Я в замешательстве уставился на дрожащую фигуру. Неожиданное появление Тэнкреда, его странное поведение и болезненный вид поразили меня чрезвычайно. Когда же я наконец сумел взять себя в руки, профессиональные привычки взяли верх. В первую очередь, я должен был успокоить гостя. Достав домашнюю аптечку, я смешал большую дозу валерьянки и брома и вручил ему напиток. — Выпей, Хью. Так. Так! Не расплескай! — когда он пил, его руки тряслись от нервного напряжения, поэтому мне самому пришлось поднести стакан к его губам. После того как он проглотил лекарство, я проверил его пульс и нашел, что тот прыгал и пульсировал самым необычным образом. Его тело дрожали, а зубы клацали. Я отлично видел, что мой гость не был пьян, но, судя по его внешности и поведению, у него, возможно, был длительный запой. — Ты позаботишься обо мне, Дик? — прошептал он, испуганно глядя на дверь. — Да, да, тут никто тебя не обидит. Полежи немного и успокойся. Хью кивнул и, опираясь на мою руку, пошатываясь, побрел к дивану. Потом у него, как я и ожидал, начался нервный приступ, который, потряс его до глубины существа. Он кричал, задыхался в истерике, дрожа всем телом. Голова металась из стороны в сторону, а зубы клацали, словно кастаньеты — ужасное зрелище даже для такого видавшего виды доктора, как я. Хью всегда был нервным и легковозбудимым, и все же я никогда не видел его в таком плохом состоянии, как в ту ночь. Со временем лекарство сделало свою работу, и мой гость успокоился настолько, что смог объяснить причину своего волнения. Он рассказал эту историю шепотом, сжимая мою руку, но рассказ его был так необычен, что я был склонен отнести часть его на счет галлюцинаций. Тем не менее этого, вероятно, было достаточно для того, чтобы его испугать. — Шесть недель назад я был в Севилье, — начал он. — Путешествовал в одиночестве. Не хотел, чтобы какая-то праздно болтающая компания портила удовольствие. Я остановился в хорошей гостинице, нанял гида, чтобы тот показал мне все достопримечательности. Я посетил их все: собор, фабрику табака, Гиральду и известную Торре дель Оро Дона Педро. Потом я собирался посетить цыганский квартал, так как слышал о местных красавицах. Мой гид согласился проводить меня туда, но предупредил, чтобы я не оказывал внимания никому из девушек, поскольку цыгане чрезмерно ревнивы к незнакомцам, ведь, судя по всему, я не ищу неприятностей. Я обещал быть осторожным. Но ты знаешь, Дик, как я могу распалиться, когда дело касается дам. — Знаю… Так вот откуда взялись твои проблемы? — Все много хуже, — и мой пациент снова задрожал. — Проблема, которая легла на мои плечи… Как видишь, она так и не решилась… — он прижал губы к моему уху. — Они собираются убить меня! — Цыгане? Ерунда какая-то! — Это верно! Закон Моисея: «глаз за глаз, и зуб за зуб», — и после паузы Хью медленно добавил: — Я убил человека. — Ты убил человека?! — воскликнул я испуганно. — Так вышло, Дик, — продолжал мой брат-неудачник. — В цыганском квартале я заглянул в своего рода летний театр. Девушка танцевала… Прекрасная цыганка с большими черными глазами и удивительной фигурой. Она была в красном — красном, как кровь. Меня предупреждали о значении этого цвета, — тут мой рассказчик вытер пот со лба, словно начиная задыхаться. — Но я был глуп. Она улыбнулась мне, и я… вот тогда, как мне кажется, я потерял голову. Никогда не видел такую красавицу. Она имела на меня какое-то гипнотическое влияние. Когда она улыбнулась, я вынул цветок из петлицы своей куртки и бросил его к её ногам. Мой гид тут же схватил меня за руку и