Черные состриженные волосы заполнили почти всю мусорницу, стоявшую в ванной. Создавалось впечатление, будто туда забрался какой-то мохнатый зверек и умер. Она изучающе оглядела свое отражение в зеркале, провела ладонью сбоку головы. Похожая прическа была у девушки, работавшей в магазине шоколада, — со сбритыми волосами с одной стороны и полудлинными с другой. Казалось, ей целую вечность придется отскребать въевшуюся в кожу и под ногти грязь, но, учитывая, какой чистенькой и свежей выглядела особа в зеркале, это того стоило. Внезапно Стар нахмурилась, вглядываясь в свое отражение. Оно было настолько ей знакомым, что девочка невольно вонзила в ладони кончики ногтей. Она похожа была на своего отца. Вовсе не чертами лица — хотя ей и казалось, что у нее отцовский нос. Возможно. С годами такие подробности успели забыться. На отца она походила натянутой кожей на проступивших скулах, тусклыми глазами и синевой под ними от постоянного недосыпа. Таким запомнился девочке ее отец. Изможденным, потускневшим… и постоянно находившимся под кайфом. Глаза у нее защипало от слез. Когда у отца впервые случилась передозировка, ей было семь лет. И как бы ни хотелось ей это забыть, память о том дне никак не стиралась в памяти. Ей казалось, что, стоит ей обернуться — и она увидит отца, простершегося на полу ванной, с лужей блевотины под бледной щекой. Стар крепко зажмурила глаза, пытаясь отделаться от этих воспоминаний, но они все равно упрямо прорастали, окрашивая ее сознание мрачными образами, которые она предпочла бы забыть. Когда она не смогла разбудить отца, то постучалась в дверь к соседу, мистеру Ахмеду, и вместе с ней он сидел потом в коридоре, сложив под собою длинные ноги, как жираф, пока не приехала «Скорая». Говорил он очень мало, и все же его стоическое присутствие действовало на девочку успокаивающе, притом что, как помнила Стар, ее так ужасно трясло, что она не способна была даже говорить. В больнице Стар пристроилась недалеко от отцовской койки, где он лежал с закрытыми глазами, окруженный трубками и подключенный к каким-то аппаратам. Она села на пластмассовый стул по другую сторону палаты, потому что не хотела лишний раз ходить возле него. Единственной обувью, которая у нее имелась на тот момент, были розовые кроссовки с «Дорой-следопытом»[1]. Они были настолько грязными, что на фоне блестящего чистотой линолеума казались аж коричневыми. И от этого щеки у Стар запылали. Пока аппараты пикали и испускали какие-то пронзительные сигналы, девочка, смочив слюной палец, пыталась оттереть с белой резиновой подошвы черное пятно. Тогда впервые Стар довелось испытать чувство стыда. Немного позже медсестра отвела девочку в комнату ожидания и усадила ее в кресло напротив полицейского в форме: — Этот любезный дяденька-офицер предложил посидеть с тобой, пока не прибудут из органов опеки. Полицейский улыбнулся, и вокруг глаз у него разбежались морщинки. — Я слышал, детка, у тебя нелегкое выдалось утро? — спросил он, подходя к ней, и Стар заметила, что при движении его лицо как будто искажается от боли. Отец Стар никогда не отзывался хорошо о полицейских, а потому девочка знала, что ей лучше помолчать. — Стесняешься? — продолжал офицер. — Понимаю. Ты вообще умница, что не доверяешь чужим. Но посмотри-ка сюда, — указал он на свой значок, на золотую пятиконечную звезду, приколотую к темно-зеленой рубашке, — это означает, что я хороший, что мне можно доверять. Пошевелившись на сиденье, он испустил негромкий стон. Стар в те годы уже знала, как звучит боль. — У вас что-то болит? — спросила она. — Потому-то я и здесь, малышка. Но ничего такого, что не могли бы вылечить врачи. Как, впрочем, и с твоим папой. Я слышал, они говорили, с ним все будет в порядке. Стар пожала плечами, не отрывая глаз от значка, водя взглядом вдоль каждого лучика звезды. — Тебе нравится