– Куда? Куда? Куда? А тот, сидящий в клетке, осыпал их проклятьями, приказывая немедленно умолкнуть. – Вы что, хотите, чтобы вас сцапали, как тех, других? Он же вас передавит, как мух! Уймитесь, слышите? Если в это дело впутаются собаки, вам конец. Да прекратите вы или нет?! Патару и Лалуэту уже казалось, что наверху лестницы сверкают жуткие клыки, поэтому оба метнулись в противоположный конец подвала прямо к прутьям решетки, за которой помещался узник. Они умоляли этого несчастного спасти их, издавали хриплое мычание, лепетали бессвязные слова. Они даже завидовали этому человеку в клетке! А тот вцепился им в реденькие волосы и прижал их головы к прутьям, настаивая на своем: – Заткнитесь! Мы спасемся все втроем! Да слушайте же! Собаки! Слышите? Этот скот уводит их! Под ним дрожит земля, но он ни о чем не догадывается. Чудовище! О, какой идиот! Вам повезло! – И он зашептал им: – Шевелитесь быстрее! Вон там, в ящике стола, ключ! Бегом! Лалуэт и Патар одновременно бросились к столу и стали лихорадочно рыться в ящике трясущимися руками. – Ключ! – хрипел узник. – Надо открыть дверь, пока собаки на цепи. Нужно успеть воспользоваться! – Но где ключ? Куда он подевался? – восклицали двое несчастных, напрасно вороша содержимое ящика. – Давайте же! Ключ от лестницы ведет во двор. Быстро! Ищите! Великан всегда кладет его туда, когда приносит мне еду. – Здесь нет никакого ключа! – Значит, великан взял его. Скотина! Тихо! Да не дергайтесь вы! А-а! Вот и они! Спускаются! Сейчас под великаном заскрипит лестница… Лалуэт и Патар дважды крутанулись вокруг себя, готовые залезть под диван, в шкаф – куда угодно, лишь бы спрятаться. – Эй! Да не теряйте вы головы, – прошептал узник, – или мы пропали! Смотрите, вон там, в топке, в печи… Туда! Туда! С каждой стороны! И не шевелитесь, иначе я ни за что не ручаюсь! Он сейчас пойдет ужинать, но если заметит вас, то прихлопнет, как мух. Бедненькие мои господа… Хорошенькие господа… Как мух! Как мух! Глава XVI. Собственными ушами Почти в состоянии агонии господа Патар и Лалуэт кое-как влезли в большую лабораторную печь и замерли там – каждый в своем углу. Они очутились в кромешной тьме и ничего не видели. Все, что им оставалось в этой жизни, – положиться на свой слух. Все, что их сейчас связывало с жизнью, – собственные уши. Сначала они услышали спускавшегося по лестнице великана Тоби, недовольно ворчавшего: – Опять вы не закрыли люк, хозяин. Рано или поздно не доведет это до добра, вот увидите. Его ужасающая поступь раздалась так близко, что не составило труда догадаться: он вплотную приблизился к клетке, точнее – к решетке из металлических прутьев, за которой сидел человек. – Дэдэ, небось, своего не упустил, орал, как оглашенный. Ты ведь вопил, Дэдэ? – Разумеется, он орал, – прозвучал фальцет г-на Лустало. – Я сам слышал, когда сажал Ахилла на цепь у большого дуба. Хорошо, что в это время в округе никого нет. – Поди-ка знай наверняка! А вдруг к вам приедет кто-нибудь, как в тот вечер? Надо всегда люк затворять – так оно спокойнее. Крышка-то войлоком обита – все звуки приглушает. – Помолчи уж, старый дурак! Если бы ты не забыл запереть ворота, собаки не удрали бы. Сам ведь усвоил: они возвращаются только на мой голос. А люк… Да, я не запер его – совсем из головы вылетело! – Так ты орал, Дэдэ? – повторил свой вопрос великан, но не получил ответа: человек за решеткой не подавал признаков жизни. Тоби, однако, это не смутило, и он возобновил разговор с хозяином: – С собаками нынче что-то неладное творится. Еле на цепь посадили. А когда вернулись, я думал, они весь дом сожрут. В тот вечер они вели себя точно так же… – В какой тот вечер? Ты о чем? – Ну, когда мы обнаружили здесь тех троих господ – прямо перед клеткой Дэдэ. – Не понимаю, что тут общего? – В тот вечер собаки тоже удрали, бегать за ними пришлось… – Никогда больше не напоминай мне про тот вечер, Тоби, – с напускной строгостью, но как-то неуверенно произнес Лустало. – В тот вечер я, грешник, еще подумал: