– Мам! На террасу вошла женщина лет шестидесяти. По всей видимости, это и была пропавшая дочь; хотя, если бы я не слышала, как она окликнула старуху, никогда бы не догадалась, что они родственники. Старуха в кресле была сухой и костлявой, а дочь, напротив, имела весьма округлые формы. Она была чуть полноватой, но с довольно красивым и приветливым лицом. В молодости она, вероятно, слыла красавицей. А вот матери ее, похоже, всегда была свойственна черствость и некоторая мужеподобность. Я вскочила и встретила ее улыбкой. – Здравствуйте, меня зовут Софи Лафлёр. Я протянула руку, однако вошедшая женщина замялась, как будто не желая ко мне прикасаться. Через секунду, впрочем, она все же пожала мою руку. Я была поражена, насколько грубой оказалась ее ладонь – полная противоположность внешнему ощущению мягкости. Оливер протянул руку вслед за мной – ее она пожала безо всяких колебаний. – Я Милли Холл, а это – моя мама Элеанор. – Ребятки расспрашивали меня об этом скверном Клиффе Робишо, – скрипучий голос матери был полон брезгливости. – Мама, не стоит говорить о мертвых плохо, – пожурила Милли. Элеанор издала какой-то звук и откинулась в кресло. – Когда он был жив, ты просила его не обсуждать. Теперь он мертв, и я снова не могу сказать правду? Паршивец, он и есть паршивец. – Простите ее, – Милли явно привыкла извиняться за мать. – Она порой слишком верит сплетням. Мне Клифф всегда казался очень хорошим человеком. – Вы были с ним близко знакомы? – переспросил Оливер. – Нет, – быстро ответила Милли, пожалуй, даже слишком быстро. – Не очень близко. Но из всего, что я о нем знала, он был… – тут она слегка покачала головой, как будто подбирала точное определение, – по-моему, он был весьма достойным человеком. В эту секунду я заметила, что ее бледно-голубые глаза, которые ничего общего не имели с глазами матери, заволокли слезы. За спиной у нее фыркнула Элеанор. Я перевела взгляд на старуху, ожидая, что та тоже вставит словечко. Но, похоже, этим звуком она полностью выразила свое отношение. Я снова посмотрела на Милли – ее глаза уже высохли. Милли вздохнула, и в этом вздохе послышалась полная опустошенность и какое-то бездонное отчаяние. Впрочем, когда она снова обратилась к своей сварливой матери, голос ее зазвучал ласково и терпеливо: – Мама, давай помогу тебе. Пора идти домой. Скоро начнется «Колесо фортуны». Она подхватила костлявую старуху и поставила ее на ноги. Затем протянула ей черную трость. У трости была загнутая ручка и четыре небольших ножки внизу для устойчивости, напоминавшие лапки странного насекомого. Не сказав ни слова благодарности, Элеанор выхватила трость у нее из рук и засеменила мимо нас, с трудом переступая ногами в черных ортопедических ботинках. Вдруг она остановилась и указала тростью на стул: – Книгу не забудь. Милли послушно взяла книгу, которая соскользнула с колен Элеанор, когда та вставала. – Было приятно познакомиться, – сказала Милли и, взяв под локоть свою скрюченную, шаркающую мать, вывела ее из комнаты. Элеанор больше ничего не сказала. – Ух ты! Да эта мамочка даст Джоан Кроуфорд сто очков вперед, – прошептал Оливер, когда те скрылись из вида. – Милли, спрячь подальше металлические вешалки![2] Я с укором взглянула на Оливера, хотя внутренне была с ним солидарна. Элеанор производила устрашающее впечатление. – Вот уж кто точно ненавидел Клиффа. – И ей не терпелось облить его грязью. Но убить его она точно не могла. За то время, что мы разговариваем, она бы не успела даже дошаркать до места убийства. – Согласна, – кивнула я, – а что насчет Милли? – По-моему, общение с матерью привело у нее к посттравматическому стрессовому расстройству, – едко произнес Оливер, – но она и ударить никого не сможет, не то что убить. – А ты видел, что она чуть не разрыдалась, когда мы заговорили о Клиффе? Немного странная реакция, если учесть, что она якобы совсем его не знала. – Ты сама рыдаешь каждый раз, когда погибает Огастус в фильме «Виноваты звезды». А он, между прочим, выдуманный персонаж. – Просто фильм грустный. Ты, кстати, тоже плачешь. Оливер не стал возражать и пожал плечами. – Зато здесь я научился не судить ни о ком по первому впечатлению. – Ни о ком, кроме Карен. – Кроме Карен. Вот уж кто точно не унаследовал обаяние папочки. – Пойдем-ка на набережную закажем лобстеров, – предложил Оливер, всячески демонстрируя, что на сегодня завязал с расследованиями. – Мне сказали, туристы просто тащатся от местных лобстеров. ИДЕЯ ПОЙТИ на ужин с Оливером и на время отвлечься от мыслей о Клиффе и его вероятном убийстве пришлась очень кстати. Оливер был прав, на