— Вот его тоже сюда, к нам, — кивнул Волков. Майор Величук, не теряя времени, схватился за трубку и передал дежурному приказ чекиста. Юрий Храпов, одышка которого словно бы еще больше усилилась, был назначен старшим по всем задержаниям. Пыхтя, как паровоз, он довольно шустро проскользнул прочь из кабинета и прикрыл дверь. — Что по девушке? — Волков тем временем посмотрел на Камышева. — Удалось выяснить, что она проживала в Рыбникове с восемьдесят второго года под именем Елены Ивановны Никифоровой, — ответил молодой следователь. — Сорок лет, одинокая, работала сельским фельдшером. — Надо выяснить, откуда она прибыла и что делала до восемьдесят второго, — нахмурился капитан. — Уже направили запросы, — вставил Апшилава. — По словам местных, она вроде как из Кашина переехала. Но это пока не подтверждено. Ищем, отправили запрос в Кашинский район. — Вот и ищите, — приказал Волков. — Копайте, носами землю ройте. Пока эту «Волгу» с собаками ловят, работайте с показаниями, поднимайте архивы — все, что от нас зависит. А пока все свободны. Вера, у нас с вами тоже есть пара дел. Все это время молчавшая эксперт Терентьева кивнула и подошла к своему начальнику, лавируя между разом вставшими и направившимися прочь из кабинета сотрудниками. — Евгений Семенович, разрешите обратиться? — вполголоса проговорил Камышев, повернувшись к Волкову. — Надеюсь, что-то важное, старший лейтенант? — глаза у чекиста были покрасневшие, словно он не спал как минимум сутки. Судя по всему, в Москву он на все выходные ездил ничуть не на отдых. — Важное, — подтвердил Валерий. — Думаю, вас это точно заинтересует, и вы узнаете подробности по своим каналам. Он украдкой посмотрел на Величука, но тот с кем-то громко разговаривал по телефону и вряд ли слышал его деликатный шепот. Остальные уже вышли, в том числе Апшилава с ребятами, подав ему знак, что будут ждать в кабинете усатого следователя. — У меня есть информация, что в других городах и даже странах регистрируются похожие случаи, — решив сразу не выдавать Лапина, принялся рассказывать Камышев. — И почти всегда жертвами оказываются выходцы из этого города или их потомки. Я пока не знаю, что это может нам дать, но совпадением тут не пахнет. Как-то уж слишком… — Согласен, — капитан Волков после слов Камышева заметно напрягся. — Запрошу у своих. А вы, Валерий Сергеевич, определенно делаете успехи. Приятно с вами работать. — Служу Советскому Союзу, — ответил калининский следак. Глава 29. Молчание ягнят Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 19 сентября, понедельник Капитан КГБ Евгений Волков стоял на крыльце отделения милиции и смотрел в серое промозглое осеннее небо. Вредной привычки в виде курения у него не водилось, но ему и не нужен был повод, чтобы выйти из душного помещения и подумать. Этот город вызывал в нем противоречивые чувства, как и кровавое дело, из-за которого он сюда приехал. С одной стороны, древний русский Любгород, ставший советским Андроповском, был очень мрачным, даже депрессивным местом. А с другой, Волков чувствовал, что движение есть, и раскрытие дела не за горами. Очень крупного дела, тянущегося, как выяснилось, уже много лет и на обширной территории. Вот кто бы знал, что следы ведут именно сюда, в заштатный райцентр? Что именно здесь, вероятнее всего, кроется тайна, объясняющая загадочные исчезновения по всему Союзу и за рубежом? И Камышев молодец — подметил, что пропавшие в других местах как-то связаны с этим городом. А ведь они в КГБ все это изначально прошляпили. Да, с попустительства местных властей, которые не сразу обратились за помощью выше, но все-таки… Думали, что максимум совпадения, а тут система. Да, на первый взгляд все попахивало конспирологическим бредом. Но годы службы сначала в «пятке», а потом и в тринадцатом заставили капитана Волкова прислушиваться и присматриваться ко всему. Потому-то он и незамедлительно отправил запрос в Москву — поднять по международным каналам происхождение жертв других подобных преступлений. Хорошо бы, если информация Камышева оказалась неверной. Это было бы значительно проще. А если нет? Что, если все пропавшие в Калинине, других городах СССР, а также в Польше, Чехословакии и ГДР и вправду окажутся потомками выехавших когда-то из Любгорода местных жителей? Кого тогда искать? По какому принципу? Шерстить антисоветское подполье? Поднимать архивы царских времен в поисках какой-нибудь местной масонской ложи? Что может объединять людей родом из старинного русского города, кроме происхождения, да причем настолько, что на них охотятся по всему миру? Во всяком случае в европейской его части… Возможно, какой-то луч света прольется после допросов Гальперина и этих кладбищенских работников. Во двор отделения как раз заехал первый милицейский «уазик», а