быть беде! И Дэдэ кричал, болтал тут всякое… Верно, Дэдэ? – Ответа не последовало, и великан пробубнил: – С ними ведь беда и приключилась – правда, попозже. Но чутье меня не обмануло – они померли. – Да, они умерли. – Все трое. – Все трое, – как зловещее эхо, повторил надтреснутый голос Лустало. – Ведь словно по заказу, а? – хмыкнул великан. Лустало промолчал, но что-то вроде вздоха пронеслось над его головой, пока они с великаном, судя по звяканью инструментов, готовились к какому-то новому эксперименту. – Тоби, ты слышишь? – внезапно насторожился Лустало. – Что это за звук? – Это ты, Дэдэ? – спросил великан. – Да, я, – ответил голос из-за решетки. – Заболел, что ли? – спохватился Лустало. – Ну-ка, Тоби, посмотри, что с ним. Может, захворал? Кричал так, что наверняка надорвал себе грудь. Или ты голоден, Дэдэ? Отвечай! – Держите, – отозвался голос из-за решетки. – Вот вам ваша формула! Полностью. Накормите меня теперь – я заработал себе еду. – Забери у него формулу, – приказал Лустало великану, – и дай ему похлебки. – Посмотрите сначала, устраивает ли вас эта формула. Сами же приучили меня не вкушать хлеб даром. Послышались шаги великана, потом шуршание бумаги, которую узник, вероятно, просовывал сквозь прутья. Наступила тишина, в которой великий Лустало, конечно же, изучал формулу. – О! Вот даже как! – воскликнул он наконец тоном нескрываемого восхищения. – Потрясающе! Просто потрясающе, Дэдэ! Но ты не говорил мне, что работаешь над этим. Я и не знал… – Я только над этим и тружусь вот уже девять дней и девять ночей. Слышите? Дней и ночей! Но мне это удалось! – О да, удалось! – глубоко вздохнул Лустало и прибавил: – Какой гений! – Еще что-нибудь выдумал? – усмехнулся Тоби. – Да-да, выдумал. Открыл! И не только открыл, но и заключил в прекрасную формулу! Тут Лустало и Тоби перешли на шепот, и даже если бы у сидящих в печи нашлись силы слушать, то все равно ничего нельзя было разобрать из того, о чем говорили Лустало с великаном. Опять раздался скрипучий голос академика: – Но это же настоящая алхимия, мой мальчик! Твое открытие – это ведь что-то вроде трансмутации металлов[45]! Ты уверен в результатах опыта, Дэдэ? – Да. Я повторил его три раза с хлористым калием. Каково, а? Больше никто не скажет, что материя необратима! Это нечто совершенно иное – новый ионизированный калий, не имеющий ничего общего с известным калием. И я этого добился! – Даже относительно хлора? – Вот именно! – Черт побери! – вырвалось у Лустало, и, вновь посовещавшись с Тоби, светило науки спросил: – Чего ты хочешь за свои труды, Дэдэ? – Варенья и стакан вина. – Ладно. Сегодня вечером дай ему стаканчик вина, – приказал великий Лустало великану. – Вреда не будет. Внезапно относительное спокойствие, утвердившееся за это время в подвале, нарушилось самым неистовым образом. Дэдэ разбушевался и изверг из себя целый шквал ярости, воплей и проклятий. Разразилась настоящая подземная гроза! Г-н Лалуэт и г-н Патар едва успели сдержать на своих пересохших губах крик ужаса. Они слышали, чувствовали, как узник диким зверем бросается на прутья своей клетки. – Убийцы! – рычал он. – Убийцы! Подлые душегубы! Вор Лустало! Гнусный тюремщик, мучитель моего гения! Чудовище, я дал тебе славу, а ты платишь за это коркой хлеба! Тебя, злодея, накажут! Слышишь, ничтожество? Бог тебя покарает! О твоих преступлениях станет известно всему миру! О! Пусть они поскорее приходят, эти люди, которые меня освободят! Всех не убьешь! Я протащу тебя, как вонючую падаль! На крюке мясника! За шкирку! Изверг! За шкирку! – Хватит! Заставь его замолчать, Тоби! – прохрипел Лустало. Раздался скрип металлической двери. – Замолчи! – Нет, не замолчу! За шкирку! За шкирку! Нет! Только не это! На помощь! Помогите! Помогите! Да! Да! Замолчу! Нет! За шкирку! Чтоб все на тебя плевали! Замолчу! Опять лязг решетки, скрип петель. И вскоре в подвале стало тихо, доносились лишь слабые всхлипывания и поскуливания, словно кто-то засыпает после припадка бешенства… или умирает.