«Полиция безопасности или как там её?..», - сообразил Глеб. Злобно зашипел Кошкин, словно уже собрался подняться и принять бой. Из кузова спрыгнули ещё трое, обмундированные таким же образом: у всех в руках немецкие карабины, на поясах подсумки с обоймами, рожи славянские - даже приличная дистанция этого не скрывала. - Оправиться, осмотреться! - хрипло выкрикивал старший. – А ну повнимательнее, господа полицаи, мать вашу за ногу!.. Такое ощущение, что они выпили для сугрева или для храбрости, но пьяными полицаи точно не были. Они весело болтали, сыпали матом, очевидно, такая служба им нравилась. Двое справляли нужду, остальные закурили; спускаться в низину им не хотелось, да и приказа соответствующего не поступало. Прозвучал взрыв хохота - служба определённо была весёлой и не напряженной. Не очень пристальные взгляды равнодушно скользили по полю, видимо, самолёт на полосе не стал для них новостью. Местные они, полностью в курсе, но замечания слышались насчёт жидов и коммунистов, которых ни хрена не жалко, о том, что про эту заразу цивилизованный мир скоро забудет благодаря немецкой нации и ее прозорливому фюреру. Полицаи явно выделывались перед старшим - не стали бы они сами с собой упражняться в пафосе. Шубин не дышал, в окрестностях самолёта лежало уже не девять тел, а одиннадцать, положение трупов несколько изменилось, но вряд ли прибывшие полицаи отличались зрительной памятью - чем больше мертвых коммунистов, тем лучше. Вблизи бы они все поняли, но с такого расстояния… Полицаи ещё долго мотали нервы - им некуда было спешить, ходили по дороге, курили, трепались между собой, потом неохотно забрались в машину и она неторопливо двинулась по кольцу, вокруг аэродрома… - Когда же они уберутся, а, товарищ лейтенант? - пыхтел Кошкин. - Нога уже затекла, неважный из меня труп. Может разомнёмся, постреляем их к чёртовой матери, а наши подсобят? - Лежи, раз взялся! Сейчас уедут… Машина сделала круг и свернула на лесную дорогу, затих шум мотора; из леса прозвучал двойной свист, разведчики высыпали на дорогу. - Ну вы даёте, товарищ лейтенант! - восхитился Вартанян. - Ну и как оно, среди мёртвых-то? - Так себе… - откровенно признался Глеб. - Большое вам спасибо, что не стали стрелять. Что-то мне подсказывает, что покидать этот район нам рановато… Самолет сел, пассажиров поджидала засада. С момента приземления прошли почти сутки, отсутствуют генерал-лейтенант Беспалов и один из его помощников - полковник Гульковский - их увезли, в каком состоянии – неизвестно; где их держат - никто не знает. Всё плохо, товарищи, мы не можем просто так покинуть этот район, пока не получим нужных сведений. Возможно полковник Алмазов прав - в связи с пленением высокопоставленного представителя ГКО, нас поджидают серьезные неприятности. Дураков в отряде не было - люди подавленно молчали. Случаи пленения советских генералов возможно и были, но лично Шубин о таком не слышал. О пленении секретной информации, это настоящая катастрофа. Положение на фронтах и без того серьезное… - Предлагаю подумать, товарищ лейтенант, - внезапно заговорила Настя. - Генерал и его люди понимали, что садиться придется на территории, занятой противником, ещё в полете или сразу после посадки. Они должны были уничтожить материалы, которые перевозили, всякие секретные и не секретные документы. Да, шило в мешке не утаишь, я имею в виду генеральскую форму, но почему он должен быть представителем ГКО? Генералы есть во всех родах войск, даже у саперов и интендантов. Какое-то время они могут водить фашистов за нос – прикинуться, наконец, контужеными. Возможно, при захвате они получили ранения. - Ага, ты ещё скажи память потеряли, - хмыкнул Вартанян. - И что, товарищ боец? - нахмурился Глеб. - Это должно объяснить наше возвращение в часть? Даже без попытки