следом еще один — Волков сразу понял, что это привезли свидетелей, которые вполне могли оказаться подозреваемыми. Но именно они его сейчас интересовали меньше всего, как и пропавший практикант, который их допрашивал. Его, капитана Волкова, волновало совсем другое. Пока что необъяснимое, но уже пугающее. Что ж, решил он, так и продолжим. Милиция пусть копает в известном направлении, рациональном. А он… он попробует зайти с совершенно неожиданной стороны. Волков вернулся в кабинет, где тут же встретился взглядом с пристально наблюдавшей за ним черной кошкой с зелеными глазами. Животное сидело в клетке с толстыми прутьями и прочной сеткой в придачу — такой, что могла бы выдержать человека. Да и сама тюрьма была слишком уж велика для кошки. — И долго ты будешь молчать? — спустя несколько минут зрительной дуэли не выдержал капитан. И добавил уже про себя: «Надеюсь, у меня все-таки не едет крыша…» Кошка злобно сверкнула яркими зелеными глазами и снова ничего не ответила, как ни ждал этого от нее Волков. * * * Перед Камышевым сидел человек с синими зубами — любитель черничного варенья Анатолий Кошкин, сторож андроповского городского кладбища. Он держался с достоинством и даже слегка вызывающе. Уже битый час Валерий пытался добиться от него хотя бы чего-то вменяемого, но Кошкин упорствовал. — Куда вы отправились после того, как наш сотрудник взял с вас показания? — калининский следователь сквозь прищур посмотрел на человека напротив. — Вы уже раз десять у меня об этом спросили, гражданин начальник, — улыбнувшись синими зубами, проговорил Кошкин. — Домой я пошел, выходной день у меня. И все соседи это видели, могут подтвердить. Ваши же меня прямо из дома под белы рученьки… — Возможно, вам не понравилось, как с вами обращался следователь Жуков? — попробовал Валерий другой заход. — Отнюдь, — снова осклабился Кошкин. — Очень приятный молодой человек, сразу видно — весьма мало опыта, сильно стеснялся. Но я проявил терпение и все ему рассказал. — Что же вы ему рассказали? — уточнил Камышев. — А все то же, что и вам, гражданин начальник, — «хозяин кладбища» развел руками. — Про полнолуние да про шины лысые. — Может, вы видели, куда пошел следователь Жуков? — Валерий разложил перед собой карту Андроповска, и в этот момент ему показалось, будто Кошкин, скользнув по ней взглядом, заерзал. — Не знаю, быть может, на кладбище пошел, вас же туда, гражданин начальник, тоже почему-то в субботу потянуло, — синезубый осклабился. — А может, неспроста? — Камышев внимательно посмотрел на «хозяина кладбища». — Что вы там прячете? — Ничего я там не прячу, — ответил Кошкин. — А где прячете? — Валерий попытался подловить мужика на простой, но зачастую эффективный прием. — С чего вы, гражданин начальник, вообще взяли, будто мне есть что скрывать? — «хозяин кладбища» откинулся на спинку жесткого неудобного стула. — Я человек честный. И пусть моя работа не столь привлекательна, но я ее даже люблю… Впрочем, вам не понять, вам лишь бы раскрываемость высокую делать. А каким путем — неважно… Валерий чувствовал, что на самом деле Кошкин знает гораздо больше. Потому-то и ведет себя как закоренелый уркаган, даже по грани ходит с этими заявлениями о раскрываемости. Обычные люди, которые ни в чем не виноваты, держатся по-другому. Они искренне растеряны, не понимают, почему их в чем-то подозревают. А этот словно бы насмехается, уверенный, будто бы защищен со всех сторон. Но чувства и ощущения — это не повод обвинять человека, а потому Камышев сейчас пытался связать воедино все то, что ему известно о синезубом и что тот сам успел наговорить. Калининский следователь заранее отправил Спицына к продавщице Тамаре с рынка, ее коллеге-зеленщице и шашлычнику Гиви с его маленьким сыном Валико. Тем самым, которые рассказывали им в субботу о странном человеке, бродящем по рынку и вызывающем подозрения цветом зубов. Пока что Кошкину было абсолютно нечего предъявить. Задержавший его милицейский наряд опросил соседей — у любителя черничного варенья и вправду было алиби. Как минимум его видели бабульки, сидевшие на лавочке у подъезда. Они же подтвердили, что Кошкин выходил из автобуса, маршрут которого проходил также мимо отделения милиции. Но вот часов свидетельницы-пенсионерки, как все счастливые люди, не наблюдали, и упорный Камышев отправил Пашку Круглова в автопарк, и сейчас ждал его и Ваську Спицына хоть с какой-либо информацией. Перед этим Валерий допрашивал Валентину Седову, которую час назад увели в КПЗ. Она, по ее собственному утверждению, ехала на том же автобусе, только сошла на пять остановок раньше. И ее потом вроде как тоже видели соседи, что они в свою очередь подтвердили второму наряду милиции. Что же касательно ее работы в андроповском детском доме, то краснолицая женщина не