И даже его голос показался мне таким же усталым и старым. Я не выдержала и побежала. Бросилась назад, добежала до пятачка, миновала ведущий к караулке коридор, выскочила в комнату охраны и… остановилась, словно налетела на стену. Я была слишком погружена в себя, слишком обижена, чтобы обратить внимание на то, что уже давно не слышно веселых разговоров стражников, их ругательств и треска сдвигаемых кружек. На столе валялась пустая бутылка Ули. Сам кожевенник лежал на полу, из ушей мужчины тонкой струйкой текла кровь. Шрам валялся тут же, светловолосый – под столом, лысый – у дальней стены. Правая рука стражника все еще сжимала глиняную кружку. Не хватало только старика. На полу у одной из лавок в пламени факелов блестел маленький цилиндрик, так похожий на тот, что бросил себе под ноги мужчина, напавший на нас в доме целителей. Как назвал это штуку Оуэн? Гранат… Граната из света и шума? Не важно. Важно, что они уже здесь. Хоть я до сих пор и не знаю, кто такие «они» и что «им» надо. Серая начала действовать. От страха перехватило дыхание. – Крис, – прошептала я и вопреки всякой логике бросилась обратно. Ведущий к округлому пятачку коридор я пробежала за один удар сердца, собственная тень, качнувшаяся в пламени светильника, едва не заставила меня закричать в голос. Сердце стучало в груди. – Крис! – позвала я, поворачивая к левому ответвлению. – Ииссс? – донесся издалека невнятный голос то ли рыцаря, то ли кого-то другого. – Они… Я не договорила, потому что как раз в этот момент и увидела одного из этих загадочных типов. Он ошибся коридором. Белобрысый, худощавый, высокий, точно такой, каким я его запомнила в доме целителей, мужчина стоял в крайнем правом ответвлении. Как он сюда попал? Как мы с ним разминулись? И, что еще важнее, сколько их здесь? Сколько пришло за Крисом? Мы сорвались с места одновременно, от его хромоты не осталось и следа, но все-таки я успела. Возможно, просто повезло, или богини наконец-то услышали мои мольбы. А может, что еще вероятнее, я стояла ближе, оттого и успела первая. Я подскочила к железной решетчатой двери, схватилась за прутья и дернула на себя, перекрывая правый коридор. Он врезался в решетку с той стороны, налетел всем телом. Ключа у меня не было, но я уже неплохо умела «запирать» двери. Пламя взлетело к потолку, воздух нагрелся, металл решетки раскалился. Мужчина зашипел и отступил. На предплечье остался красный рубец ожога. Я разжала пальцы. Кожа на ладонях осталась такой же белой, как раньше. Собственное пламя никогда не причиняло мне вреда, не то что чужое. Мужчина склонил голову набок и разглядывал меня, словно дикий зверь. Не знаю, почему мне пришло в голову именно это сравнение, но… Он и был зверем. Запертым в клетке зверем, в серых глазах которого плескалась ярость. Я продолжала отступать, а его схожесть с хищником лишь усиливалась. Но не с теми хищниками, что таятся в горах Чирийского хребта, и не с теми, что подстерегают торговые караваны в степях Ирийской равнины. Он был похож на зверя с картинки, что принес Жоэл. Зверя-машину. Я бессознательно прижала руки ко рту. Нож, который неизвестный прижимал к моей шее в доме целителей, все еще был с ним. И будет вечно. Потому что кисти руки у мужчины не было. Нормальной кисти руки из плоти и крови. Вместо нее у него от запястья начиналось что-то металлическое, что-то блестящее, подвижное, опутанное трубками, по которым текла мутная желтая жидкость. А даже на вид предельно острые лезвия заменяли мужчине пальцы. Там, где плоть соединялась с железом, кожа собиралась складками, словно ткань. Именно за это отступники когда-то были наказаны богинями. За то, что пытались изменить плоть, сначала с помощью магии, потом с помощью механизмов. Считалось, что искусство совмещать живое и мертвое давно утрачено и сохранилось лишь на Тиэре. А это значит… Это значит… Я отступала, пока не коснулась спиной холодного камня. Это значит, что здесь, на Аэре, несмотря на все усилия жриц и магов, появился выходец из Нижнего мира. Он преодолел Разлом! Дни Верхнего мира сочтены! Так пророчили богини… Я замотала головой, не желая соглашаться с собственными мыслями. Этого не может быть! Просто потому что не может! Белобрысый оскалился. – И-и-ель! – донесся до меня крик Оуэна. Я вздрогнула, с трудом отвела взгляд от серых глаз и бросилась в левый коридор. В голове билась лишь одна мысль: если белобрысый здесь не один… если не один… если там, впереди, меня ждет еще один… или одна? Тот, кого барон называл Пьером, вполголоса распевал что-то похабное. Я подбежала к противоположной камере… Барон был жив и, кажется, все еще недоволен тем, что видит меня перед собой. Кажется – потому что масло успело сгореть, а в полумраке все было совсем не таким, как при свете лампы. – Ивидель, ты кричала? Или стражники вконец перепились и снова перевирают княжеский гимн? – Крис. – Я попыталась отдышаться, перед глазами прыгали цветные пятна, в затылке медленно разгоралась боль. – Там… там… Кажется, мои большие испуганные глаза наконец произвели впечатление. – Что? – Тот парень, что перерезал горло толстяку, – выпалила я. – Он здесь. И он… Он точно с Тиэры! У него такая… – Я попыталась что-то судорожно изобразить руками. – У него механическая лапа! Там, в доме целителей, он намотал на нее бинты, а сейчас… – Я беспомощно замолчала. – Уверена? – Крис обхватил пальцами прутья. Грохот ударил по ушам так, что содрогнулись стены, откуда-то сверху на головы посыпались пыль и мелкие камушки. Я вскрикнула. Пьер замолчал. – Демоны Разлома, – выругался Оуэн, задирая голову и осматривая решетку. – Можешь что-нибудь сделать? Если подвергать металл попеременно влиянию холодных и низких температур, он становится хрупким… – Слишком долго и сложно. – Я потянулась всеми чувствами к железу, стараясь нащупать нужное «зерно». – Ржавчина съест его в два раза быстрее, но… – Нащупав рыжее, разъедающее материал пятно, я стянула всю силу к этой точке. – Металл очень тугой, на всю решетку меня не хватит. – И не надо! Иви! Разрушай петли. Или замок! Давай же! – Сейчас. – Я выдохнула и отпустила изменения на волю, подпитывая их, усиливая, ускоряя и заставляя разрастаться. Для меня ржавчина походила на мох, что покрывает кору деревьев. Иногда он безобиден, а иногда въедается так, что заставляет стволы искривляться, а старые камни трескаться. «Зерна изменений» прошли сквозь металл и растворились в нем. Я сделала шаг назад, мельком заметила, что из соседней камеры за нами наблюдает худой мужчина. Решетка осталась на месте. – Ну? – спросил барон. – Иви? – Готово, – проговорила я, поморщилась, собственные слова показались мне слишком громкими, поэтому шепотом пояснила: – Ржавчина это не порох. – Значит, сейчас будет порох. Отойди, – скомандовал Оуэн и уточнил: – Замок или петли? – Замок. Он ударил сапогом по запору, а я тихо добавила: – И петли. Решетка вылетела с третьего удара. Крис вышел в коридор, схватил меня за руку и отрывисто бросил: