– Может быть, она встречалась с кем-то, отлучалась во время гастролей? – В рабочее время нет, если только вечером из гостиницы. Она очень ответственной была, все контролировала, за каждым присматривала. – Значит, ничего необычного вы не замечали? – уточнила я, а Маргарита задумалась и стала легко постукивать длинным ногтем по гипсовой конструкции на своей ноге. – Смотря что считать странным, – улыбнулась она наконец. – Мне интересны любые мелочи, – заверила я. – Ерунда, конечно, но последнее время труппа действительно зачастила туда с гастролями. Подозреваю, что дело в Петре Владимировиче, он у них в городе главный по культурной части. Шувалов, слышали? – Я больше по бескультурью, – развела я руками. – В общем, он всячески нам благоволил и звал чуть ли не каждый месяц. Я не особенно задумывалась об этом, но сейчас, когда вы спрашиваете, поняла, что причина могла быть в Лидии. – Почему? – С тех пор как она погибла, мы были там всего один раз. Причем, насколько я знаю, инициатива исходила от нашей администрации. – Допустим, – согласилась я. – Знаете, – продолжила Маргарита, глядя куда-то в сторону, – вспоминаю наши первые гастроли: был у них взаимный интерес друг к другу. Уж не знаю, деловой или личный, но они с удовольствием общались, хохотали. – Вы сказали: первые гастроли? – Да, потому что сейчас понимаю, что дальше они, наоборот, будто стали друг друга сторониться. – Но он продолжал приглашать вашу труппу? – Именно, – задумчиво кивнула Марго. – Что он за человек, можете рассказать? – Обычный чиновник, лет пятидесяти-шестидесяти. Обходительный, участливый. Честно говоря, мы больше с другими сотрудниками общались. Свет, музыка, страховки – сами понимаете. А вот администрация и чиновники – это как раз по части Лидии. – Конечно, – заверила я и кивнула на ногу. – Давно вы в гипсе? – Пять недель. Надеюсь, снимут дней через десять. Замучилась ужасно. – Но вы лихо передвигаетесь на одной ноге. – Я же эквилибристка. Баланс у меня в крови. – Сорвались? – Да, неудачно приземлилась. Бывает, – улыбнулась Марго. – Переломы для нас – дело обычное. Хорошо, что на тренировке это случилось. Хоть праздник людям не испортила. – Все для зрителя? – Конечно, я выросла в цирке. По-другому не умею. – Цирковая семья? – Самая настоящая, оба родителя тоже эквилибристы. Мы долго с совместным номером выступали. Теперь они уже на пенсии. Я поблагодарила хозяйку за беседу и направилась к выходу. Она ловко поскакала за мной. Я в очередной раз отметила, как она отличается от той Марго, что на афише. Удивительно, что Снежана, сотрудница администрации, больше похожа на артистку цирка, чем потомственная звезда эквилибристики. – Маргарита, а вы знакомы с цирковой семьей Трегубовых? Может быть, имя Ланселот вам о чем-то говорит? – решилась я задать вопрос, который мучал меня. – Нет, не вспомню. Они из наших? – Не знаю, – пожала я плечами, стоя на пороге. – Если придет в голову что-то еще насчет Лидии, звоните. Дома я долго лежала в кровати, не в силах заснуть. А что, если Маргарита и Ланс когда-то были знакомы? Просто ей он известен совсем под другим именем. Зная моего давнего приятеля, я нисколько бы этому не удивилась. В конце концов, и мне, когда я ребенком пришла в полицию, ничто не мешало назвать любое понравившееся имя. Возможно также, что мой друг детства самый настоящий цыган и все его рассказы о цирковом детстве – не больше чем выдумка для юных благодарных слушательниц вроде меня. Чем больше я об этом размышляла, тем сильнее мне хотелось докопаться до истины. Однако впереди была видна только черная дыра. – Знаешь, что такое роса? – задал он вопрос, крепко сжимая мою руку. – Осадки? – неуверенно произнесла я. – Роса – это символ бессмертия. – Как это? – удивилась я. Он опустился на мокрую траву и потянул меня за собой. Я села рядом и прислонилась спиной к забору. Небо начинало светлеть. – Девушки умывались розовой росой при свете утренней зари, чтобы обрести красоту, – тихо произнес Ланс. – То есть ты для этого меня сюда позвал? – обиделась я. – Ты и так прекрасна. Я хотел встретить с тобой рассвет. Знаешь, что Добрыня Никитич регулярно катался по утренней росе? – Только не говори, что из росы вся его сила взялась и ты тоже повторяешь этот трюк. – Нет, Тайна, нам с тобой роса не нужна. Мы и так бессмертны. – Почему? – вскинула я брови. – Мы будем жить, пока живы наши воспоминания об этом утре. Обещай вспоминать этот момент. – Ты говоришь так, будто прощаешься, – возмутилась я, а он только крепче сжал мою руку. Вскоре макушки деревьев плавно превратились из черных в бурые, а затем и вовсе в серые. Когда первые лучи солнца упали на кроны, можно было уже разглядеть мельчайшие листики на них. Самая же красота была вокруг нас – крупные сверкающие капли на траве, утренняя роса. Мне хотелось разглядеть и запомнить каждую из них. Эта – крупная и круглая, как горошина, а эта продолговатая вот-вот сорвется на землю. Я попыталась поднять руку, чтобы потрогать травинку с прозрачной невесомой каплей, но тело не слушалось. Сон, с которым я так усердно боролась той ночью, оказался сильнее. Проснулась я оттого, что правая рука затекла. Я посмотрела на часы, было всего шесть утра. Поворочалась немного, поняла, что сон не идет, и отправилась в кухню. Там я устроилась на подоконнике, завернувшись в клетчатый плед. Я постаралась сосредоточиться на расследовании. Что связывало Лидию Лысенко и Петра Шувалова? Он вполне мог быть ее братом. При встрече Евгения сказала, что кроме Лидии родственников у нее не осталось. Возможно, любвеобильный отец этих двух дам имел на стороне еще кого-то? Но уж очень много плодов грешной любви на одно семейство получается. Если предположить, что это так и дело в неких семейных дрязгах или деньгах, может ли Евгения стать следующей жертвой? Не исключено, что выводы Маргариты вообще ни о чем не говорят и частые гастроли в соседний областной центр вообще никак с Лидией не связаны. Своего цирка там нет, а Петр может быть большим поклонником циркового искусства. Внезапно пропавший интерес к труппе легко объяснить тем, что человек банально пресытился. В конце концов, когда в детдоме к нам приезжали благодетели со сладостями, несколько дней мы их радостно ели, а потом начинало подташнивать даже от самых любимых конфет. К тому же хоть Шувалов и главный по культуре, все равно отчитывается перед мэрией. А там могут быть совсем другие представления об искусстве и растрате бюджетных средств. В любом случае следовало узнать побольше о Петре Владимировиче. Я было потянулась к телефону с целью озадачить Субботкина, но вовремя остановилась. Будить его мне совершенно не хотелось. Вместо этого я начала собираться на встречу с Софьей, коллегой погибшей Людмилы. В восемь двадцать я уже была у клуба «Роксэн». Настроилась на длительное ожидание, но Селиванов, к моему удивлению, явился вовремя. Мы немного побродили туда-сюда, разыскивая вход. Наконец во дворе мы нашли неприметную дверь без вывески, и Антон нажал кнопку домофона. Нам открыл мужчина сурового вида и устрашающего телосложения. Селиванов протянул ему удостоверение, я последовала примеру коллеги. Амбал не особенно заинтересовался нашими «корочками», но внутрь пропустил. – Как ты договорился? – удивилась я, когда охранник проводил нас к креслам недалеко от входа. В какой-то момент я даже испугалась, что фейс-контроль мы не пройдем. – Не переживай, с нужными людьми все заранее оговорено, – важно ответил Селиванов и даже немного раскраснелся. – Антон Борисович? Здравствуйте! – Мы дружно повернули головы в сторону женщины, которая приблизилась к нам совершенно бесшумно. Должно быть, здесь специально обучают быть незаметными. – Проходите за мной. Софья – невысокая крепкая женщина в униформе серого цвета – повела нас через длинный коридор с множеством дверей. В каждой имелось небольшое задвинутое окошко, отчего обстановка напоминала тюремную. Однако дизайнерский кафель на полу и дорогая отделка коридора говорили о совсем ином предназначении. Из коридора мы попали в просторный зал с кожаными креслами и диванами, тремя небольшими сценами и длинной барной стойкой. Софья включила свет, чтобы мы могли пересечь помещение, не споткнувшись в полутьме. Я обратила внимание на очень дорогие напитки на стеллаже за баром и роскошную посуду. Женщина открыла одну из дверей в дальнем конце помещения, и мы попали в комнату, которую я бы легко могла принять за переговорную. Если бы мне показали ее в отрыве от всего остального, разумеется. – Софья, это Татьяна, моя коллега, – представил меня Антон, когда мы уселись за роскошным дубовым столом. – Мы занимаемся расследованием дела Милы Светловой. – Дела? Это что же, ее убили? – Женщина несколько раз провела обеими руками по голове, убирая каштановые пряди от лица. – Мы обязаны убедиться, что ее смерть была естественной. – Но разве у вас там не режут, чтобы это проверить? – Режут, – кивнул Антон. – И в случае появления сомнений общаются с окружением жертвы. Вдруг кто-то знает детали, которые могут следствию помочь. – Вот это да… – растерялась Софья. – Как же так? Кому нужно было убивать ее? – В этом мы и пытаемся разобраться, – заверила я. – Для начала расскажите об этом заведении и ваших обязанностях. – Тщательно убирать, не отсвечивать и не болтать лишнего – вот и все наши обязанности, – пожала плечами Софья. – Даже если речь идет об убийстве? – сурово спросил Селиванов. – Не выносить сор из избы. Тут, конечно, всякое бывает, но не убийства. Такое точно ни я, ни Мила покрывать не стали бы. – Что же здесь происходит? Можно в общих чертах, – вкрадчиво попросила я.