сказала ничего интересного — трудилась дворничихой, но потом перешла на кладбище, так как, по ее словам, там был более удобный график. А если честно, доверительно сообщила она, тяжело вздохнув, не выдержала того, что воспитанники смеялись над ее внешностью. Когда же Камышев напомнил ей о пожаре в восемьдесят четвертом, она невозмутимо ответила, что именно это происшествие стало последней каплей. А причиной пожара, мол, стало замыкание электропроводки, и это все знают. На столе у Валерия как раз лежало недавно поступившее по запросу заключение пожарных, где был именно такой вердикт, так что на этом моменте Седову пришлось вернуть в камеру. — Рассказывайте, где вы сошли с автобуса и дальше направились домой пешком, — спустя долгую и весьма томительную для Кошкина паузу сказал Камышев. Если сторож врал, то именно незначительные детали могли его выдать. Никто, как бы идеально он ни продумывал каждый свой шаг, не способен учесть всего. Поэтому и каждый разговор с подозреваемым может тянуться часами — тому кажется, что следователь его просто изводит, а на самом деле ведется кропотливая аналитическая работа. И чаще всего преступники плывут на нестыковках, когда разбиваешь их маршруты чуть ли по минутам. К примеру, сказал подозреваемый, что задержался в тени парка на пять минут, чтобы отдохнуть от жары, как было во время одного дела в Калинине. А там в тот день скамейки красили, и ни один нормальный человек со здоровым носом этого бы не выдержал. Как говорил отец Валерия, занимаясь с сыном, в работе с подозреваемыми все как в шахматах. Он продумывает свои ходы, а ты должен сделать то же самое, но хотя бы на один больше. Учесть то, о чем он просто не догадался подумать… Улыбнувшись про себя воспоминанию, Камышев вернулся к разговору с Кошкиным. Судя по карте, любитель черничного варенья вполне мог выйти возле «своего» кладбища или в радиусе трех остановок. Так бы его тоже увидели все, с кем успели поговорить отправленные следователем сотрудники. Часть этих мест вряд ли повлияла бы на ход дела, но вот другая вполне пересекалась с предполагаемым маршрутом пропавшего Жукова. И Валерий с удвоенным усердием принялся пробивать изначальную версию сторожа. — Соседи же говорили, что я на автобусе приехал, — начал было опять крутить свою шарманку о том, что он ни в чем не виноват, Кошкин, но тут в помещение для допросов требовательно постучали. Камышев кивнул караульному, и тот, посмотрев в специальную щель, открыл дверь. — Товарищ старший лейтенант, срочное дело, — в проходе появился колоритный нос Апшилавы. — Можно вас на минуту? — Подумайте, Кошкин, — вставая, произнес Камышев. — Не торопитесь, вспомните, где вы сошли с автобуса… На самом деле! — Я не!.. — взвился «хозяин кладбища», но следователь его уже не слышал. В коридоре Валерия ждали все трое — Эдик, Васька и Пашка. И каждому, как выяснилось, нашлось что сказать. — Значит так, товарищ старший лейтенант, — Апшилава по-прежнему обращался к нему формально, но было видно, что это на автомате. — Седову соседи и вправду видели, однако перед этим она вышла из автобуса на улице Урицкого, это в самом центре. Как раз там, где теперь парк на костях и рядом Любица протекает. А вот Кошкин, — усатый коллега таинственно посмотрел на Камышева и продолжил, — тот вышел у кладбища! Но самое интересное — ехали эти двое изначально вместе! — Я нашел водителя того самого автобуса, — вступил в разговор Пашка Круглов, поясняя, откуда Апшилаве известны такие детали. — Он мне обо всем этом и рассказал. А еще о том, что с Кошкиным вышел парень, по описанию похожий на практиканта Жукова. Высокий, худощавый, в черной тенниске под желтой курткой… — Так-так, — у Камышева екнуло сердце. Значит, маршруты пересеклись не случайно, и все трое с самого начала ехали вместе! — Так я и думал, что бабульки время перепутали. Приехал он домой, может, и вправду на автобусе, только никто ему не мешал сойти раньше, а потом уже из другого места добраться. — Теперь продавцы с рынка, — Васька, было видно, сгорал от нетерпения. — И еще этот, мелкий… Валико, сын шашлычника. Я им описал Кошкина, фоторобот показал, и все подтвердили, что именно его видели в субботу с синими зубами! — Значит, обманул меня, что на смене был, — кивнул Валерий. — Да ты что, Камышев! — Эдик хлопнул приятеля по плечу. — Ты всерьез думаешь, что кладбищенские сторожа оттуда не выходят? Кто им мешает! Конечно же, на час или даже больше ушел, ни перед кем не отчитавшись! — Этого я не учел, — признался Камышев. — Но почему его на рынке тогда никто не знал лично? Все-таки кладбищенский сторож в маленьком городе… — Потому что ни у кого из этих людей там никто не похоронен, — сказал Васька Спицын. — Я это специально уточнил. Так что откуда бы им его знать? Все и складывается.