Директриса вошла в дом. Домой никого нельзя пускать, это было еще одно правило. Как она могла забыть? Слезы подступили к горлу, и, закусив губу, Анжелика вбежала за женщиной. – Это нельзя трогать! Мама не разрешает! Почему эта женщина не хотела ничего понимать? Девочка выхватила из ее рук то, что та взяла, и поставила на место. Анжелика вспомнила, как однажды на пляже увидела огромного желтого пса. Она так испугалась его длинных зубов, рычания, исходившего из его глотки, что сильно зажмурилась и представила, что она маленькая-маленькая. И когда вновь открыла глаза, пса уже не было. Может, так же получится и с этой женщиной? Она зажмурилась крепко-крепко. Затем открыла. Но директриса никуда не делась, а лишь продолжала сжимать в руках ведро и швабру, которой девочка недавно мыла пол. Анжелика бросилась к ней и вырвала из рук ведро со шваброй. – Это моей мамы! – завопила она. И поставила ведро в шкаф, где их всегда держала Мария. – Слушай, я же не собиралась их красть! – возмущенно воскликнула женщина. Анжелика подозрительно посмотрела на нее и снова села на свое место. Синьорина Пинтус взглянула на девочку и присела рядом. Анжелика не могла разобрать, когда ей было страшнее – сейчас, когда эта женщина ей улыбалась или когда накричала сразу по приходе. – Итак, малышка, куда пошла твоя мама? Мне ты можешь сказать. Не бойся. Но Анжелика боялась – и так сильно, что у нее стучали зубы и дрожали губы. Эта женщина ей не нравилась. Анжелика чувствовала на себе ее взгляд и прекрасно понимала, чем в тот момент была занята директриса – она что-то проверяла. Мама тоже всегда делала так, когда возвращалась домой. И если находила малейшую царапину или синяк, это был кошмар. – Мама вышла. Она скоро вернется. И снова вранье. Но в этот раз вышло естественнее, хотя страх никуда не делся. Синьорина Пинтус уставилась на нее, словно услышала фальшь в голосе, и велела ей встать. Сначала принялась рассматривать ее платье, затем щупать. На лице изобразилась гримаса. – Сплошная кожа да кости. Анжелика промолчала. Она не могла ничего поделать, когда эта женщина своими мерзкими пальцами сжимала ей плечи и руки. Но когда та попросила Анжелику открыть рот, девочка попыталась укусить ее. Уж это Анжелика умела делать превосходно, но синьорина Пинтус вовремя отпрянула, дала подзатыльник и обеими руками вцепилась ей в волосы, дернув так, что у девочки выступили слезы. Но она не заплакала и не закричала, лишь закусила губу и стерпела. – Ну, хотя бы причесана ты хорошо. Анжелика с негодованием распахнула глаза. Конечно, хорошо. У нее был пробор, и две косы обрамляли лицо. Тем летом мама научила ее плести косы, и она очень гордилась, что теперь справлялась с этим делом сама. Но только это был большой секрет. Затем синьорина Пинтус схватила ее лицо, сжала и стала поворачивать из стороны в сторону. Когда эта женщина принялась вглядываться в уши, Анжелика порадовалась, вспомнив, что накануне вечером умывалась. И платье было новым. Немного великоватым, зато новым. – Вроде бы ты чистенькая. Как только мама вернется, скажи ей, что занятия в школе уже начались. Если через пару дней ты не появишься, вернусь уже с полицейскими. С полицейскими? Сердце Анжелики неистово заколотилось в груди. Такого слова она не знала. Что такое полицейские? Она стала перекатывать это слово по языку, по губам. Когда наконец ей удалось произнести его в голове, она посмотрела на директрису. – Ты поняла? Девочка кивнула, потому что не знала, как еще реагировать. У нее не было и малейшего представления, кто такие полицейские, но это точно было что-то плохое. Плохое и страшное. Как приставалы и чужаки. Женщина ушла. Затаив дыхание, Анжелика дождалась, пока та завернет за угол, и вбежала