– Она не отдаст его, даже если мы приставим ей нож к горлу, – нахмурился Крис. – Скорее уж начнет кусаться. – Тогда как… – начала я, отставив опустевшую кружку. – Не только у серой есть инъектор. – Травник открыл ящик и снова положил на стол инструментариум. – Поэтому я сюда и вернулся, – кивнул Оуэн. – Благодарю за откровенность. Приятно знать, что если бы не эта игрушка, вы оставили бы меня в неведении. – Злости в голосе Линока не чувствовалось, только досада. – Но ваш инъектор пустой, – возразила я. – Это пока, – поднял белесые брови травник. – Подкрасить физраствор недолго, а у вашего переговорщика вряд ли будет время и, – он обвел рукой стол, – возможность определить подлинность раствора прямо там, на площади, раз даже я… – Он растрепал пятерней волосы и пояснил: – Пока вы спали, я уже рассказал Крису, что растворы – тот, что был в моем инъекторе, и тот, что принесли вы, отличаются. Я осторожно встала, на этот раз вышло лучше. Затылок слабо кольнуло, головокружение почти сразу прекратилось. – Должна быть причина тому, что за одной из коробочек носятся высунув язык и пытаются вернуть, не считаясь с потерями, а вторая лежит себе здесь, никому не нужная, и над ее содержимым можно ставить опыты, – вставил Оуэн. – И она есть. – Линок поднял стеклышко с той самой единственной каплей, которую успел взять. – Но ее не видно с первого взгляда. – В нашем, – я едва не поморщилась от этого слова, – был не яд? – Еще какой яд. – Травник опустил стекло. – Очень сильный яд, сильнее того, что в моем инъекторе, раз в пятьдесят. Я бы сказал, у вас был концентрат, а у меня так, разбавленная водичка. – Поэтому Крис так быстро заразился? – Да, и я удивлен, почему он еще не… – Не в могиле? – закончил за него барон. – Так вот что имел в виду тот урод, когда говорил, что не был бы на моем месте столь уверен насчет времени. – Девы, – пробормотала я. – Значит, будем обманывать? – странно, но неприятия эта мысль не вызвала, только беспокойство. Но не из-за того, что мы будем обманывать, а из-за того, что… – А если они сделают то же самое? Если вручат нам воду вместо противоядия? – Будем надеяться, что нет. – Травник открыл нижний ящик и выложил на стол метатель. – Сколько тебе осталось? – спросил Крис. – Когда истекают твои две недели? – Сегодня, – хрипло ответил Линок, поставил рядом с дулом коробку с зарядами и открыл крышку. – Надежда – это все, что у меня есть. – Он замолчал. – Но я не уверен, что смогу выстрелить. – Крис поднял брови, и травник тут же пояснил: – Гулянья в честь Дев… там будет демонова прорва народа, а я не особо меткий стрелок. – Линок пододвинул метатель и коробку с зарядами Оуэну. – Придется рискнуть, – не прикоснулся к оружию рыцарь. – От меня они как раз этого и ждут. И от нее тоже. – Он посмотрел на меня в тот момент, когда я почти коснулась пальцем одного из зарядов, внутри которых переливались подвижные зеленые капли, словно колышущаяся на поверхности пруда ряска. – Но не от тебя. Тебя они вообще не ждут. Метатель с отделанной серебром, но уже порядком потертой рукоятью, судя по вычурным куркам, хранившийся в семье травника несколько десятилетий, вернулся к хозяину. Линок вздохнул и все-таки взял оружие и сунул за пояс. «Нарушение техники безопасности обращения со стрелковым оружием», – раздался в голове голос магистра Йена, но повторять их умирающему человеку я не стала. Травник достал из округлых гнезд заряды и положил в карман. Всего две штуки. В последней ячейке лежали две прозрачные половинки и серебристый капсюль. Линок пододвинул коробку ко мне. – Сможете собрать заряд, леди? – Не знаю, – ответила честно. – Экзамен по зарядам я провалила, пересдача как раз сегодня… – Что ж, сегодня у тебя очень важная пересдача. Жизнь нельзя пересдать, Ивидель, – серьезно