Около моей кровати нетерпеливо поскуливал Оська. Заметив, что я проснулась, он заскулил громче и легонько прихватил меня зубами за руку, потянул с кровати. Теперь скулеж его означал только одно. — Ну ясно, тебе нужно гулять… — сообразила я. — Извини, я что-то разоспалась… Я встала, торопливо оделась, вышла в коридор. Тут я увидела дверь в конце этого коридора… и вспомнила, как шла к этой двери ночью, стараясь не наступать на освещенные луной половицы… и как увидела за дверью хозяина дома, который пел какое-то странное древнее песнопение… Было ли это на самом деле или приснилось мне, как до того приснилась погоня на берегу великой реки? Я покосилась на Осю, чтобы в его глазах найти ответ на этот вопрос, но пес не понял меня или сделал вид, что не понял. Ему было не до того. Мы прошли по коридору в другую сторону и оказались в сенях. Дверь была открыта, стало быть, хозяин уже выходил? Или тут двери не запирают вообще, у них так принято? Это вряд ли, усомнилась я. Мы вышли на крыльцо, прошли по тропинке, усеянной опавшими листьями, и вышли за калитку. Я спустила Оську с поводка, и он помчался вперед, радостно взлаивая и подскакивая, как щенок. На улице встретили мы только двух котов, которые при виде Оськи предпочли юркнуть в кусты, и мрачного мужика с подбитым глазом, который прошел мимо, не взглянув на меня, чему я очень обрадовалась. Оська свернул между домами, мы вышли к неширокому ручью, поросшему осокой и камышами. В одном месте был подход к воде, и мой красавец, разумеется, бросился туда. — Оська, не смей! — Я представила, как он бросится в грязную холодную воду, а потом подбежит и станет отряхиваться, рассыпая вокруг брызги. Это его любимая игра. Но не моя. Оська услышал в моем голосе грозные нотки и остановился. Обнюхал близлежащий откос и спугнул большую водяную крысу. Или ондатру, я толком не разглядела. Был шум, лай, фонтан брызг, в результате чего искупалась только неповрежденная ондатра. После чего я сочла, что пора домой. Дома по-прежнему никого не было. То есть хозяин, может, и был, но не вышел к нам. Я умылась в кухне под умывальником и решила поразмыслить над своими планами. Вот я приехала в Петербург, и что теперь? Жить здесь долго я не смогу — обязательно кто-нибудь заинтересуется, начнут приставать с расспросами. Поселок маленький, досужим теткам до всего дело. Пойдут сплетни и разные разговоры. И что мне вообще делать? Когда можно вернуться домой и можно ли это будет вообще? И хочу ли я вернуться? Потому что после того, что сделала свекровь, ее я точно видеть не желаю. А вот насчет мужа… Ладно, прежде всего следует решить самые насущные вопросы. Так мама говорила, когда я еще в школе училась. Ох, мама, как же мне тебя не хватает! Чем больше времени проходит, тем сильнее я это чувствую. Вот если бы мама была жива, разве я оказалась бы сейчас в такой ситуации? Хотя бы потому, что не вышла бы замуж за Михаила. Он-то еще ничего, смог бы произвести на нее впечатление, но как только увидела бы она мою будущую свекровь — так сразу бы поняла, что никак нельзя с ней породниться. И я ведь тоже это понимала, но отгоняла тогда перед свадьбой такие мысли. Дура, в общем, была, и посоветоваться тогда не с кем было. Элка пыталась меня отговорить, да ее и слушать не стала — сама не замужем, так будешь мне еще советы давать… Вот, кстати, нужно Элке позвонить, узнать, что там в городе творится. Но это потом, а пока нужно купить кое-что из вещей, а то у меня в сумке только смена белья и кое-какие мелочи, без которых в дороге не обойтись. Миша сказал тогда: много вещей не бери, все, что нужно, потом купим. Ага, Миша много чего говорил, а я верила. Но неужели он все-таки сговорился со свекровью, чтобы меня бросить этим бандитам? Никак не могу поверить… Еще нужно обязательно выкрасить волосы, а то моя рыжая шевелюра привлекает внимание, тут свекровь права. Не могу же я все время ходить в этом берете, он страшный и… как правильно сказать… с чужого плеча? Нет, с чужой головы. У кого бы спросить, где это все можно сделать? Я вышла из комнаты и осторожно спросила: — Василий, вы где? Никто мне не отозвался, только со двора прибежал Оська и дал понять, что на участке никого нет и в доме тоже, он бы знал. Что ж, я доверяю своей собаке, поэтому взяла Оську на поводок и вышла на улицу с намерением спросить первую же попавшуюся женщину, как мне попасть в парикмахерскую и пройтись по магазинам. Вы не поверите, но первая, кто