– Это мой гость. – Ты не предложишь ему выпить? Хотите, я принесу вам? Что-то зациклилось в ее голове. Она повторяла раз за разом одно и то же. – Не волнуйся, мы сами справимся, – сказал он очень спокойно и обратился к сиделке: – Хелен, проводите мою жену в ее комнату. Если надо вызвать доктора… – Не надо. Я дам ей лекарство. Женщины вышли. Мужчины молчали какое-то время, чувствуя смущение и неловкость. Чтобы сгладить неловкость, Сильва сказал: – К сожалению, во всем мире все чаще и чаще встречается подобное заболевание. Есть несколько гипотез, почему деменция наступает, но ни одна из них точно не объясняет причину возникновения болезни. – Вы врач? – Нет, тренер по плаванию. Я десять лет занимался спортом профессионально, но потом получил травму и ушел на тренерскую работу. Мой дядя стал резко забывать простейшие вещи. Врачи сказали, что это болезнь Альцгеймера. Мы пытались понять, откуда это взялось и как лечить. Я начитался специальной литературы, но выводы сделал неутешительные. – У Риты болезнь Пита. – Это связано с психикой? – Да. Очень редкое прогрессирующее заболевание центральной нервной системы. По симптомам оно схоже с болезнью Альцгеймера, но, увы, болезнь Пита быстро приводит к распаду личности. Нарушения памяти здесь вторичны. Началось это пять лет назад, и, к сожалению, прогноз врачей неблагоприятный. Мы с детьми замечаем, как в последнее время резко ухудшилось ее состояние. Врачи дают еще год-полтора жизни, не больше. – Генрих говорил сдержанно, очевидно, он смирился с болезнью жены. Затем, через силу улыбнувшись, добавил: – Сожалею, что вы стали свидетелями этой сцены. Как ни странно, именно эта сцена разрядила напряженную обстановку, которая сложилась в кабинете до этого. Чувство досады (разговор никак не двигался в нужном русле), затем чувство неловкости, возникшее во время разговора с женой Генриха, сменились на неопределенный, но какой-то спокойный и деловитый настрой. Поменялась атмосфера. Разговор продолжил Шлоссер. – Герр Аурих, вы называете жену Ритой. Но, насколько мне известно из досье, ее имя Гретель. В этом есть что-то личное? – Это ее второе имя: Гретель Рита Мария. Но именно второе имя больше прижилось, – он улыбнулся. – И оно ей идет. – Эмма говорила, что так звали дочь Агнет… – Дочь Агнет? – переспросил он. – Вы что-то путаете. У тетушки Агнет не было детей. Вернее, был ребенок, но он умер в младенчестве. Сильва и Шлоссер снова переглянулись. – Эмма была уверена, что у тети Агнет есть дочь. – Все очень странно… Эмма насочиняла всякие истории про сокровища, потом про дочь Агнет. – Она помнила некую Риту. Почему-то решила, что это дочь Агнет. Вполне возможно, Эмма напутала, – решил Сильва. – Я ее плохо помню. Последний раз виделись, когда Эмме было лет шестнадцать. Подросток совсем. Что-то у них там с Гретой произошло. Они рассорились. Это я знаю. Но ее дальнейшей судьбой не интересовался. А вот с моей матерью и Агнет она, кажется, какую-то связь имела. – А еще с кем-нибудь из вашей семьи? Кто-то с ней встречался? – Не думаю. Родство у нас очень дальнее. – А мужа Греты вы хорошо знали? – Мужа? Вы имеете в виду Карла? – Да. Карл Вильгельм фон дер Сакс. – Знал. Немного. Можно сказать, у нас было шапочное знакомство. – Генрих произнес эту фразу равнодушно. Слишком равнодушно. – У него был рак, Карл рано ушел. – Сказал он четко, давая понять, что дальнейшие расспросы на эту тему он не приветствует. – Генрих… Герр Аурих… – Сильве хотелось обращаться к Генриху по имени, без официоза, но тот никак не откликался на такой порыв. – А кто такой Петер? Почему ваша жена приняла меня за него? Этот вопрос отчего-то взволновал невозмутимого Генриха. Ответил он не сразу. – Петер на самом деле не существует. Навязчивая идея Риты. – Это как? – А вот