выполнить поставленную задачу? - Это должно объяснить, что возможно ещё не все потеряно, - невозмутимо ответила Анастасия. - Генерала надо искать, немцы могут не знать, что он за величина. - А что устами женщины глаголет истина, - хмыкнул Резун и на всякий случай отошёл подальше: - Что делать-то будем, товарищ лейтенант? А лейтенант не мог избавиться от мысли, что ищет иголку в стоге сена - в словах Анастасии имелся смысл, но это ничего не меняло. Уже сутки генерал и его помощник находятся в плену, какое-то время они ещё смогут сбивать немецкую разведку с толку, но рано или поздно расколятся - методики нацистов отработаны, а молчание во время пыток - сказочки для газет. Не расколется генерал, расколятся его помощник. Куда их повезли? - вряд ли это деревня или хутор, в округе два крупных селения: Лозырь и Калязино; там стоят немецкие гарнизоны, есть все условия для содержания важных арестантов. Разумеется, когда узнают кто они такие, представителя ГКО увезут подальше от линии фронта; нужен был информированный собеседник. Разведчики двинулись маршем вдоль лесной дороги, она могла смыкаться с грунтовкой между упомянутыми селениями. Прошли развилку, дорогу укатали, пояснительные знаки отсутствовали для любителей сыскного дела. В грунт впечатались автомобильные протекторы, следы копыт, гужевых повозок. Нервы не выдерживали - ещё никому не удавалось найти иголку в стоге сена. От лыж временно отказались, шли на своих двоих, благо снега здесь было немного. Внезапно Курганов, идущий в дозоре, попятился и вскинул руку, - все встали, невольно подались к деревьям. - Товарищ лейтенант, вроде голоса впереди, по-нашему болтают… Разведчики углубились в лес, стали осторожнее, к дороге подбирались по-пластунски, плавно раздвигая ветки. Снова тот самый ГАЗ-4, - он стоял посреди дороги, дверца кабины со стороны водителя была распахнута, за рулём развалился молодой дылда в полицейской форме, курил и зевал - ох уж эта служба, не бей лежачего! Кузов был пуст, впереди стояла длинная подвода, запряжённая парой лошадей, из повозки свисала солома, лежали тюки с вещами. Подводу тоже сопровождали полицейские - не меньше десятка собрались вместе, курили, смеялись, что-то подозрительно звякнуло - кривоногий малой склонился над телегой, что-то сделал, а когда разогнулся, физиономия его была блаженной и целиком довольной жизнью. Несколько человек рылись в телеге, развязывали мешки, трясли какими-то тряпками. «Как на базаре», - подумал Глеб. Сотрудники полиции носили одинаковую форму - повод для гордости. Двадцать дней район находился в оккупации - ничего удивительного, подобная мразь лезла из щелей отовсюду, где появлялись немцы; божилась в преданности Германии, совершала преступления против мирного населения. Разведчики терпеливо ждали, хотя яростно чесались руки. Рыхлый детина, с печатью образованности на щекастой физиономии - три класса церковно-приходской школы, взвалил на спину мешок, потащил к грузовику, хорошенько его раскрутил и запулил в кузов - процесс сопровождался возгласами одобрения. Половина компании расселась в грузовик; выхлопная труба выстрелила ядовитым выхлопом и машина покатила по дороге. Остались пятеро, их подвода была развернута в ту же сторону, полицаи никуда не спешили, они курили, обменивались впечатлениями о прожитом утре. Снова кто-то рылся в телеге, стал перебрасывать с тряпки, расправил цветастый женский платок, показал товарищам, - те одобрительно закивали. Засмеялся лупоглазый молодчик, показал большой палец. «Деревню ограбили, - догадался Шубин. - Там и заночевали». Командовал группой высокий, крепко сбитый тип с сединой в волосах, - он был среди них самый сдержанный, но веселиться подчиненным не запрещал, впрочем, время вышло; он посмотрел на часы и что-то негромко приказал. Полицаи