в дом. Заперлась на ключ и бросилась к кровати, которую делила с Марией. Девочка забилась под кровать, в самый дальний угол, к горлу подступал плач. Что теперь? Что делать? В ближайшее время мама не вернется. Она закупила продукты в дорогу, а это значит, что уехала минимум на неделю. Она уезжала на работу, так она объясняла дочери, потому что деньги можно заработать только на работе, а еду можно купить только за деньги. Яя. Это имя само нарисовалось у нее в голове. Нужно бежать к Яе, она уж точно знает, как поступить. За несколько минут она спустилась по лестнице и выбежала. Босиком во весь опор она бросилась по каменной дорожке, что вела к тете. «Яя! Яя!» Она постучала в дверь, но было заперто. Нет дома, нет дома! Может быть, Яя, как и Мария, уехала? Девочкой овладел слепой ужас. Отчаяние заставило ее стучать во все двери, и чем дальше она продвигалась, тем громче кричала. И вдруг ее полные слез глаза широко распахнулись. Пчелы. Конечно, Яя с пчелами, там, в лесу. Анжелика бросилась бежать. Сухая трава трещала у нее под ногами. Желтая трава, настолько высокая, что за ней ничего не было видно. Дыхание царапало Анжелике горло, она остановилась и прислушалась. Точно! Жужжание пчел и журчание ручейка укажут ей дорогу. Она снова побежала, пока не оказалась на поляне, где росла старая олива. Под деревом, спиной к ней, была Яя. – Помогите, помогите! – закричала Анжелика. – Черт подери. Что случилось? Маргарита Сенес, ее Яя, обернулась и, когда увидела девочку, помчалась к ней навстречу, и Анжелика бросилась к ней. И тут как черное грозное облако взвились пчелы. – Стой там, я сама. Не шевелись. Но этот предупреждающий возглас женщины не остановил Анжелику. Пчелы всполошились, слетаясь в единый рой. Анжелика, не обращая внимания на грозный гул, помчалась к Яе, кинулась к ней и разрыдалась. Пальчиками она сжала одежду женщины, своими маленькими кулачками, полными отчаяния. – Полицейские. Директриса школы. Она меня заберет. Маргарита наклонилась и взяла девочку на руки. В этот момент поднялся рой. Пчелы продолжали метаться из стороны в сторону, но вместо того чтобы нападать на девочку, они, словно защищая ее, впустили в свой круг. Защищая их обеих. Маргарита в изумлении наблюдала за пчелами. На ее лице появилась загадочная улыбка, смесь одобрения и гордости. Пожилая дама погладила Анжелику по темной головке. Она бросила последний взгляд на золотистый рой, который продолжал кружиться в вихре, и прижала девочку к груди. – Успокойся, прекращай плакать. Слезами горю не поможешь, доченька моя. Анжелика провела ручкой по лицу. А вторым кулачком продолжала крепко держаться за длинную белую юбку женщины. Она не прекратила рыдать, лишь стала всхлипывать все глубже. – Молодец, а теперь пойдем домой. Анжелика схватилась за руку Яи. Она не заметила, что пчелы создали коридор, и они вдвоем шли по нему. Когда они дошли до дома, Маргарита закрыла дверь, а пчелы рассеялись и вернулись в свой домик, который соорудили в стволе оливы. – Я испекла печенье с медом. Хочешь попробовать? – Да, мне нравится мед. – Пойдем на кухню. Женщина легонько подтолкнула девочку вперед. Она была напряжена, губы сомкнуты. Маргарита знала, что рано или поздно это произойдет, о чем предупреждала упрямую Марию. Маргарита пыталась убедить Марию, чтобы та оставила девочку ей. Потому что иначе был слишком высок риск, что девочку заберут. Но та и слышать ничего не хотела. Гордыня, легкомыслие и глупость. Этими тремя словами можно было описать Марию Флоринас. И пусть с Марией у Маргариты не сложилось, с Анжеликой все будет иначе. – Пока я жива, никто тебя не тронет, доченька. Девочка моя, ничего не бойся. Я позабочусь о тебе. И Яя действительно стала о ней заботиться. Купила