Так, может, это некоему участнику клуба помешал Вольф Эппенштейн? Но чем? Что такого совершил отец, что от него решили избавиться? А Сильва? Он им тоже мешает? – Скажите, Эмма, этот клуб сейчас существует? – спросил он. – Я же вам сказала, что мне ничего об этом неизвестно. Последний раз я слышала о клубе десять лет назад от дяди. – И все-таки… Чем эти люди занимались при встречах? – Ну… Говорили об истории, разыскивали сведения о предках. Рисовали свои родовые деревья. Кроме этого, обязательно устраивались обеды, было много вина… Это праздник. Потом на целый год разговоров. И про сокровища тоже, – она хитро улыбнулась. – Искали какие-то карты или схемы… – Не верится, что взрослые люди занимались такими несерьезными вещами. – Мне тоже все это казалось смешным. – Но они такой досуг смешным не находили? – Наверное, нет. – Так что с сокровищами? Удалось им найти что-нибудь? – поинтересовался Шлоссер. – Спросите у них. Вот у матери моей и спросите. Но что-то мне подсказывает, что поиски ведутся до сих пор. – А вы верите в то, что фамильные сокровища существуют? – Конечно нет! Ну, сами посудите… Это фантазии. Настоящее сокровище Баварии – это замки Людвига. Он вложил в них кучу денег. Но, главное, он вложил в них свою душу. – А при чем тут Людвиг? Почему вы заговорили о нем? – Сильва очень удивился. Она снова рассмеялась: – Некоторые родственники считают, что их семьи древнее Виттельсбахов. Значит, у них больше прав на сокровища короны. Они надеются, что где-то находятся истинные богатства древних династий. Но вы же понимаете, что это сказки. Просто им скучно, надо себя чем-то занять. Как правило, люди это небедные, живущие за счет ренты. – И ваша мама тоже рантье? – Думаю, да. У отчима был капитал. У деда – недвижимость, земля. – А вы? – Я нет. – Эмма покачала головой, вздохнула. – Мне пришлось с трудом пробиваться в жизни. В семнадцать лет остаться одной… Это нелегко, знаете ли. Но я смогла! Училась, работала. У меня своя аптека. Я фармацевт и очень люблю свою профессию. Однако мне пора, – сказала она, вставая с кресла, и добавила, обратившись ко всем троим мужчинам: – Скажите Грете, что я приходила. Не знаю, как она это воспримет. И еще скажите, что я хочу помириться. Это глупо… В ее возрасте… Кот первым оказался у двери: хозяин! Эмма пригнулась, погладила его и что-то ему шепнула. «Мрав», – ответил он и потерся о ее руку. Уже держась за ручку входной двери, фрау Шпонгейм вдруг обернулась и удивленно спросила: – Я так и не поняла, кто и почему отравил мою мать? Глава IV 27. August 1880. Schloss Linderhof, Bayern / 27 августа 1880 год. Дворец Линдерхоф, Бавария Людвиг гулял по парку Линдерхофа. Гулял, как всегда, в одиночестве. Два дня назад он принимал здесь гостей по случаю своего тридцатипятилетия. Король не любил пышные празднества – гостей было немного. К сожалению, не приехала Сиси: она была в отъезде, путешествовала по южной Европе. Но она обещала, что обязательно нанесет ему визит, как только вернется в Вену. Он будет счастлив видеть ее с детьми. Ах, Сиси… Его милый друг, вечная боль и радость. Никто не понимал его так, как она. Елизавета разделяла его страсть к музыке Вагнера, его увлечение древними немецкими сказаниями, поэтическим миром Средневековья. «Песнь о Нибелунгах», герои древнегерманских мифов о Чаше Грааля рыцаря Парсифаля, Лоэнгрин и Тангейзер – это и ее герои тоже. Сиси прислала ему в подарок картину. «Рыцарь Лоэнгрин». Это полотно неизвестного автора издавна находилось в ее родительском доме. И вот теперь «Лоэнгрин» обосновался здесь, в Линдерхофе. Потом картина переедет в Нойшванштайн и будет украшать главный зал. Рыцарь Лебедя на полотне завораживал Людвига. Зрачки Лоэнгрина были всегда направлены прямо на него, даже если смотреть на картину из дальнего угла зала. Рыцарь как будто двигался вместе с ним. Может, все это лишь казалось Людвигу? Потому что это был подарок Сиси. На празднике также не было Отто. С марта брат перебрался в замок Фюрстенрид. По правде сказать, он не сам перебрался. Его перевезли и изолировали по распоряжению правительства. Они считают, что Отто болен. Врачи поставили неутешительный диагноз: «скорбен умом». Что за бред?! Да, Отто не совсем здоров, однако медики (будь они неладны!) уговорили матушку и правительство изолировать принца. Еще восемь лет назад, после небольшого приступа, мюнхенские бюрократы поспешили сообщить о «болезни» принца Бисмарку, и тот распорядился поселить его на излечение в замке Людвигсталь. Позже Людвиг добился переезда брата в Нимфенбург, где тот долгое время жил и лечился. Поначалу Отто разрешалось выезжать из дворцов и даже путешествовать, но после того, как в мюнхенской Фрауэнкирхе с братом прилюдно случился припадок, его совсем изолировали от общества. Бедный Отто… Последний раз они вместе появились на публике ровно пять лет назад, в августе семьдесят пятого, во время большого королевского парада на Марсовом поле. И вот теперь Отто в изоляции! А он, король Баварии, ничего не может с этим поделать. Так решили чиновники правительства (как же они ему надоели: вечно недовольные, алчные бюрократы!), психиатры (даже фон Гудден поддержал это решение, хотя ранее докладывал Людвигу, что не видит необходимости в изоляции брата) и невропатологи во главе с Францем Ниссалем. «Врачи принца» теперь живут с Отто под одной крышей и следят за его здоровьем. Кто же осмелится спорить с «непревзойденным» Ниссалем?! Матушка тоже поддержала решение правительства. И Макс. Макс Хольнштайн. Это стало неприятным сюрпризом для Людвига. Более того, именно он – обер-шталмейстер и друг короля Максимилиан фон Хольнштайн – настаивал на изоляции Отто. Почему? Недавно Людвиг спросил его, отчего Макс стал на сторону правительства в этом вопросе? – Послушай, Людвиг, правительство – это одно, а врачи – совсем другое, – ответил Макс. – Отто болен, его надо лечить. Я общался с фон Гудденом, он настаивает на серьезном лечении принца. – Гудден? А мне он говорил, что не видит большой проблемы в приступах, которые случаются с Отто. – Возможно, так было пять лет назад, но теперь… – А что теперь? – Неужели ты сам не видишь, что с ним происходит? – И что такого с ним происходит? Отто более чувствительный, чем другие люди. Когда он вернулся с фронта, его психика пошатнулась. Он видел гибель солдат, своих друзей-офицеров. Но потом его состояние стабилизировалось. Да, иногда тем, кто плохо его знает, кажется, что он «не в себе», но мы-то знаем Отто лучше других. Ты должен понимать, что его странное поведение – не болезнь, а лишь эмоциональное расстройство. Отто нормален. Оставьте его в покое. Он никому не причиняет вреда, разве нет? – Но ходят слухи… – Вот именно! Ходят слухи! Кто-то эти слухи распространяет, Макс. Мне очень жаль, что ты стал на сторону тех, кто верит этим слухам. Мы с тобой дружим с детства. Ты всегда был желанным гостем в нашем доме. Я считаю тебя своим другом, Макс. Нашим с Отто другом. Но увы. Максимилиан тогда ничего ему не ответил. И продолжал настаивать на изоляции Отто. Неужели подозрительность брата в отношении Хольнштайна имела под собой основание? Отто с юношеских лет не доверял ему. Он всегда утверждал, что Макс ведет свою игру, что ему нельзя верить. Он, видимо, чувствовал, что Макс нечестен. Ах, не хочется об этом думать, однако слишком часто друг детства стал разочаровывать Людвига. К тому же, по словам Отто, граф слишком жаден. Однажды они разговаривали с братом о многих серьезных вещах. Речь зашла о фонде Бисмарка, из которого Людвиг получал ежегодное королевское денежное содержание… Оказывается, граф Хольнштайн, обер-шталмейстер короля, сделал так, что все платежи фонда проходили через него, и он имел десять процентов с этих денег. И вообще, Максимилиан находил любую возможность, чтобы поиметь профит из бюджета короны. Ходили слухи (ах, эти слухи!), что он даже подделывал подписи. И все из-за своей чрезвычайной жадности до денег. Людвиг не знал, верить ли словам Отто. Граф Максимилиан фон Хольнштайн – один из самых богатых людей Баварии, он занимает исключительное положение при дворе. Неужели он опустится до банального воровства? Но, с другой стороны, если все, что говорил Отто, не фантазии, а правда? Король не хотел погружаться в эти истории. Он не любил слухи и сплетни. Разбираться в дворцовых интригах – неинтересное