попалась мне на пути, была давешняя старушка, та самая, которая привела меня в этот дом. В этот раз она была не в галошах, а в резиновых сапогах и в куртке с капюшоном, а в руках несла корзину, наполненную гроздьями рябины — Здравствуйте, бабушка! — обрадовалась я. — Здравствуй, милая! — приветливо сказала она. — Ну как, устроилась у Васи? — Она поставила корзину на землю, намереваясь поболтать. — Спасибо вам, все хорошо. — Я отогнала Оську, который сунулся в корзину всей мордой, его возбуждали лесные запахи. — Это я для настойки собираю, — пояснила старушка, — когда рябина морозом хвачена, очень хорошая настойка получается. Ну, спрашивай, что хотела-то, не стесняйся. В ответ на мои вопросы старушка дала исчерпывающие ответы, что нужно ехать на автобусе в сторону Петербурга до второго поворота на шоссе, там есть большой торговый центр, где все можно найти. Автобусы ходят часто, остановка близко. — А собачку можешь у меня пока оставить, — предложила она, — потом заберешь. Я вспомнила, что калитка у Василия не запирается, а между досками забора широкие просветы, так что Оська может в них протиснуться, и согласилась оставить его у старушки. Заодно и корзину ей донесла. Оська стал было упрямиться, когда я уходила, но старушка сказала ему что-то на ухо, и он угомонился. Солнце опустилось в желтоватые воды Евфрата, и тут же густая, благоуханная тьма опустилась на город. Вереница жриц и храмовых прислужников вышла из богато украшенного павильона и двинулась к берегу реки. Посреди этой вереницы шли восемь сильных аккадских рабов, которые несли золоченые носилки, накрытые шелковым балдахином. Перед ними четверо стражников несли пылающие смоляные факелы, освещая дорогу, чтобы носильщики не споткнулись и не уронили свою драгоценную ношу. Процессия вышла на берег и остановилась. Жрицы третьего круга вышли вперед и затянули волшебный, волнующий гимн — гимн, призывающий владычицу ночи: — О ты, пресветлая, Прячущая свой лучезарный лик в речном тумане, Явись нам! О ты, могучая, Повелевающая ужасом, прячущимся в ночи, Явись нам! Мы пришли, чтобы воздать тебе славу, Чтобы показать, как преданы мы тебе… Небо над великой рекой начало понемногу светлеть. Из бархатно-черного оно стало темно-лиловым, потом синим, потом в нем проступило серебристое сияние… А потом над горизонтом появился тронутый багровым краешек луны, и огромный, сияющий диск начал подниматься в ночное небо. На темной поверхности реки появилась серебристая дорожка, и вся река тут же вспыхнула, осветилась тусклым серебром, покрылась чудесными лунными узорами. Тут же две старшие жрицы подошли к золоченому паланкину, подняли шелковый полог — и из паланкина вышла дева, укутанная в полупрозрачное покрывало. Воплощение ночной богини. Верховная жрица. Царская дочь. Жрицы помогли принцессе освободиться от драгоценных покровов, и она, прекрасная и нагая, вошла в священные воды Евфрата. Теперь ее украшал только тонкий золотой венец, в который был вставлен удивительный камень — полупрозрачный, тусклого голубовато-серого цвета. В свете пламенеющей луны этот камень начал менять свой цвет, в нем начали проступать багровые прожилки, которые постепенно наполняли его, пока камень не стал багровым, как будто наполненным запекшейся кровью. Шаг за шагом принцесса входила в реку, в серебряное сияние лунной дорожки, понемногу погружаясь в жидкое серебро… Наконец она погрузилась в воду по шею и поплыла по сияющему пути, поплыла прямо навстречу Луне… Навстречу ночной богине, которой она преданно служила всю свою жизнь. И жрицы третьего круга снова запели: — О ты, среброликая, Ты, озаряющая ночь своим благодатным светом, Ты, приводящая к нам Табуны сновидений, Вот ты явила нам свой прекрасный лик! Заключи же снова священный союз С нашей верховной жрицей, Заключи союз со всеми нами! Принцесса плыла по лунной дорожке, пока лик луны не поднялся высоко над водами Евфрата. Тогда она повернула назад, к берегу. Ей оставалось плыть совсем немного, когда из толпы жриц и прислужников раздался испуганный крик: — Святотатство! Свершилось святотатство! Посторонний проник на мистерию, чужой взгляд осквернил таинство! Простолюдин увидел неземную красоту принцессы! И правда, среди прибрежных тростников мелькнуло юное лицо, выпученные от удивления и восторга глаза — глаза деревенского юноши, который случайно оказался поблизости и стал невольным свидетелем таинственного обряда. Принцесса вскрикнула, замахала руками…