Поэтому это оставалось ее секретом. Единственным исключением был, конечно, он. Никола Гримальди. Ему она рассказала. Пару раз они даже сплавали туда вместе. Невольно Анжелика разозлилась. Она пыталась сконцентрироваться на чем-то другом, но Никола не отступал, пробрался в самое сердце ее мыслей. Тогда он был для нее всем. Другом и возлюбленным. Разницы между этими словами не существовало. Наверное, называть его так было не совсем верно, ведь оба были почти детьми. Но какое еще слово могло описать то, что между ними происходило? Никто так не понимал ее, не любил, как он. Она вспоминала, как они вместе проводили время, как переплетались их пальцы, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Или как он крепко прижимал ее к себе, потому что вдруг ей становилось холодно. А потом они давали имена волнам, что бились о бухту под домом Яи, и просто так, без малейшего повода, она и Никола смеялись, как сумасшедшие. Просто потому, что были счастливы. Воспоминание обрастали эмоциями. Жить этой свободой моря, нырять глубоко-глубоко, чтобы схватить с самого дна песок и, весело смеясь и крича, вынырнуть обратно – это было так прекрасно. Чувство освобождения, словно тебе удалось схватить в кулак свою судьбу. Но в этом было и еще много чего. Обещания, легкие прикосновения губ, биение сердца, и в этом маленьком мире они только вдвоем… но об этом Анжелика думать не хотела. Она остановила поток воспоминаний, когда поняла, что существует прямая связь между прошлым и будущим. Между тем, что было, и тем, что будет. И что всему наступает конец. Ее взгляд помрачнел. – Сны, прекрасные сны. После которых невозможно проснуться. – Часто в снах отражаются наши тайные потребности, знаки, к которым следует присмотреться, – сказала София, став неожиданно серьезной. – Я как-то читала, что таким способом наш мозг пытается реализовать наши желания, по-настоящему важные желания. Анжелика нахмурилась и посмотрела куда-то вдаль. – Когда я просыпаюсь, единственное желание – плакать. Сны перемешиваются с воспоминаниями. – С чем? Анжелика не рассказывала подруге о Николе. Она не знала, как объяснить ей эту давнюю любовь, так и не исчезнувшую с годами. – Каменные стены, женщина… моя Яя, помнишь ее? – Родственница твоего отца, которая взяла над тобой опеку в детстве? Конечно, помню. Анжелика кивнула. На самом деле Яя была для нее такой же мамой, как Мария, и даже больше, чем Мария. Потому что родная мама никогда не проявляла к дочери нежность: не хотела или не могла – это предстояло еще выяснить. Мария была очень резкая, жесткая. Человек дела. Очень сдержанная. – Да. Мне снится, как Яя поет и зовет меня. Но я не понимаю, что она говорит. И пчелы, много пчел, они кружат рядом и садятся на меня. Глубокое чувство утраты. Как будто вдруг я лишилась всего на свете, даже места, где жить. Мне кажется, что я больше не знаю себя, не знаю, кто я. – Яя, какое странное имя. – На самом деле ее звали Маргарита. – А почему тогда Яя? Анжелика пожала плечами. – Не знаю. Мама пару раз называла ее так. Думаю, поэтому. Она умерла сразу после моего переезда в Рим. София в задумчивости взглянула на подругу, подошла поближе и протянула бокал вина. – Тебе нужно что-то менять в жизни. Сны – это как клапаны давления, граница между фантазией и желанием. Вздох, печальная улыбка. – Да. Но все настолько непонятно, нет ни грамма логики во всем этом. Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей. – Из-за такой ерунды? Да ты что. Они обе рассмеялись. София подала десерт. Анжелика уже третий раз проверяла телефон. Совсем на нее не похоже, подумала она про себя. Обычно она вообще не носила его с собой. – Ждешь важный звонок? – Что? Нет, нет. Просто мама звонила и сказала, что собирается уехать в путешествие. Мне она показалась еще страннее, чем обычно, более уклончивой. Не захотела назвать ни место, ни когда уедет и вернется. Несколько раз пыталась набрать ее, но все время включается автоответчик. – Как-то странно. – Вот-вот. – У вас по-прежнему непростые отношения? Анжелика отвела взгляд. – Я бы сказала, все, как обычно. – Всегда все непросто, если окапаться и упрямо стоять на своем, ты же знаешь. София, сощурившись, посмотрела на подругу. Анжелика занервничала. Ей не нравился оборот, который принимал их разговор. – Нет, это не про меня. Но и постоянно терпеть тоже нельзя. В какой-то момент нужно делать выбор, а это значит, от чего-то отказываться – или ты идешь в одном направлении, или в другом. И я свой выбор уже сделала. Зазвонил телефон. Анжелика схватила трубку и ответила. – Мама! – Привет, Анжелика. Она выдохнула, но облегчение моментально сменилось раздражением. – Я тебе сто раз звонила. Можно было и подойти. – Ты все еще во Франции? Сухой ответ матери выбил ее из колеи. Как и голос. Он был необычным. Анжелика прислушалась к тому, что звучало фоном. Ей показалось, что слышно пение и звон колоколов. – Да. У тебя все хорошо? В ответ тишина. Затем Анжелика услышала, как мама пыталась подавить рыдание. – Мама, что случилось? Мама продолжала молчать, Анжелика лишь слышала звуки и шумы, которые не удавалось распознать. Но тяжелое дыхание матери отпечаталось у Анжелики в сознании. – Мама, ну ответь же, – произнесла она невероятно ласково. – С тобой все в порядке? – Послушай, доченька… послушай меня внимательно. – Да, я слушаю. – Ты должна вернуться домой. У Анжелики расширились глаза. – Господи, мама, что случилось? Ты заболела? – Нет, нет, что ты. Просто нужно кое-что тебе сказать, кое-что очень важное. – Я уже выезжаю. – Нет, не сейчас. Приезжай в выходные. В воскресенье было бы замечательно. Я приготовлю тебе равиоли и каскеттас[3] если, конечно, удастся найти подходящий мед. – Скажи, что случилось. – Обязательно все расскажу, не дави на меня. Сделай, как прошу, хотя бы один раз. Анжелика прижала телефон к уху и отчетливо услышала. – Мама, почему ты плачешь? Мария ответила не сразу. Этих нескольких минут хватило, чтобы страхи Анжелики выросли до бешеных размеров и совсем запугали ее. – Доченька, я люблю тебя. 6