постарался оттащить прочь. Я избавился от него, так как хотел поговорить с Лолой, прежде чем уйти. — Её звали Лола? — Лола Фаджардо. Многие зрители называли её по имени, когда та танцевала. Я тоже позвал её. — Не иначе, ты был безумен или пьян, Хью. — Скорее, последнее… Все это происходило после обеда, а я не привык к крепким испанским винам. Однако я могу много выпить, как ты знаешь. Я был просто взволнован, но красота и очаровательные взгляды Лолы опьянили меня. Какое-то время я не видел ничего вокруг себя, кроме неё. А она кружила передо мной в странном танце, словно Саломея перед Иродом. — Чепуха! Я хочу слышать прозу, а не поэзию. — Говорю только факты! — громко закричал Тэнкред. — Она танцевала с высушенной человеческой головой в руках. Это был танец Саломеи — дочери Ирода. Она играла головой, раскачиваясь и двигалась в такт музыке. Ах! — неожиданно воскликнул он. — Эта музыка! Она до сих пор преследует меня. Но были и слова…. Ужасные слова. Я заставил гида перевести их. А потом сложил их в такт мелодии. Послушай! Тут Хью приподнялся с дивана и, играя подушкой, затанцевал по комнате и при этом распевал. Мелодия звучала фантастически, а слова, хоть он спел всего один куплет, звучали ужасно сами по себе: Вглядись в движенья танца И красные одежды. Я — дочь Боэта Ирода, Играю я порой Крестителя главой. — Хью! Хью! — я прервал ужасный танец и сбросил его обратно на диван. — Успокойся! — приказал я. — Так тебе будет ещё хуже. Лучше расскажи, в чем все-таки дело. — Все дело в Лоле, — вновь спокойно заговорил он. — Она закончила танец и пошла по кругу, собирая деньги. Протянув мне свой тамбурин, она одарила меня очаровательной улыбкой. Я бросил в него золотой. Потом… Думаю, в порыве безумия, я поцеловал её руку. — В таком месте! Ты глупец! — Она отошла рассерженная, и вперед выступил её молодой человек. В руке у него был нож-наваха. Лола завопила, толпа закричала. И… И… И я убил его! — Боже мой! Ты убил его! — Да. Нож пробил его сердце, Дик! Помню, как я закричал, словно во сне, помню кричащую, колеблющуюся толпу, желтые огни и человека, лежащего на земле, и кровь, бьющую фонтаном у него из груди. Лола бросилась на его тело, а мой гид, схватив меня за рукав, увел меня. В этот момент кто-то погасил все огни разом, вот так нам и удалось сбежать. Полиция приехала, начались разбирательства, но к тому времени я уже находился в безопасности. — Но разве гид не бросил тебя раньше? — Я заплатил ему сто фунтов и поэтому в нужный момент вернулся. Он заставил меня уехать из Севильи и отвез меня к Гибралтару. Но цыгане выследили меня. — Ты видел их? — Нет, я слышал музыку… музыку танцев. Она преследует меня. Я сел на пароход до Мальты, но даже на борту я слышал звон этой адской гитары. Потом я слышал её на Мальте. Оттуда я направился в Сицилию… и дальше в Италию… в Германию, Швейцарию, в Париж, но, где бы я ни был, эта мелодия звучала у меня в голове. И сегодня вечером, получая багаж на вокзале Виктория, я снова услышал её. Я никого не увидел в толпе, но слышал музыку. Я… Я пришел сюда… И снова услышал эту музыку! Его голос стал тонким и дрожащим, и он упал мне на руки. А я… обычный человек… услышал звон гитары на улице. Мелодия походила на ту, что напел мне Хьюго — дикая, странная, захватывающая. Я метнулся было к окну, но Тэнкред сжал мне руку, остановив. — Нет, нет, — пробормотал он. — Не открывай окно, не делай этого, — голос, казалось, замер в его горле, и он, расслабившись, скатился на пол. Нельзя было терять ни минуты. Я добрался до окна. Когда я распахнул его, гитара перестала