— Там кто-то есть! Напарники условными жестами распределили роли: один обежал дом сзади, второй бросился к крыльцу, затем они одновременно ворвались внутрь — один через дверь, другой через окно. Тот, что ворвался в дверь, в два прыжка пересек темные сени, толкнул дверь, влетел в комнату… и тут же под ним проломились подгнившие доски, и он провалился обеими ногами под пол. Сверху осталась только голова и плечи. Парень попытался выкарабкаться из пролома, но тут же рядом с ним раздалось издевательское блеяние, и в комнату, стуча копытами, вбежала черная коза — та самая, которую пасла возле магазина вредная старуха. Или похожая на ту козу как две капли воды. Черт их разберет, этих коз, все они на одну морду! Коза снова заблеяла, разбежалась и изо всех сил боднула несчастного в плечо. Он вскрикнул от боли и унижения и уже целиком провалился под пол. Тем временем его напарник, который проник в дом через окно, стремительно и бесшумно преодолел первую комнату и уже на пороге второй услышал крик своего приятеля. Он выхватил пистолет, толкнул дверь и с порога увидел какую-то черную дьявольскую физиономию с трясущейся бородкой. Он выстрелил в это адское создание, но от волнения промахнулся. Пуля ушла гораздо выше и вместо козы попала в потолочную балку. Подгнившая балка подломилась и с грохотом упала на пол, одним концом задев по голове незадачливого стрелка. Тот охнул и упал на пол. Через некоторое время грохот затих, пыль, поднятая упавшей балкой, улеглась. Контуженый стрелок пришел в себя, сел, потирая ушибленную голову, и огляделся. Из пролома в полу появился какой-то монстр — нечто среднее между огородным пугалом и пьяным инопланетянином. На голове у него был сноп соломы, та же солома торчала из ушей, лицо и одежда были белыми, как мука. Стрелок охнул и навел на монстра пистолет, но тот успел крикнуть: — Не стреляй, Борис! Это же я! — Глебка, ты? Что это с тобой? — А себя ты видел? То еще зрелище! И где эта чертова коза? Попалась бы она мне! Через полчаса напарники, кое-как отчистившись, вышли из злополучного дома, в котором не нашли ни козы, ни других живых или мертвых существ. Хромая и опираясь друг на друга, они побрели обратно в сторону поселка, по дороге обсуждая, как преподнести шефу свою неудачную операцию. Никаких умных мыслей по этому поводу в их головы не приходило. К тому же они никак не могли определить, по какой дороге идти назад, к машине. Оба телефона отключились, у контуженного балкой вообще память отшибло, а второй вроде бы и помнил, куда сворачивать, но все время путал право и лево. Их телефоны включились оба одновременно, когда напарники преодолели болото, миновали пруд и амбар и подходили к поселковому магазину. — Ну? — спросил Аргольд. — Вы ее взяли? — Мы… мы пока нет, но… — Понятно, — бросил шеф, и напарники поняли, что самое страшное у них еще впереди. После содержательной беседы с местным бомжом Степанычем я не прошла и половины дороги до дома, как передо мной возник коренастый мужчина с крупной головой и большими руками, в котором я без труда узнала полицейского Кокушкина. — Здрасте! — буркнула я не слишком любезно. — Добрый день, Елизавета Сергеевна! — ответил он. — А вы, я вижу, сегодня без собаки? — Угу… — Язвительный ответ застыл на моих губах. Я подумала, что встреча с полицейским мне поможет. Во всяком случае, бандиты не подойдут, побоятся. — Да вот в магазин побежала, кое-что прикупить, а с Оськой ведь быстро не получится. — Я посмотрела на Кокушкина приветливо и даже улыбнулась. — А тогда давайте я вас провожу! — Он тоже улыбнулся, наверное, от радости, что Оську не увидит. Ни на минуту я не сомневалась, что ему что-то от меня нужно, потому как не в том полиция сейчас положении, чтобы с девушками просто так болтать. У них двойное убийство нераскрытое, да еще какое ужасное, а этот Кокушкин будет меня провожать, тратить драгоценное время? Да кто же ему поверит! Тем не менее я еще раз улыбнулась, выражая свое согласие, так мы и пошли рядышком к дому Василия. — А я ведь, Елизавета Сергеевна, кое-что про вас знаю, — сказал Кокушкин. — Вот как? — Мне удалось сохранить спокойствие, и даже голос не дрогнул. — А давайте вы будете меня просто Лизой называть, раз уж мы приватно беседуем. Или вы меня допрашиваете? — Да нет, что вы! — открестился он. — На допрос я бы вас в отделение вызвал. — А тогда скажите, как мне