мой значок? — Это звезда. Он тихо усмехнулся: — Ну да, без всяких сомнений. Девочка избегала смотреть ему в глаза, но голос у полицейского был добрым и печальным, и от этого ей захотелось чем-нибудь с ним поделиться. — Меня зовут Стар, — сообщила она. — Такое имя уж точно не часто встретишь. Не поднимая глаз, Стар увидела, что он протягивает ей ладонь: — А я — Бен. В тот раз отцу довольно быстро стало лучше, и органы опеки не забрали у него девочку. Вспоминая все то, что случилось впоследствии, Стар даже пожалела, что они этого не сделали. Все бы тогда, возможно, сложилось совсем по-другому. Стар пустила в умывальнике холодную воду, немного поплескала в лицо и энергично вытерла полотенцем, отчего щеки сразу порозовели. Последний раз она видела свое отражение еще зимой, когда из-за мороза вынуждена была спать в ночлежке. Если вспомнить, то, пожалуй, это был к тому же и последний раз, когда она принимала душ. Стар провела ладонью до плеча, ощущая мягкую кожу руки, вдохнула чудесный запах мыла и просияла. Как все же хорошо быть чистой! От кучки ее одежды исходил кислый запах застарелого сыра. Девочка взглянула на это тряпье и сморщила нос. Джесс была права, от нее и в самом деле сильно воняло. Стар задумалась, какой у нее есть выбор. Ей не хотелось надевать обратно эти отвратительные тряпки — но и уж точно она не собиралась выходить из ванной в одном лишь полотенце. В дверь ванной что-то тихонько брякнуло, и Стар завернулась в полотенце потуже. Сердце бешено заколотилось. Она, конечно же, заперла дверь ванной — но тем не менее… На полу под дверью лежала желтая квадратная записка, слегка намокшая по краю. «Платье можешь забрать себе». — Какое еще платье? — вслух удивилась Стар и, перевернув листочек, прочитала: «То, что висит на двери снаружи». Стар заколебалась. Что она, собственно, знает о Люси? Ничего — кроме того, что старушка живет в этом маленьком городке в горах, в большом и странном доме. Девочке вспомнилась записка, которую передала ей Джесс. Люси явно кое-что знала о ней. Но откуда? А еще эта Джесс… Поначалу Стар решила, что она внучка Люси, — но эта женщина вела себя скорее как экономка. Да и вообще Джесс вписывалась в этот городок не больше, чем Стар. Девочка чуточку приоткрыла дверь. Снаружи, на хрустальной дверной ручке висело на плечиках желтое платье, зачехленное прозрачным пластиковым пакетом. На полу под ним стояли добротные «мартинсы». Стар протянула руку из приоткрытой щели, быстро схватила платье и ботинки, втянула в ванную и тут же заперла замок. К пакету была прилеплена еще одна записка: «Свою одежду сложи у двери в ванную. Джесс тебе ее перестирает». Стар с сомнением поглядела на кучу своего тряпья. Впрочем, что такого страшного может случиться? Если даже Джесс сопрет ее одежду, она всегда может обменять это платье в секонд-хенде на что-нибудь получше. А потому Стар, пожав плечами, выпихнула ногой свои обноски в коридор, а поверх кучи положила записку Люси. В планах у нее на данный момент было переодеться в чистое и съесть столько пищи, сколько ей здесь вообще предложат. Ну, может быть, еще остаться на ночь. И относиться к Люси, к Джесс и в целом к Пайн-Лейку как к разовому приюту на ночь, не более того. С того момента, как она попала в этот дом, Стар заметила уже с десяток явно дорогих, антикварных вещиц. Она могла бы прибрать себе одну-другую — старушенция этого даже не заметит. Это во много раз компенсирует те деньги, что отнял у нее Шред. Внутри пакета с платьем лежала новенькая упаковка нижнего белья со спортивным бюстгальтером, новые носки, а также зубная щетка, зубная паста и флоссы. Люси явно не сомневалась, что Стар примет ее приглашение. Девочка провела пальцем по плотной ткани платья. Новой одежды у Стар не было, наверное, лет с пяти, когда ей купили платье на Пасху. Только у того были бантики и кружева