звенеть. Я внимательно осмотрел улицу, залитую лунным светом, но нигде никого не было. Напряженный и озадаченный, я вернулся к потерявшему сознанию гостю. Недели три Хью лежал в моем доме между жизнью и смертью. Волнения из-за совершенного преступления и мысли о преследующем его гитаристе, видимо, вызвали воспаление мозга. Я позвонил другому медику, и нам вдвоем пришлось приложить все усилия, чтобы спасти его. В конце концов мы преуспели. Однако, должен сказать, мы с трудом вытащили его из могилы. Попадись ему другие, менее добросовестные медики, они бы его не спасли. Мы сделали все, что могли, чтобы отвратить фатальный исход. Мы как раз занимались пациентом, когда услышали звон гитары. Музыка была реальна — никакой галлюцинации. Я слышал её совершенно отчетливо. Точно так же, как мой коллега. Но Хью находился в задней комнате, и нам удалось уберечь его от этой музыки. Её звуки, пожалуй, убили бы его. Я же попытался поймать исполнителя. Зная, что Хью убил человека, я не стал искать помощи у полиции. Лучше не будить лихо, пока оно тихо. И так как Тэнкреду удалось бежать, я не хотел, чтобы его выдали властям Испании, дабы ответил за своё преступление. Я чувствовал ответственность за свое положение. Это не легко — сначала спасти человеку жизнь, а потом защищать его. Я никогда не видел гитариста. Время от времени, и ночью, и днем, я слышал бренчание, звон струн, наигрывавшей какую-то адскую мелодию, я даже заучил ее. Как-то я поймал себя на том, что насвистываю ее. Всякий раз, как я снова слышал эту мелодию, я выбегал на улицу и пытался отыскать музыканта. Но все было напрасно. Несколько раз я спрашивал полицейского, и тот сообщал, что на гитаре играл горбун, сопровождаемый красавицей. Не сомневаюсь, что это была Лола, и что она идет по следу своего обидчика. По крайней мере, это Хью сказал мне, что мертвец — её возлюбленный. Я был уверен, что она здесь не без злого умысла. Когда же позже мне открылся её замысел, я поразился его жестокости. В назначенное время Хью выздоровел, и вместе со здоровьем вернулись мысли о грехе в Севилье. В ответ на его вопросы о музыке на гитаре, я поклялся, и пусть Бог простит меня, что я никогда не слышал её с той ночи, когда он заболел. Тем не менее я опасался, что если бы он остался у меня в Англии, в моем доме, то, конечно, непременно услышал бы звон гитары и мог снова заболеть. Ситуация требовала кардинальных мер, поэтому я взял два билета до мыса Доброй Надежды и договорился о долгосрочном отпуске, чтобы сопроводить туда Хью. Чтобы он случайно не услышал дьявольской мелодии, я вводил ему наркотики до того самого мгновения, как мы оставили мой дом. В совершенно нечувствительном состоянии я погрузил его на борт парохода. И моя предосторожность оказалась не лишней: когда мы проехали угол Харли-стрит, мелодия зазвучала снова… — Теперь ты в безопасности! — объявил я, когда лайнер боролся с волнами Ла-Манша. — Сюда твои друзья-цыгане не доберутся. — Надеюсь! — с тревогой пробормотал Хью. — Во имя Бога, надеюсь, они откажутся от мести и вернутся в Испанию. Но мне интересно, почему Лола так настойчиво преследует меня! Это был несчастный случай. Да, я убил ее возлюбленного. Но ведь это он напал на меня, он… — Старик, — серьезно проговорил я. — Хочу, чтобы мы не говорили об этом вообще. Попробуй все забыть. Выброси все из головы, если сможешь. И, я полагаю, он действительно старался выкинуть цыганку из головы, но уверен, что не сильно в этом преуспел. Однако осознание нависшей над нами угрозы не покидало и меня. Хью не возвращался к этой