неохотно поправили обмундирование, стали рассаживаться на подводе. Лупоглазый молодчик забрался на место возницы, стегнул кнутом: «А ну пошли, падлы ленивые!». Подвода со скрипом поволоклась по дороге; возница что-то посвистывал, лениво стегая лошадок. Полицаи валялись в соломе, курили немецкие сигареты. Утро выдалось сравнительно теплым, ветер и снежные осадки не беспокоили. Старший полицай сидел свесив ноги и болтал ими в такт движению. В отличие от подчинённых, нашивки он имел не только на рукаве, но и на вороте, белела нарукавная повязка со словом «полицай» крупными буквами ОД - служба порядка. Полицай зевнул, задумчиво уставился в небо… В этот момент его из дернули за ноги с повозки; предатель и опомниться не успел, как ударился головой о скрипящее колесо и тут же потерял сознание. Шубин схватил его за шиворот, сбросил в кювет; телега продолжала скрипеть; пассажиры, растянувшиеся в соломе, и ухом не повели. Второго выдернул из телеги сильный Курганов - полицай захрипел, смешно за дрыгал ногами; мощный удар в висок отправил гада в нокаут и он обессиленный тоже покатился в водосточную канаву. Такое уже не осталось незамеченным - подскочил белокурый парнишка, от страха открыл рот, в него и пришелся удар прикладом - пострадавший повалился без чувств. Выпрыгнул из телеги ещё один: белёсый, весь в бородавках, с узко посаженными глазками, собрался было пуститься наутек. Его догнал Вартанян, подставил ногу - полицай споткнулся, шлепнулся в грязь и ещё пару метров пропахал ее носом. Подбежал Кармерзы, дал прикладом по загривку, словно топором по берёзовой чурке - полицай икнул, подавился грязью. Ножами предателей родины не резали - Шубин запретил это делать, имелись кое-какие планы насчёт полицейского обмундирования. Трудно не заметить, что лошадки побежали резвее. Возница очень кстати обернулся; Резун дал ему кулаком в живот - возница выпучил глаза и загремел с подводы. Валентин схватил поводья, остановил лошадей. Кошкин и Кармерзы схватили полицая под руки, потащили в лес, там бросил за деревьями; последовал сильный удар, полностью выбивший из полицая дух. - Их даже трогать противно, - пожаловался Кошкин. - Словно слизняка какого-то давишь. - Как вы думаете, товарищ лейтенант, это не заразно? - засмеялась Настя, она не участвовала в нападении, стояла рядом, смотрела. - Быстрее! - поторапливал Глеб. – Не маячьте на дороге! Ещё два бесчувственных тела сбросили с повозки, поволокли в кусты. Резун натянул поводья - лошади повернули вправо, подтянули повозку в чащу. Только на поляне, в тридцати метрах от дороги, остановились отдышаться. Полицаев свалили в кучу, сели передохнуть. Лошади вели себя смирно, помахивали куцыми хвостами. Настя гладила их по кургузым мордам, что-то ласково говорила. Разведчики смотрели на нее с недоумением – баба точно ненормальная! Старшего полицая положили отдельно от прочих, он медленно приходил в себя. Кошкин извлёк из подводы цветастый платок, свернул в несколько раз замотал рот полицаю, тот изогнулся, выпучил глаза, в один из них Лёха и дал - глаз мгновенно заплыл - полицай потерял сознание. - Как он там? - покосился Глеб. - Вышел из строя! - не без удовольствия сообщил Кошкин. – Сломался то бишь, молчит в тряпочку. - Мужики, здесь куча добротной одежды в телеге, - сообщил Резун. - По мешкам рассовали, ну точно деревню обчистили. Ого, да тут и самогонки три здоровенные бутыли! - зазвенело стекло. - Хорошо затарились, сволочи. Хлеб тут, картошка, куры в мешке. Товарищ лейтенант, а этих куда? - Резун выбрался из подводы и кивнул на приходящих в сознание полицаев. - На опарышей пустим? - Да хоть на колёса намотайте! - сплюнул Шубин. - Только шкурки не повредите, пусть снимут. Полицаи умоляющее завыли все те же надоевшие отговорки: «Мы не хотели, нас заставили, при первой