весенних оттенков — нежно-зеленого и розового, и мама тоже надела платье в соответствующих тонах. Стар хорошо это запомнила, потому что, когда ела шоколадного зайчика из своей корзинки, случайно мазнула шоколадом юбку. Вместо того чтобы на нее рассердиться, мама рассмеялась и, насколько сумела, стерла с новенького платья пятно, а потом обняла девочку и сказала: «Да уж, этот бестолковый кролик должен был оставить тебе еще и салфетку». Стар отчаянно заморгала, не давая навернуться слезам, и натянула через голову платье, подаренное ей Люси. В отличие от того, пасхального, это было совершенно простое, без малейших прикрас. Стар застегнула сбоку молнию — оно село на ней просто идеально. Затем она подобрала с раковины свой камешек, лежавший там рядом с посланием от Люси, и сунула то и другое в носок. Камень показался ей холодным и тяжелым — но это была сейчас единственная вещь, которая ощущалась девочкой как нечто привычное и свое. Глава 8. Джесс Джесс вылила остатки чая в чашку Люси, и та сделала осторожный глоток. — Хотите, заварю еще? — спросила Джесс, потянувшись за своим чаем. — И так замечательно, — покачала головой старуха, уверенно удерживая в руке чашку. — Девочка все равно к нам скоро спустится. — Стар. — Верно, — улыбнулась Люси. — Стар. Какое чудесное имя. — Очень может быть, это ее уличное прозвище, — предположила Джесс. — Но тем не менее красивое. — Люси пристально, подняв брови, воззрилась на нее над ободком чашки. В этот момент Стар вошла в гостиную, и Джесс даже ахнула, пролив на себя уже остывший чай. — Ну-ну… — тихо пробормотала Люси. Джесс стала вытирать джинсы тканевой салфеткой, пытаясь скрыть свое изумление от столь эффектного преображения Стар. Ее буйное облако черных волос исчезло напрочь, коротко, под машинку, состриженное по бокам, так что из-под оставшихся коротких волосков проглядывала розовая кожа. Наверху головы девочка оставила пряди подлиннее, зачесав их налево, так что их кончики касались краешка уха. Надето на ней было горчично-желтое мини-платье в стиле семидесятых, странным образом освежавшее ее суровую прическу. Этакий подростковый панк-гламур. Глядя на нее, Джесс смягчилась: без своего великоразмерного тряпья и тучи волос Стар показалась ей даже еще миниатюрнее, чем прежде. Однако, войдя в гостиную, девочка застыла на месте, вскинув подбородок и балансируя на подушечках ступней, словно готовая в любой момент развернуться и выпорхнуть из комнаты. — Платье было на двери, — сказала она. — Оно замечательно на тебе смотрится, — одобрительно покивала Люси. — Садись. Стар чуть ли не на цыпочках прошла к креслу напротив Люси и Джесс и села, подсунув кисти рук под бедра. Ее ноги едва касались пола. У Джесс от слез защипало глаза. Эта девочка извлекла из недр ее памяти очень грустные воспоминания. — Семьи у тебя нет, верно я полагаю? — спросила Люси, напряженно глядя на Стар, словно пыталась решить какой-то сложный кроссворд. — Ты совершенно одинока. Сирота. Маленькая сиротка Стар. — Люси… — с тихим укором произнесла Джесс, искренне дивясь этим издевательским словам старухи. Стар в ответ сдвинула брови: — Ну и что с того? Джесс вперила взгляд себе в ладони. Стар выглядела хрупкой и уязвимой — но с твердой и прочной защитной оболочкой. Как Шанс. Джесс любила его всем существом, однако далеко не всегда готова была обеспечить его всем тем, чего он, несомненно, заслуживал. Изо дня в день они перебивались с деньгами как могли, и бывали времена, когда еду им составляли только рис да бобы или когда им приходилось спать в двух парах носков и в зимней куртке, потому что Джесс не могла позволить себе расходы за отопление. Но Шанс никогда и ни на что не сетовал… У Джесс перехватило горло, и она резко вскочила на ноги. Ей не следовало бы покидать гостиную, однако сейчас ей просто необходимо было срочно убежать отсюда.