теме, и когда мы прибыли в Южную Африку. Окружающая новизна и жизнь страны дала ему новые интересы. Болезнь отступила, лицо снова стало румяным, и здоровье постепенно стало возвращаться к нему. Порой он был очень весел и смеялся, как раньше. Через шесть месяцев он, казалось, полностью восстановился. Порой черная тень накатывала на него, но большую часть времени он был весел. — А теперь, Хью, мне пора к своим пациентам, которыми я так долго пренебрегал. Но тебе бы я советовал остаться здесь. — Нет! — упрямо проговорил он. — Похоже, мне удалось совладать с этим безумием. Тот цыган погиб в результате несчастного случая. И даже если Лола вновь явится ко мне с этой музыкой, я лишь посмеюсь над ней. Я снова нормален. Думаю, она давно бросила преследование и вернулась в Испанию. Я думал о том же и сказал примерно то же. Тем не менее я предложил Хью не оставаться в Лондоне по возвращении. Его лихорадка, хоть и прошла, сделала его легковозбудимым, и я решил, что лучше всего поселить его где-нибудь в сельской местности. — Ты прав, Дик, — согласился он со мной. — Поеду в «Клеть». Это был одинокий особняк среди болот Эссекса, не так далеко от моря, откуда были родом предки Хью — тоскливое и пустынное место, и я напомнил об этом Хью. — Там не весело, — с безразличием ответил Хью. — Тихое место, и далеко от цивилизации. Не думаю, что Лола, даже если она все ещё в Англии, а относительно этого я сильно сомневаюсь, последует за мной в эту глушь. Я поеду туда… С другой стороны, я обеспечу себе в «Клети» безбедное существование. Так как Тэнкред чувствовал себя хорошо, был силен, нормален и не думал о Лоле, мы вернулись в Англию, и он неделю прожил в моем доме. А потом отправился в Эссекс, и, должен сказать, несмотря на мои опасения, он так и не услышал зловещего звона гитары. Очевидно, Хью был прав. Цыганка отказалась от мести. Однако в течение месяца я был отрезвлен. Небрежно и второпях написанное письмо от Хью поведало о том, что он вновь услышал звон гитары. «…и не только это, — гласило послание. — Я видел рыжую балерину… видел Лолу… с головой руках. Это голова человека, которого я убил. Приезжай, ради бога. Я схожу с ума». Я мог лишь одним способом ответить на это послание — торопливо упаковал саквояж, сунул в карман револьвер и сел на первый же поезд. Секретарь двоюродного брата Джабез Крайн встретил меня на станции на двухколесном двуместном экипаже, и мы сразу же направились в «Клеть», до которой от станции было двенадцать миль. Я никогда не мог заставить себя полюбить Джабеза. Однако именно он был тем самым человеком, который заботился о эссекской собственности брата. Он со своей женой-ведьмой жил в «Клетке». Они были мизантропами-отшельниками — дикарями и напоминали те зверские характеры, что описаны в книге «Грозовой перевал». В каждом из них было мало человеческого, и супруги ненавидели Хью из-за разногласий, которые имелись у них еще с отцом Хью. Я много раз советовал Хьюго рассчитать их, но он не послушался, рассматривая их отношение к себе, как глупость. Однако, думаю, все дело в его лени. Уже лет двадцать, или больше, Крайны жили в скалах «Клети», словно жабы. Слишком поздно узнал я, что совершил ошибку, послав Тэнкреда в клетку с орангутангами. — Как господин Тэнкред? Болеет? — спросил я у Джабеза, когда двуколка отъехала от станции. — Да, так и есть! — проворчало существо. — Вы видели каких-нибудь цыган неподалеку от «Клети»? — Не-а, не видел. — Горбуна и незнакомую женщину, к примеру? — Ничего такого не видел. — Вы слышали музыку? — Да… — И вы никого не видели? Никого?