– Есть воспоминания, которые никогда не изглаживаются из памяти. – Но есть и будущее, которое сулит вам целые годы счастья, – весело произнес Сюлливан. – Вы счастливый человек. Подумайте только, какая награда ожидает вас за все, что вам пришлось перенести. – Это мое единственное утешение. Все, что я сделал, я сделал только, желая добиться любви леди Мильдред… Кстати, дорогой друг, вы знаете, что будете у меня на свадьбе свидетелем? – Неужели? – добродушно рассмеялся ирландец. – Ну что ж, я, пожалуй, согласен, но только при одном условии, если невеста согласится исполнить наш ирландский обычай. – Что это за обычай? – Она должна подарить свидетелю первый, после мужа и родных, поцелуй. – Если вы так нетребовательны, улыбнулся Спенсер, – то, я думаю, мы с вами сойдемся. – В некоторых странах свидетель получает самый первый поцелуй, даже раньше новобрачного, но я уж буду скромным, и как видите, не прошу невозможного, – весело продолжал Сюлливан. Мало-помалу они начинали приходить в себя после пережитых за последние, дни тяжёлых впечатлений, которые оставили на них гораздо больший след, чем они предполагали сами. По мере того, как поезд уносил их все дальше и дальше от Парижа, на душе становилось все светлее и по приезде в Лондон они были снова веселы, словно дети. Переночевав там, они на утро, как раз к завтраку, были уже в Брадфильде. Несмотря на некоторую сдержанность встречи, Спенсер и Мильдред были очень счастливы. Ничто больше не отделяло их друг от друга. Тяжелый гнет так долго заставлявший страдать обитателей замка Гекзам, рассеялся без следа, и будущность казалась безоблачной и прекрасной. Мильдред за это время успела понять, что её чувство к несчастному Брердану трудно было назвать любовью. Основанное, как это случается, на жалости, оно сразу угасло, как только стало известно, что человек, вызвавший его, недостоин этой самой жалости. К тому же, как узнал Спенсер от самой Мильдред, её брак с Брерданом был только номинальным. Тотчас же после венчания молодая девушка вернулась в замок и никогда не оставалась со своим мужем наедине? Это неожиданное открытие глубоко обрадовало Спенсера, лорда Гекзама и даже Сюлливана, который всей душой привязался к своему другу и принимал близко к сердцу все его интересы. – Значит, вся эта история окончена и о ней следует навсегда забыть, – радостно сказал он молодому человеку. – Само по себе венчание при подобных обстоятельствах, не стоит ни гроша. Это только комедия, о которой смешно и думать. – И тем не менее существуют воспоминание, которые в течение всей жизни, как дурные сны, отравляют вам душу, – задумчиво произнес Спенсер. – Боюсь, как бы этого не случилось и со мной. Одно могу обещать, что я никогда не произнесу в присутствии моей жены имя этого человека и использую всю силу воли, чтобы постараться забыть о том, что он когда-то существовал. – Одним словом, вы теперь счастливый человек и вас можно поздравить с полной победой? – Если хотите, да. Но не думайте, что мое счастье заставит меня когда-нибудь позабыть, что я обязан им вам. – Пустяки! Я тут не причем, – весело произнес ирландец. – Женщина, если она любит, не откажется от любимого человека, даже в том случае, если он не исполнит возложенной на него миссии. – Вы правы, я тоже думаю, что Мильдред во всяком случае согласилась бы быть моей женой, но в чем я также уверен, так это в том, что без вас мне никогда бы не удалось найти изумруд. Вы сыграли роль сказочной феи. – Наоборот, это я должен быть благодарен вам, – не уступал ему Сюлливан, – кто знает, что было бы со мной, не повстречай я вас в Париже. Воображаю, сколько бы я наделал глупостей и ухлопал денег. Но скажите, ради Бога, неужели Гекзам действительно оставит у себя этот изумруд. Да я предпочел бы скорее, чтобы сам чёрт поселился у меня в доме, чем хранить у себя этот проклятый камень. – Я и сам хотел бы, чтобы он от него избавился, но вы знаете, что все мои уговоры напрасны. И действительно, сколько ни уговаривал молодой человек лорда Гекзама продать этот роковой камень, тот только посмеивался над суеверием своего друга. – Ведь это не больше, чем легенда, – говорил он, улыбаясь, – и к тому заметьте, несчастье