тетрадки, книжки и фартук. Даже бант. Красный бант. Анжелика рассматривала его широко распахнутыми глазами. Она вспомнила, что такого же цвета были лепестки роз, а еще рассветы, когда едва-едва проглядывало солнце. Очень красивый бант. Самая красивая вещь из всех, что у нее были. Анжелика понюхала бант и, прикрыв глаза, провела им по губам. На следующий день они выехали очень рано. Яя показала Анжелике школу. Школа оказалась не такой и ужасной. Так много детей. Анжелика, раскрыв рот, смотрела на них. Яя задержалась, чтобы поговорить с синьориной Пинтус, и они вместе проводили Анжелику в класс. Ее встретила молодая и красивая учительница, похожая на маму, только у Марии были почти черные волосы, а у синьорины Адель каштановые, как и у Анжелики. Девочка не слышала, что Яя сказала тем двум женщинам, но вдруг во время их разговора лицо синьорины Пинтус неожиданно стало красным, словно помидоры у мамы, а синьорина Адель бросилась обнимать Анжелику. С того момента к Анжелике все стали относиться намного благодушнее. Яя забрала ее после занятий, крепко взяв ее за руку. Потом женщина постелила ей в комнате на башне, в самой красивой комнате большого дома Яи. – Теперь это навсегда твой дом, доченька. Запомни. Оттуда в самую ясную ночь можно было разглядеть звезды и море. И ничего не было для Анжелики прекраснее, чем разговаривать с ними и наблюдать, как рассвет опаляет бирюзовое небо. 4 Лавандовый мед (Lavandula spp.) Приятный на вкус и кремообразный. Это мед успокоения, он помогает обрести гармонию. Обладает ароматом цветов и душистых трав. Отличительная особенность – тонкая нотка ладана в резковатом послевкусии. Цвет чистейшей слоновой кости, медленная кристаллизация. – Ну, отвечай же, – бормотала Анжелика, считая гудки. «Вас приветствует автоответчик…» С резким щелчком она закрыла телефон и бросила на приборную панель. Уже третий раз она пыталась дозвониться до матери. Какого черта та не подходит к телефону? Анжелика старалась выпутаться из паутины волнений, которая необъяснимым образом окутала ее после того разговора с матерью. «Позже попробую еще раз», – пробормотала она, уставившись на трубку. Она осмотрелась и поняла, что уже приехала в Агде, маленький городок, жемчужину посреди зелени, омываемую изумрудными водами. Анжелика двигалась медленно, глаза пристально следили за дорогой. Новый путь, еще одно приключение. После она планировала заскочить в Авиньон, затем проехать через Арль, побыть на конгрессе и вернуться назад. Она продолжила разрабатывать маршрут, прикидывала остановки и все рассчитывала. Не отрывая взгляда от дороги, она поискала бутылочку с водой, потом поняла, что пить не хочет, и передумала. Вдруг увидела небольшую площадку и остановила фургон. Анжелика огляделась. Море, кругом море. Насыщенного синего цвета, кое-где – с оттенками фиолетового. Анжелика рассматривала его несколько минут. Солнце скрылось за набежавшей тучкой, и море вновь поменяло цвет. Теперь это была серебристая гладь. Она опустила голову и посмотрела на дорожную пыль. Не это море она носила в своем сердце, совсем не это… Ее море темно-синее, как сердцевина сапфира, и когда солнце высоко, оно неотличимо от неба. Ее море зеленое с бирюзовыми крапинками, золотыми и оранжевыми переливами заката. Ее море пропитано солью и заливистым смехом. Сначала Яя, теперь море близ Аббадульке, деревушки на небольшом сардском острове, где она выросла, пробивали себе дорогу в ее воспоминаниях, самовольно завладевая мыслями. Когда Анжелика поняла, что изо всех сил мечтает увидеть то самое море, она оцепенела. Словно детство вдруг во весь голос позвало ее к себе. Но это было невозможно. Там ничего больше ей не принадлежало, и она смирилась с этим.