сказал Крис. – И ты уже поняла, что иногда совать голову в петлю совсем небезопасно, так как кто-то может затянуть узелок. – Барон выпрямился. – Если не уверена, самое время отступить. Если бы он стал меня уговаривать, уверять, что все будет хорошо, я бы еще сомневалась, а так… Я взвесила на ладони полусферу заряда и убрала в карман. Никто не будет сомневаться в графине Астер, ни он, ни я сама. Девы, что же я творю? – Итак, Круглая площадь. Она же – Площадь у ратуши. – Крис очертил пальцем круг на столешнице. – Они не знают, с какой стороны мы появимся и сколько нас будет, но и мы не знаем этого о них. С севера на площадь выходит Береговой переулок… Как рассказывала ныне покойная бабушка, Круглая площадь Льежа носила разные названия. Она успела побывать «Торговой», но рынок перенесли, и название стало выглядеть нелепо. Потом была переименована в «Монетную», но это название, несмотря на наличие Льежского залогового банка, не прижилось – не доверял народ банкам, тем более что конкретно от этого никто отродясь добра не видел. Третья попытка имела место после смерти вдовствующей графини Астер, площадь поименовали «Каретной», но после того как по ней проложили трамвайные рельсы, штат кучеров расположенного здесь каретного двора уменьшился вдвое, и название тоже кануло в Лету. Для народа площадь была «Круглой», ею же и осталась. На каждый праздник Рождающихся Дев посреди площади устанавливали чашу – для желающих приобщиться милости богинь. Когда я была младше, остро завидовала румяным и не очень трезвым людям, плескающимся в этой луже. Сегодня, идя под руку с Крисом, я испытывала тревогу, страх, иногда раздражение, как, например, сейчас, когда размалеванный под шута уличный артист заглянул мне в лицо, вытягивая губы трубочкой, то ли выпрашивая поцелуй, то ли собираясь плюнуть. Несколько девушек в ярких платках рассмеялись, и уличный артист, найдя более благодарную публику, повернулся к ним. – Где Линок? – шепотом спросила я. – Не знаю, – ответил Крис, огибая балаган и сворачивая к торговым рядам. – Где-то здесь. – Я его не вижу. – Так это хорошо, главное, чтобы он видел нас. От лотков пахло свежей выпечкой и копченым мясом. Запахи, от которых леди должны воротить нос и предпочитать вырезку и кремовые пирожные. В животе заурчало – в последний раз я ела сутки назад. Этим утром завтрака предусмотрено не было – в лавке травника я смогла только умыться, разгладить руками одежду, что, впрочем, не пошло ей на пользу, и забрать волосы под капор. Но сегодня здесь никто не обращал внимания на внешний вид публики. Непрерывно звякая, по рельсам полз трамвай. Как и предсказывал травник, народу на площади собралось очень много, и все стояли, ходили, смеялись, болтали, что-то жевали или торговали. Один раз мне показалось, что я увидела улыбающегося магистра Виттерна, кидающего снежок в ребятню, но… В руках мага, скорее, была бы шпага, а на изуродованном лице что угодно, но только не улыбка. Ко мне подскочила торговка с лотком и принялась расхваливать цветные ленты: – Леди, вы только посмотрите, какой узор, а цвет! Во всем Льеже ни у кого нет таких лент, как у Марьяны-вышивальщицы… – Вот, господин, смотрите, какие перчатки, воловьи… – поравнялся с Крисом парень в жилетке. Барон молча взмахнул рукой, и торговцы тут же отстали, а мои мысли вернулись к кожевеннику – то ли перчатки их навеяли, то ли клеймо мастера на коже. – Крис, а куда исчез Ули? – Что значит «куда исчез»? – Он поднял брови. Торговые ряды закончились, но народу, кажется, стало еще больше. – Я оставил его вместе с санями у ворот мастерской, уверен, племянники уже обнаружили пьяного в хлам дядьку и теперь негодуют по этому поводу. – Пьяного? – В том числе. И оглушенного. Думаешь, я настолько плох, чтобы сбросить в сугроб