так. Я не знаю, как это происходит в ее мозгу. Рита рассказывала мне о Петере странные истории. Говорила, что это ее брат. Но брата у нее никогда не было. То есть был, но умер в раннем детстве. И звали его не Петер. У нее есть сестра. Она младше Риты на три года. Кстати, у сестры тоже начались какие-то психические расстройства. Возможно, наследственность. – А как звали ее умершего брата? – Я не помню. Но точно не Петер. Кажется, Якоб. Или нет? – он задумался, пожал плечами. – Но вы ей так естественно подыграли. У меня не возникло сомнения в существовании Петера. Надо же, выдумка! Я подумал, что чем-то на него похож. И ваша жена приняла меня за него. – Вы не единственный, кого она принимает за Петера. – Он грустно улыбнулся. – Скажите, а кто из вашего близкого круга носит фамилию Эппенштейн? – Рита. Ее отец… он умер восемь лет назад. Ему было девяносто три и звали его Гуго. В общем, я бы тоже мог быть Эппенштейн, но мой отец перед своей гибелью успел признать свое отцовство. Э-э… наверное, есть еще Эппенштейны, вы не один такой. Вы хотите увидеться с кем-нибудь из них? – Нет, не планировал. – Тогда зачем интересуетесь? – Просто есть версия… – Сильва считает, что некто из родственников мог желать смерти его отцу, – вступил в беседу Шлоссер. – Возможно, вопросы наследства. Или какие-то еще семейные тайны. – Ого, какая версия! Но это более чем странно. Ваш давний предок уехал в Россию двести лет назад! – Чуть меньше. – Около того, неважно. Вы представляете себе, сколько поколений прошло! Кому мог понадобиться неизвестный Эппенштейн, приехавший из России? Мне кажется, это ошибочный путь. – Тогда какой мотив был у убийцы? Кто и зачем его заказал? Генрих обратился к Шлоссеру: – Вы уверены, что это было заказное убийство? – Да. Нашелся исполнитель, который рассказал, как было организовано дело и опознал Вольфа по фото. И все остальные его сведения не вызывают сомнения. – А какие еще есть версии у следствия? – спросил Генрих. – Следствие – это я. А у меня пока основных версий немного. – Например? – Пфф… Связанная с работой. Вольф устроился работать в нефтяной компании. Его взяли на инженерную должность. Возможно, что-то узнал, не предназначенное для чужих глаз и ушей. Коррупция… В девяностые годы шел процесс слияния двух Германий, криминал… Но пока никаких зацепок, чтобы разрабатывать эту версию, у нас нет. – Что еще? Роман на стороне? Ревность? – Отец любил мою мать. Он ждал нас. – Сильва ответил быстро и категорично. – Мы оформляли документы, чтобы приехать в Германию. Как-то не верится, что у него возникла связь на стороне. Ну… чтобы довела до убийства! Генрих хотел возразить, но воздержался. – Еще? – обратился он к Шлоссеру. – Пока мы разрабатываем фамильную версию. К сожалению, нам неизвестно, какие события предшествовали его встрече с Эльзой, Агнет и Гретой. Возможно, он встречался с кем-то из родни до посещения вашей матери. И этот кто-то решил от него избавиться. Мотивы такого поступка могут быть самыми разными. – А этот детектив, который меня обвинил черт знает в чем, как объясняет гибель своего клиента? – Он о гибели Вольфа не знал. Был удивлен, что тот перестал с ним общаться. В последнюю встречу он передал ему список предполагаемых родственников. В нем, кстати, было и ваше имя. – И где этот список? – Пропал. Он обещал нам дать дискету с материалами дела, но дискета пропала. – Как странно. Списка нет, дискета пропала, но о письме с моей подписью он помнит! Видимо, эпизод с письмом сильно задел самолюбие Генриха. Неужели он действительно не писал никакого письма? Тогда зачем его придумал детектив? Или письмо отправил кто-то другой? – Мне детектив показался убедительным. – Хм… Еще есть версии? Шлоссер покачал головой. – А возможность шпионажа вы не рассматривали?