занятие. Единственное, что его увлекало, это строительство замков. Сейчас ему очень недостает общения с Отто. Жаль, что брат пока не может выехать из своего заточения. Как бы Людвигу хотелось показать Отто Нойшванштайн! Он оценил бы и новые технологии, и настенные росписи, и саму атмосферу замка. Да, он часто реагировал с юмором, дурачился, но всегда понимал старшего брата, ценил его тягу к красоте. Он был в восторге, когда началось строительство. И теперь (Людвиг уверен в этом!) он бы радовался вместе с Людвигом, глядя на совершенную архитектуру Нойшванштайна. Нет-нет, Отто не болен. То есть он не болен в той степени, в какой считают медицинские светила и правительство. Людвиг опасается, что своими уколами и «научными» методиками по лечению «душевной болезни» психиатры и невропатологи на самом деле превратят Отто в неизлечимого больного. Но, увы, мнение короля Баварии ученые мужи и баварские бюрократы игнорировали. Людвиг, конечно, приезжал к брату, общался с ним. Он видел, что Отто странен, да. Но не безумен! Король гулял по липовым аллеям, спустился по мраморным ступеням к бассейну с фонтанами. Размышлял. Наслаждался покоем. Немногочисленные гости разъехались, никто его не тревожил. Он построил Линдерхоф – свой «маленький Версаль» – на территории монастыря в Эттале, в бывших охотничьих угодьях отца. А «большой Версаль» Людвиг решил разместить на острове Херрен, который он купил семь лет назад. Остров расположен на самом крупном озере Баварии – Кимзе. Дворец Херренкимзе станет достойной данью уважения французскому королю Людовику Четырнадцатому. Однако и Линдерхоф также можно назвать памятником королю Франции. «Король-Солнце» для Людвига является кумиром, воплощением абсолютной, суверенной королевской власти. В его честь Людвиг назвал Линдерхоф «Meicost-Ettal». – Что это означает? – спросил как-то у него Отто, услышав такое странное название. – Во-первых, – ответил ему Людвиг, – это означает принадлежность к территории монастыря Этталь. – А во-вторых? – Это анаграмма! – Людвиг рассмеялся, увидев озадаченное лицо брата. – Анаграмма знаменитого выражения Людовика: «L’état c’est moi». Государство – это я! Шесть лет назад Отто впервые приехал в Линдерхоф. Тогда он сказал, что дворец, на его вкус, слишком помпезен и чересчур украшен всякими ненужными вещами. Рассуждал он, как всегда, смеясь. – А павлины? Зачем ты поместил этих птиц повсюду? Не только во дворце, но и в павильонах? – Павлин считается символом солнца. Я посвятил дворец Людовику. – Ах да, – продолжал смеяться младший брат, – Король-Солнце повсюду, как же я не догадался! Отто восхитила комната для аудиенций: два камина, рабочий стол и два малахитовых столика – подарок русской императрицы Марии Александровны. Братья тепло относились к принцессе Гессенской Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии, которая впоследствии стала супругой императора России Александра Второго. Увы, три месяца назад императрица скончалась. Ей было всего пятьдесят шесть лет. В Линдерхофе есть ее портрет. Как, впрочем, и в каждом замке Людвига есть портреты Марии Александровны. Русская императрица всегда оставалась его нежным другом, понимала Людвига лучше, чем собственная мать… Несмотря на обилие «всяких ненужных вещей», Линдерхоф понравился Отто. Как жаль, брат не видел Грот Венеры. Грот был построен три года назад. О, это гордость Людвига: искусственная пещера высотой десять метров, где проходили оперные представления и звучала музыка Вагнера. Август Диригль, архитектор, поработал на славу! Грот украшает картина «Тангейзер в гроте у Венеры». Легендарный поэт изображен вместе с германской Венерой, языческой богиней Гольдой и нимфами на празднике Венериной горы. По проекту Людвига в гроте создали искусственное озеро с подводным освещением и водопадом, где в золоченой лодке-раковине играли комедианты, исполняли арии певцы, а на островке танцевали актеры. Инженеры придумали искусственные волны и различные световые эффекты, которые создавались с помощью вращающихся стеклянных пластинок. Эти пластинки приводил в движение электрический генератор. Таких генераторов в Европе – по пальцам перечесть.