человека, который помог мне освободиться, а потом еще и украсть его сани? – Да, – не стала юлить я. – Ты мне льстишь, Ивидель, я убийца, но не вор. – Интересная градация, – пробормотала я, но одна из беспокойных струн, трепетавших внутри, затихла. Раньше я не была столь щепетильной. Но, с другой стороны, раньше в моей жизни мало что зависело от таких простых людей, как кожевенник. Все было распланировано и оплачено: учеба, замужество, воспитание титулованных наследников. С деревянных мостков в ледяную воду чаши, осенив себя знаком богинь, нырнул мужчина в белой льняной рубахе. Раздались возгласы одобрения. Снова зазвенел трамвай, вагон вновь отправился по маршруту. На подножках толкались мальчишки. Теперь пахло сладостями: мочеными яблоками и карамелью. Стрелка часов на башне ратуши передвинулась на одно деление. В другое время я услышала бы механический скрежет, но сейчас из-за гомона толпы ее ход был беззвучным. Половина двенадцатого, до встречи еще четверть часа. – А если железнорукий не придет? Если он решил убраться обратно в свою Тиэру или богини покарали его молниями? – Это было бы очень не ко времени, и надеюсь, богини это понимают, – хохотнул Крис. – А что касается Тиэры… так он не оттуда и убираться ему некуда. – Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Его рука – это же запрещенная магия, вернее… – Рука – это всего лишь механизм, а не билет с экспресса, едущего в другое полушарие, хотя без умельцев тут не обошлось. Да и потом, он не знает языка Нижнего мира, более того, там, в остроге, он принял его за западный диалект. – Язык Нижнего мира? – Я вспомнила, как Крис спрашивал о чем-то на хекающем наречии. – А откуда его знаешь ты? – Я остановилась. Крики и смех слились в один сплошной гул, голову на миг кольнула вернувшаяся боль, а очертания предметов расплылись. Я отдернула руку от локтя рыцаря и качнулась, силясь справиться с головокружением. – Крис, пожалуйста, скажи, что ты не… что ты не с… Тиэры? – прошептала я, вспоминая все незнакомые словечки, услышанные от него, полное презрение к этикету, а иногда и к вежливости. Он был другим, я это видела и тщетно гнала от себя мысль, что, возможно, этим он мне и нравится. Лица людей вдруг показались мне белыми пятнами с темными провалами ртов, и только его лицо оставалось четким. Только его. – Любопытно, – проговорил Оуэн, заглядывая мне в глаза. – То есть тебя до ужаса пугает не то, что я натравил собак на младшего брата, а то, что я могу оказаться жителем другого полушария? – Ты… ты… – слова застревали в горле. – Собираешься падать в обморок? – с интересом спросил Крис. – Девы предрекли пришествие выходца из Нижнего мира. Он придет и разрушит Аэру, прольет реки крови, и сами демоны Разлома будут танцевать на его пути. – Даже лестно. Хотя про демонов это явное преувеличение, не уверен, что они умеют танцевать. – Он покачал головой. – Тот, кто знает язык Тиэры, не обязательно был рожден там. К примеру, его точно знают магистры. – Крис, скажи, – чуть слышно попросила я, силясь вспомнить те странные слова, что он сказал белобрысому. – Ты из Нижнего мира? – Какое искушение ответить утвердительно. – Он подошел чуть ближе, а я, наоборот, отступила, просто ничего не могла с собой поделать. Губы рыцаря скривила горькая усмешка. – Нет, я не с Тиэры, клянусь именами богинь, честью Оуэнов, их родовым мечом и правой башней Совиного Лабиринта, где, по слухам, была замурована моя прабабка. Ну подумай сама, кто бы признал наследником баронского рода безродного пришельца? – Тогда откуда… – Я попыталась успокоиться. Он говорил так легко, так насмешливо, словно все это его забавляло… возможно, даже слишком легко и насмешливо. – Откуда ты знаешь язык Тиэры? – Я его не знаю. – Но… – Что у тебя по истории Аэры? – Зачет.