же возможности собирались перебежать к своим!». Они покорно раздевались под презрительными взглядами, просили не убивать, дать последний шанс, мялись в исподнем с босыми ногами, строили жалобные глаза. Шуметь не хотелось - их забили прикладами как скот, тех кто верещал - убивали в первую очередь. Настя продолжала гладить лошадей, иногда косилась на расправу, стискивала зубы. - До чего же тошно, - пожаловался Курганов. - Ведь были же когда-то наши люди, жили как все… - Ага, ты ещё назови это братоубийственной войной, - фыркнул Вартанян. - Сволочи они, подохли - туда и дорога. Горячий привет вам, граждане свободной России! И полицаи затихли – отмучались. Разведчики сели перекурить. Пришел в себя старшой, снова замолчал, выпучил глаза… - Дайте ему леща, товарищ лейтенант! - сказал Кошкин. – Все равно рядом стоите. Глеб опустился на корточки, сорвал с полицая платок, тот смотрел со страхом но в истерику не срывался, держал себя в руках. - Ну, вставай! - вздохнул Глеб. – Раздевайся, чего там, исподнее можешь не снимать. И давай без мольбы и стенаний, ты же взрослый дядя и не дурак к тому же - по глазам вижу. Не вздумай кричать, этим только себе навредишь. Полицай разделся, с обречённым видом опустил в землю глаза, обмундирование не бросал, складывал аккуратно, но явно не затем, чтобы понравиться - машинально это сделал - значит военный. Он выпрямил спину, посмотрел на разведчиков угрюмо, без всякой надежды. Предатель не был отмороженным, как его подчиненные - другого типа человек… - Зовут как? - спросил Глеб. - Чижов! - крепло отозвался субъект. - Виктор Павлович Чижов, 46 лет. - Звание? - Штабс-фельдфебель, если немцы не пошутили… - Не пошутили, - успокоил Шубин. - Немцы не шутят - не умеют. Поздравляю, ещё немного и стал бы лейтенантом! Прежнее звание? - Капитан, 216-ый механизированный корпус генерал-майора Бахмянина, командир комендантской роты. - Надо же, представитель комсостава и не расстрелянный! - удивился Глеб. - Значит хорошо прогнулся - лапки вверх, рассказал всё, что знал о наших силах и позициях! Можешь не объяснять и не оправдываться. Насолила советская власть? - Насолила! И мне насолила, и всем моим родным! - Как оказался в этой местности? - Я родом из Калязина… - Ах, вот оно что!.. И вся ваша банда оттуда? - Да, с утра ездили в Липки, был сигнал, сейчас возвращаемся в Калязино. - А те, на грузовой? - И они из Калязино, патрулируют район. - Ясно, а вы Липки обнесли. Ладно ещё, если не убили никого. Про совесть и стыд не спрашиваю, Чижов - чего нет, того нет. Но признайся, спишь спокойно? - Глупый ты парень, - Чижов презрительно скривился. - Да я в курсе, что такое глупость - это знать правду, видеть правду, но продолжать верить вранью! Ты не коммунистов предал, Чижов, не советскую власть, и не наши порядки, которые с детства ненавидишь. Ты людей предал, с которыми в одной стране жил! Ладно, это лирика… Говори, что знаешь, про самолёт и его пассажиров - сутки назад сел там, - Глеб мотнул головой. - Да ничего я не знаю. - Ты, падла, другим завирай! - зашипел Резун подставляя под нос полицаю увесистый кулак. - А то живо зарядим, сука продажная! Чижов невольно поёжился. Глеб уважительно покосился на подчиненного - откуда такое знание народной лексики? - Мы вас слушаем, Виктор Павлович, повествуйте. Вы пусть и не немец, но не последний человек в полиции, не расстраивайте нас. - Почему я должен вам что-то рассказывать? Всё равно убьёте… - Так умереть можно по разному! - справедливо заметил Курганов. - Вон две берёзки упругие - не хочешь между ними повиснуть господин полицай? Порвет как миленького, но будет больно и страшно, а пуля это так, раз и всё… - Разрешите сесть? - прохрипел Чижов. - Ей богу, ноги не держат. - Да, разумеется, как вам будет удобно, господин штабс-фельдфебель.