постигает только того, кто приобрел изумруд нелегальным путем, так что мне не грозит никакая опасность. – Допустим, что это так, – согласился присутствовавший при этом разговоре Сюлливан. – Ну, а представьте себе, что вдруг этому самому изумруду придет в голову покапризничать и он начнет вымещать свое озлобление на совершенно невинных людях. Что тогда будет? Нет, я бы на вашем месте не был спокоен до тех пор, пока этот изумруд не превратился бы в железнодорожные или иные акции. – Вы забываете, что в случае продажи его, я навлеку, судя по вашей теории, несчастье на других невинных людей, – пошутил Гекзам, радуясь, что прижал молодых людей к стене. – Как знать! – нашелся Спенсер. – Очень возможно, что для человека незнакомого с его историей, он будет не так опасен, тем более, что приобретен он будет вполне законным путем. – Все это возможно, но все-таки недостаточно убедительно, – улыбнулся Гекзам. – Я придумал! – торжественным тоном произнес Сюлливан. – Знаете, что сделайте? Пожертвуйте его в Британский музей. Таким образом, он никому не будет принадлежать и, следовательно, ни для кого не будет опасен. – Еще остроумнее! – рассмеялся лорд Гекзам. – Но в таком случае изумруд будет принадлежать самой нации и, если какое-нибудь несчастье постигнет мое отечество, я буду в этом виноват. Нет, вы напрасно стараетесь меня уговорить, – добавил он, качая головой. – Изумруд принадлежит к реликвиям моего рода, и продать его было бы равносильно, отказаться от своего герба и своих предков. На этом разговор и окончился. Спенсер и Сюлливан поняли, что все их дальнейшие убеждения будут напрасны и спустя какое-то время все трое мужчин уже были поглощены вопросом, каким образом удобнее предать гласности исповедь Марты. Все затруднение состояло в том, что некоторые, описанные в ней факты следовало в интересах семейной чести Гекзамов, как можно ярче выставить наружу, другие же, наоборот, необходимо было во что бы то ни стало, скрыть. В конце концов, все устроилось вполне благополучно и газеты с редкой добросовестностью удовлетворили любопытство всех, интересовавшихся тайной рокового изумруда. Исповедь Марты была последним напоминанием об этом быстро промелькнувшем деле, и спустя время воспоминание о нем изгладилось навсегда. Между тем в замке Гекзам шли усиленные приготовления к свадьбе Мильдред и Спенсера. Сюлливан принимал в них самое деятельное участие, волнуясь не меньше жениха и невесты. Свадьба была самая скромная и сразу после венчания молодые уехали в свободное путешествие по Шотландии, инстинктивно боясь материка, особенно Франции, с которой у Спенсера было связано немало тяжелых воспоминаний. Сюлливан тоже хотел проститься со своим радушным хозяином, но лорд Гекзам, чувствуя себя с отъездом дочери совершенно одиноким, упросил его не покидать замка хотя бы до приезда молодых. – Живите себе здесь, сколько захотите, – сказал он. – Я ни в чем не буду вас стеснять, но только, ради Бога не оставляйте меня одного. Дайте мне постепенно привыкнуть к моему одиночеству. Сюлливан остался и очень скоро симпатия, которую они питали друг к другу, перешла в прочную дружбу. Оба настоящие фанаты конного спорта, они большую часть времени посвящали верховой езде и охоте. Как-то раз утром, около месяца спустя после отъезда новобрачных, лорд Гекзам и Сюлливан выехали верхом из замка на охоту. – Сегодня наша последняя прогулка перед приездом Артура и Мильдред, – сказал Гекзам. – Никогда еще время не тянулось так долго, как в этот месяц. Но славу Богу это наша последняя охота. Эти слова часто потом приходили на ум Сюлливану. Последняя охота! Последняя прогулка! Какие пророческие слова! Жизнерадостный, веселый почти подъезжая к месту, назначенному для свидания с другими охотниками, лорд Гекзам пришпорил лошадь, чтобы перескочить через изгородь. Лошадь легко взяла барьер, но за ним оказался глубокий ров, куда она и угодила, увлекая за собой всадника. Несколько минут спустя прибежавшие на крики Сюлливана, егеря, извлекли из рва уже бездыханный труп лорда Гекзама. У него оказался сломанным позвоночный хребет. Лошадь тоже была убита на месте. Едва сдерживая слезы, Сюлливан проводил останки своего друга до ближайшей