набережной действительно оказалось уютно: череда магазинчиков, небольшая галерея и ресторан с видом на бухту. А еще я поняла, почему туристы тащатся от местных лобстеров. По пути обратно я тяжело вздыхала: – Я так объелась. Вкуснотища. Похоже, я теперь каждый день буду питаться только лобстерами. – И про моллюсков в пабе не забудь. Они опасны. Если я останусь здесь, буду весить под триста фунтов, – добавил Оливер и тут же надул щеки, показывая, как его разнесет от моллюсков. Я рассмеялась, и дальше по Водной улице мы шли в тишине. Пока мы наслаждались вином и лобстерами, солнце успело скрыться за горизонтом. Океан методично бился волнами о скалы и обдувал соленой прохладой. Из окон величественных старинных особняков лучился теплый свет. – Потрясающее место! – восхитился Оливер, словно прочитав мои мысли. Это было действительно так. Конечно, последние дни выдались сумасшедшими и далеко не все наши новые знакомые отличались дружелюбием. Но все же я начала привязываться к Бухте Дружбы. Как было бы хорошо встретиться с бабушкой и поблагодарить ее за все, подумалось вдруг. Мы свернули на Центральную улицу и замедлили шаг, по пути заглядывая в витрины магазинов. Большинство из них еще работали – ради туристов. На улицах было довольно людно: все, как и мы, наслаждались поздним летним вечером. В отличие от Лос-Анджелеса, повсюду царили покой и умиротворение. Остановившись, я принялась с восхищением разглядывать глиняные изделия ручной работы в одной из витрин и вдруг заметила декоративную куклу ламы из шерсти и палок. – Думаю, стоит вернуться и проведать Джека, – на меня нахлынуло чувство вины. – Ему, должно быть, одиноко. Меня не было весь день. – Я позависал с ним немного, – ответил Оливер. – Он и правда компанейский парень. Мы где-то с час грелись вместе на солнышке, и я показывал ему видео с ламами на ютубе. – Ого! – я благодарно улыбнулась. – Так ты тоже его полюбил. – Просто стараюсь наладить отношения. Я же видел, на что способно это чудовище. Я нахмурилась, и он, спохватившись, добавил: – Речь вовсе не о якобы смертоносном ударе ногой. Я говорю про его плевок в Карен. Я облегченно вздохнула. Я совсем не хотела, чтобы мой лучший друг встал на сторону тех, кто считал Джека убийцей. Неожиданно для себя я рассмеялась: – Да уж, стрелок он меткий. – А ты видела выражение ее лица? Просто песня! – добавил он, тоже со смехом. Так, хихикая, мы подошли к дому и направились прямиком на задний двор к загону Джека. Джек стоял у ограды и как будто ждал нас. Горевший на крыльце свет падал на белый мех, от чего тот, казалось, мерцал и переливался. – Ты уходя оставил Джека гулять? Оливер замотал головой. – Нет, я совершенно точно завел его обратно в стойло. Джек был, кстати, очень этим недоволен – ведь он только что нашел на лужайке какой-то вкусный клевер. – Тогда он скорее Гудини, чем Керуак. Пересекая лужайку, я снова увидела это. Тень из прошлой ночи. Но на этот раз силуэт находился внутри загона с Джеком. – Эй, вы! – крикнула я. С Оливером под боком мне было чуть спокойнее. – Что вы здесь делаете? Силуэт обернулся. В отличие от прошлой ночи, я смогла разглядеть какие-то черты, хоть он и был одет в кофту с закрывающим большую часть лица капюшоном. Должна признаться, я с облегчением поняла, что это все-таки живой человек. А то вчера ночью я никак не могла заснуть и под утро мне в голову стали лезть всякие странные мысли – например, что это и вовсе было привидение. Злой дух, который только и ждет момента, чтобы напасть на меня. Теперь было ясно, что силуэт принадлежит человеку, причем довольно небольших размеров. Этот факт придал мне храбрости. Я ведь занималась кикбоксингом, когда готовилась к съемкам одной из сцен в своем сериале. Дженнифер тогда разрешили потренироваться в зале в обмен на разгадку таинственного убийства ее любимого инструктора. Беднягу забили до смерти утяжелителем. – Кто вы? – окрикнула я субтильного человечка и ринулась к стойлу. Человечек начал в панике озираться, как будто искал, куда сбежать. Но, к моему удивлению, он (или она) никуда не побежал. – Кто вы? – повторила, когда добежала до ворот и оказалась на расстоянии нескольких футов от непрошеного гостя. Гость пялился в землю и, сгорбившись, неподвижно стоял, словно признавая поражение. Через секунду, впрочем, человек поднял глаза, и я обнаружила под капюшоном юное и острое, как у эльфа, личико. Это определенно была девушка. К тому же очень молодая. Девушка стащила капюшон: у нее были длинные и светлые, с рыжеватым отливом волосы, бледная кожа, маленький вздернутый носик и голубые глаза, в которых стояли слезы.