— Какой? Покосившись на Артема и убедившись, что тот потерял к ним всяческий интерес, временно «залипнув» в смартфоне, Каримов плотоядно оскалился. — Придется хорошенько… растереть тебя! Присев на корточки, он оплел пальцами ее щиколотку и скользнул выше. Выше. И выше. К икре. Минуя чувствительную коленную чашечку. И еще чуть выше. Покрывшись мурашками и часто-часто задышав, Юля плотно стиснула бедра, мешая ему просунуть руку… туда, куда так сильно хотелось. А после сбивчиво забормотала: — Я сама… Это я умею! Давайте сюда фляжку, я сама… — Много говоришь, Юля! — плеснув алкоголь в пригоршню, он растер его по ее обнаженной коже, не забывая массировать мышцы. — Очень много говоришь! Вцепившись в сиденье так, что побелели костяшки, девушка послушно откинулась на спинку пассажирского кресла, позволяя ему растирать и массировать ее ноги. Стопы. Ей это нравилось. Определенно нравилось. Он видел, как мутнела от удовольствия ее радужка. Как расширялись зрачки и учащалось дыхание. Во время процедуры оба неотрывно смотрели друг другу в глаза. В какой-то момент, дурея от возбуждения, Марат остервенело стиснул ладонью ее бедро, наверняка причиняя боль, и властно прохрипел: — Покажи мне! — Чт-то? — испуганно. — Что показать? — Свое белье! — Зачем? — Не исполняй! Ты прекрасно знаешь, как действуешь на мужчин! — Марат Евге… — Просто. Раздвинь. Ноги. — А что там у вас? — оживился Артем, поглядывая на них с любопытством. «Господи! Какого лешего я сейчас творю? Совсем рехнулся?» Вмешательство племянника подействовало на него отрезвляюще. Распрямившись точно на пружинах, Каримов торопливо всучил Юле фляжку и гневно выплюнул: — Пересаживайся! — Куда? — взволнованный писк. — Назад. К Артему. Глава 12 Марат не узнавал себя. Не узнавал собственного голоса. Последнюю фразу он практически прорычал сквозь зубы, уподобившись какому-то первобытному пещерному человеку. Голодному дикарю. Попова вздрогнула от неожиданности, а он лишь криво ухмыльнулся. Потому что злился. Потому что трясло. Потому что был на грани. На самом краю. В гребаном шаге от пропасти под названием… безумие. Он не слышал ничего, кроме страшного гула в ушах. Кроме рева своего остервеневшего пульса. Буквально зверея от почти маниакального желания схватить Юлю за шкирку, вытащить из салона, грубо сорвать с нее все до последней тряпки и разложить прямо на капоте, Каримов шумно выдохнул, практически выплевывая воздух из легких. А после, яростно стиснув ладони в кулаки и торопливо спрятав их в карманах брюк (ибо самому себе уже не доверял), медленно попятился назад. Отступил на шаг, предоставляя девчонке небольшое пространство для необходимого маневра. Верно оценив его действия, Юля выбралась наружу, поглядывая на мужчину с опаской. Однако вместо того, чтобы безропотно подчиниться, она встала прямо напротив и, продолжая прижимать к груди фляжку с коньяком, прошептала заикаясь: — С вами… все хорошо? «Она издевается, что ли? Совсем дура? Иди к Артему! Иди… Не нарывайся! Ну, не нарывайся же ты, глупышка! Прошу тебя! Умоляю!» — Марат Евгеньевич, вы в порядке? — прозвучало вкрадчиво. И в груди словно зажигательная смесь взорвалась, безжалостно испепеляя плоть. Шумно сглотнув, Каримов отрицательно покачал головой. «Нет! Будь я в порядке, уж явно не задумывался бы над тем, чтобы пленить тебя на недельку-другую, заперев в своем доме! В своей спальне! Я брежу…» Напряженно переминаясь с ноги на ногу, Попова заботливо уточнила: — Я… я могу вам чем-то помочь? «Можешь, девочка! Только ты и… можешь!» Каримов ничего не ответил. Предпочел промолчать, дабы окончательно не сорваться. Не слететь с катушек. Но его взгляд — тяжелый, лихорадочный, жадный — был красноречивее любых слов. Он фактически пожирал ее глазами. И похоже, в какой-то момент до Юли наконец дошел сей молчаливый посыл. Часто-часто задышав, она уставилась на его вздыбленную ширинку со смесью изумления и затаенного ужаса в широко распахнутых глазах. «Что такое, пташечка? Прикидываешься, будто не догадывалась, что я хочу тебя? Ну надо же! Прямо… святая невинность! Я почти поверил!» Когда их взгляды вновь встретились, Попова вздрогнула и нервно сглотнула. Ее ресницы затрепетали, руки затряслись, а щеки сделались пунцовыми. «Ну, так что? — дикий мысленный гогот. — Помогать будешь или как?» — Прошу прощения! — раздалось ее тихое невнятное бормотание. В следующий миг, действуя немного заторможенно, девушка поднесла к губам фляжку с коньяком и залпом опрокинула в себя все ее оставшееся содержимое. На сей раз девчонка даже не поморщилась. Не скривилась. А после, громко икнув, прижала пустую тару к груди Марата. — Дичь, конечно, — протянула задумчиво, — но вы правы — согревает отлично! Не дожидаясь, пока Каримов перехватит фляжку, Юля отстранилась. Опустевший флакон немедленно свалился к его ногам, повинуясь земному притяжению. Но мужчина даже бровью не повел. Было не до этого. Не мигая, он следил за тем, как его студентка разворачивается и уходит. Как усаживается на заднее сиденье автомобиля и захлопывает за собой дверь. Оставшись снаружи в гордом одиночестве, Марат неподвижно стоял некоторое время. Но пламя, бушующее в крови, никак не утихало. Требовало выхода. Разрядки. Каменный стояк причинял уже не просто дискомфорт, а самую настоящую боль. И он совершенно не представлял, как выдержит ближайшие тридцать-сорок минут в одном пространстве с ней. С девчонкой, в присутствии которой его предавало собственное тело. «Выдохни! Выдохни, черт тебя подери! Нужно успокоиться!» Не придумав ничего умнее, Каримов обошел автомобиль, открыл дверь с водительской стороны, торопливо схватил пачку сигарет, зажигалку и довольно сухо произнес: — Прогуляюсь немного! Из машины не выходить — тут могут быть хищники! — А как же вы? — взволнованно. — Вдруг… — А меня они не тронут! — заявил раздраженно. — Но ты смело можешь составить мне компанию, если так сильно переживаешь! Развлечемся, пташечка? — Нет, спасибо. Я останусь с ребенком. — Разумно!