вас называть. Товарищ капитан? — Я очень кстати вспомнила его звание. — Или по фамилии — Кокушкин? Он подобрел лицом — очевидно, ему понравилось, что я не перепутала фамилию и даже звание запомнила, — и сказал, что можно называть просто Андреем. — Так что же вы про меня такого знаете? — в который раз улыбнулась я. Что-то я капитану этому много улыбаюсь, так, глядишь, и челюсть заболит… — А знаю я, что вы хозяину дома этого, Василию Кулагину, вовсе не сестра двоюродная. Не было у его родителей ни братьев, ни сестер. — Ну, двоюродная… Или троюродная… — Я твердо знала, что ни в коем случае нельзя менять показания, это во всех детективах пишут. И тут же возмутилась, увидев его скептическую улыбку: — Слушайте, ну какая вам разница? Ну, не сестра, так подруга, соседка бывшая, неужели это уголовно наказуемо? Ну, пустил он меня пожить, когда… — Когда вы от мужа сбежали? — Откуда вы… — Я тотчас поняла, что туплю. Ведь он же видел мой паспорт, а там черным по белому сказано, что у меня имеется муж, Перышкин Михаил Евгеньевич, и что наш брак зарегистрирован там-то и тогда-то… — Моя личная жизнь полиции не касается, — сухо сказала я. — Это да, но все же я должен знать, почему вы здесь живете без регистрации. Что, муж из дома выгнал? — Мы расстались, — ответила я чистую правду, — так обстоятельства сложились. Там свекровь… — И столько чувства было в моем голосе, что капитан поверил. — Что ж, бывает… — вздохнул он, — вы уж извините, что я о самом больном спрашиваю, работа такая. — Это вы меня извините, только я не понимаю, как подробности моей личной жизни помогут следствию! — не выдержала я. — Вы что думаете, что это я тех людей расчленила и на поляне бросила? И сейчас, и четырнадцать лет назад? Я слишком поздно поняла, что проболталась, но слово ведь не воробей, обратно в рот не влетит. — А вы откуда знаете, что четырнадцать лет назад такое же убийство было в… — В городе Нижнезаводске, — подсказала я. — Только не нужно меня подозревать, четырнадцать лет назад я еще подростком была. А узнала я это… утечка у вас произошла по вашей же собственной вине. Нужно дверь закрывать плотнее, когда с начальством разговариваете, оно, руководство, громко орать любит… — Это точно… — вздохнул капитан, — любит… Ну, устрою я этому свидетелю! — Ничего вы ему не сделаете, вы с него подписку о неразглашении не брали, — усмехнулась я. — К тому же вы сами сказали, что у нас с вами просто непринужденный разговор, а не допрос, так что можете не обращать внимания на женскую болтовню. Тут же деревня, все слухи быстро разносятся. — Да уж, — он снова тяжело вздохнул, — я, конечно, не могу с вами следствие обсуждать, но есть такое дело, очень похожи убийства эти, один в один. — А чего же начальство упирается? — Ну, начальство… оно и есть начальство… — он оглянулся по сторонам, — только я вам этого не говорил… — Ясное дело! — Так вот, в том случае, четырнадцать лет назад, имелся подозреваемый, его пытались задержать, он бежал и погиб в ДТП, под машину прямо выскочил, ну и… Так что начальство, может быть, и право, что это подражатель… — Да вы же сами в это не верите, Андрей! Мы уже подходили к дому Василия, так что я решилась: — А что, если я вам еще кое-что скажу? Только учтите: раз уж у нас просто беседа, то под протокол ничего говорить не буду. От каждого слова отопрусь! — Договорились… — нехотя кивнул Кокушкин. — Так вот… — Я помедлила, выбирая слова. — Вы ведь видели мой паспорт, знаете, из какого я города, так? Я судорожно вспоминала, что сказал мне дядя Юра по поводу того убийства, что случилось двадцать восемь лет назад. Получалось, что почти ничего. Обмолвился коротко и пропал. — Так… — отозвался Кокушкин. — Из Зареченска, там родились, там и жили всю жизнь… — И вот двадцать восемь лет назад… то есть я, конечно, этого не помню, мне два года было, но потом долгие были разговоры. В общем, двоих людей убили, и вроде бы как-то страшно, почти так, как этих… и тех, четырнадцать лет назад. Кто такие — не знаю, ребенку, сами понимаете, такого не говорили. Но слухи ходили, что связано все было с луной. — Что? Какая еще луна? — оторопел Кокушкин. — Багровая луна, — кротко пояснила я. — Явление такое называется суперлунием. Как раз в ночь убийства было. Раз в четырнадцать лет бывает. Не верите, посмотрите сами в интернете. — Что, псих какой-то при багровой луне людей расчленяет?