деревни и помчался на телеграф, чтобы дать знать Спенсеру и Мильдред о постигшем их ужасном несчастии. «Возвращайтесь немедленно. Крайне необходимо», написал он в телеграмме. Но она не застала молодых людей на месте. Они уже покинули Эдинбург, где, случайно купив вечернюю газету, прочли об ужасном известии. Несмотря на краткость сообщения и отсутствие имени лорда Гекзам, Спенсер сразу понял, что погибший при таких ужасных обстоятельствах пэр, есть никто иной как отец его жены. Сердце его мучительно сжалось, и он с ужасом подумал, как отнесется к этому внезапному удару Мильдред. Но молодая женщина была мужественна и не захотела усугублять горя мужа своим собственным отчаянием. Какое это было печальное возвращение! Сюлливан встретил их на вокзале в Брадфильде. Мужчины молча пожали друг другу руки и Спенсеру сразу стало легче на душе при виде этого верного, преданного друга. Вечером, после похорон, оба они сидели в кабинете покойного. – Может быть это дико, что я сейчас скажу, – произнес Сюлливан. – Но меня не покидает мысль, что своей гибелью Гекзам обязан таинственному проклятию изумруда. – Я тоже об этом думал и также как вы устыдился своего суеверия, – сказал Спенсер. – Тем не менее, правдоподобна легенда, о которой нам рассказывал наш умерший друг, или нет, но я решил обезопасить Мидьдред и себя от влияния этого рокового камня. Вы присутствовали при чтении духовного завещания и знаете, что изумруд перешел в полное владение моей жены, с правом распоряжаться им по своему усмотрению. Я уверен, что она никогда не только не наденет его на себя, но даже не пожелает взглянуть на него. Поэтому, я имею полное право думать, что она согласится расстаться с ним. – И чем скорее вы это сделаете, тем будет лучше, – обрадовался Сюлливан. – Я даже могу оказать вам в этом отношении услугу. Доверьте мне изумруд, я отвезу его в Лондон и постараюсь сбыть его, конечно, как можно выгоднее. Любой из богатых ювелиров с восторгом купит его даже за большую сумму. – Благодарю вас, дорогой друг, – искренно произнес Спенсер. – В который раз вы уже приходите мне на помощь! Сейчас я пройду к жене и посоветую ей отдать вам изумруд с полномочиями поступить с ним по вашему усмотрению. Спенсер не ошибся в своих предположениях, думая, что Мильдред с радостью согласится на продажу рокового камня. У неё было связано с ним столько мучительных воспоминаний, что ей тяжело было от одного сознания, что он находится под одной кровлей с ней. – Я буду очень рада, если вам удастся его продать, – сказала она. – Но из всей полученной за него суммы мы ничего не потратим на себя. Мы итак достаточно богаты. Если ты ничего не имеешь против, мы устроим на эти деньги больницу в Брадфильде. – Ничего не может быть лучше этой мысли, дорогая моя. И пусть эта больница носит имя твоего отца, в увековечение его памяти. Кроме того, можно устроить еще так, чтобы одно из отделений больницы называлось именем Сюлливана, в память о том, что сделал для нас этот верный друг. Мильдред живо откликнулась на предложение мужа, и Спенсер сразу же передал Сюлливану решение молодой женщины, не упомянув, однако о том, что они решили учредить стипендию его имени. На другой день, рано утром ирландец выехал в Лондон, увозя с собой роковой камень. Тотчас же по приезде в английскую столицу, он начал обход всех известных ювелиров и предположения его сбылись самым точным образом. Изумруд, несмотря на все ходившие о нем легенды, о которых Сюлливан добросовестно предупредил ювелиров, был продан за сорок тысяч фунтов стерлингов. – Слава Богу! – произнес Сюлливан, возвращаясь к себе в гостиницу. – Наконец-то я чувствую себя спокойно, расставшись с этим проклятым камнем. – Дай Бог мне никогда его больше не видеть и находиться от него как можно дальше. В тот же день он послал телеграмму Спенсеру, сообщая об успешном окончании дела. Получив телеграмму, Спенсер протянул ее жене. – Много я получал в своей жизни различных известий, – сказал он, – но ни одно из них не доставляло мне столько радости, как это! Я чувствую, что только теперь все наши испытания подошли к концу и с продажей этого рокового камня закончился последний акт в трагедии таинственного изумруда.