— И этот план, конечно же, мне не понравится? — Это принципиально важно? — Да не особо, — стягивая на ходу куртку тяжко вздыхает она. — Давай, выкладывай, что опять удумал твой воспалённый мозг. Послушно выкладываю, пока та переобувается в раздевалке. Пытается переобуться, во всяком случае, но спотыкается, путаясь в каблуках. — Ты нормальная, да? — присвистывает Рита. — И как ты себе это представляешь? Нас и так кукукнутыми считают. Тебя особенно, но я тоже под раздачу попадаю. Отмахиваюсь, мало заботясь о таких мелочах. Уж чему меня научил папа, кроме того, что из пельменей с сосисками получается обалденный супчик, так это уважать себя и не растрачивать попусту нервные клетки на тех, чьё мнение в принципе никто не спрашивал. Прислушиваться нужно только к тем, кто действительно важен. — Так ты со мной? У Ритки такой вид, будто я сморозила полную ахинею. — Само собой. Отлично. Просто в одиночку чудить реально… ну, некомфортно. Ни ей, ни мне. У нас с самого начала повелось, что какой бы кипиш не творился, мы всегда варимся в нём вместе. Даже если ссоримся, что тоже случается. Правда обеих надолго дуться не хватает. Через сутки, максимум, двое мы уже ломимся друг дружке в двери с короночкой: "Леопольд, выходи. Выходи подлый трус. Гулять пойдём". Так что с поддержкой я готова на любые неадекватности. В том числе и врываться в спортзал в разгар урока, чтобы… помацать пацанов. — Бойко, Долгорукая, вы опять? — недовольно бурчит Васильевич, наш физрук. Хороший мужик. Наверное один из лучших в нашей школе. Его все любят и уважают, по меньшей мере, за то, что он уважает учеников в ответ. Где надо пойдёт на уступки, если необходимо и поблажку даст, но главное, общается с подростками на равных. Не затаптывая личность, как любят это делать преподаватели старой закалки. — Простите, — милейше улыбается ему Рита, светя ямочками. — Это займёт не больше минуты. Вопрос жизни и смерти. — Вопрос жизни и смерти не терпит перемены? — Нет, конечно, — даю знак, чтоб поддельница начинала с противоположной части спортзала. — Они же потом все разбегутся. Игнорируя обалдевшие лица торопливо, но внимательно принимаюсь бегать от парня к парню, вглядываясь в их руки. В прямом смысле. Где надо — беспардонно выворачиваю, задираю и щупаю. Девки открыто ржут, пацаны тоже сильно не шифруются, но мне пофиг — я слишком сосредоточена, выискивая любой намёк на шрам. Вчера в переписке "N", когда тема зашла о битых пальцах и поломанных конечностях, ненароком обмолвился, что где-то с год назад неудачно прилёг на арматуру в какой-то заброшке. Так неудачно, что пришлось накладывать швы. На и без того вывихнутую руку. И вот тогда меня осенило — швы подразумевают рану настолько глубокую, что по определению должен остаться шрам. Идеальная зацепка, которая сдаст мою таинственную Золушку с потрохами. А когда лучше всего провернуть задуманное, как не на физкультуре? Когда все в сборе и в футболках. Поэтому Васильевич сильно и не бухтит, с утра уже стал свидетелем первой волны бабской невменяемости. Понятно, что шалость эта рассчитана исключительно на удачу и основана на шаткой логике, собранной из уже имеющихся у меня сведений. "N" немногим старше меня, значит либо второгодник, что вряд ли, либо тоже из выпускного класса. А значит, проверить надо наших пацанов и из параллели. Наших я уже облапала на первом уроке во время всё той же физры, на очереди остались "Б-эшки". Хорошо что у нас всего два одиннадцатых. Действуем с Ритой так лихо, словно только этим и занимаемся в свободное время. Один, второй, третий. Всё молниеносно и чётко. Если кто начинает возбухать — строго шикаем, смешки игнорируем, пытающихся сопротивляться одёргиваем. — И что вы пытаетесь найти? — когда доходит очередь Вадима, который по иронии судьбы, достаётся мне, он не только не противится, но и для удобства вытягивает кисти вперёд ладонями вверх. — Скажи, я помогу. — Проверяем реакцию Манту, — отвечаю первую прошедшую в голову ересь. — Секретное спецпоручение от медсестры. Все подробности засекречены. — Ты странная, знаешь? — по-доброму улыбается Чернышевский. — Ага. Мне говорили. — Но это мило. Так что насчёт сходить куда-нибудь после школы? Блин. Снова-здорова? — Не могу. У меня репетиция. — Была ж вчера. Была вчера. Верно. Но нужна же отмазка. — Пере… несли… — растерянно замираю находя то, что искала. Бледную небольшую полосу чуть выше локтя. Да ладно??? Вот ведь ирония. Нервозно сглатываю образовавшийся в горле ком. — Откуда у тебя шрам? — Узнаешь, если согласишься прогуляться. — Девушки, закончили? Позволите продолжить? — напоминает о себе физрук. — Агась, уже отчаливаем, — к нам подлетает Рита, утягивая меня к выходу. Приходится постараться, потому что ноги мои слишком крепко приросли к полу. — Пошли-и-и давай, — выпихивают меня из зала, для ускорения подгоняя пинками в спину. — Чего оцепенела? — Я нашла. Это он. — Кто? — Чернышевский. — А может и нет. Шевченко Сеню помнишь? — Конечно. Правда не прям чтоб очень хорошо. Арсений в целом человек не особо общительный. Больше сам по себе. Но умный. Мы с ним на одну олимпиаду по литературе в девятом классе ездили. Где он меня обскакал. Меня. А я в литературе профи! — У него тоже на запястье есть шрам, — окончательно загоняет меня в угол подруга. О, как. Значит, Вадик ещё может оказаться и ни причём. От понимания этого испытываю некоторое облегчение. Почему-то. Однако вопрос остаётся открытым: у нас теперь два потенциальных подозреваемых. Так с кем из них я уже почти неделю переписываюсь? Вадик и Арсений. Круг подозреваемых значительно сузился. Да. Это, конечно, могут оказаться вообще не они в конечном итоге, но сейчас, по крайней мере, хотя бы понятно в какую сторону двигаться. Правда опять же, "N" говорил про тренировки, но Шевченко к волейбольной команде никаким образом не относится, а значит всё снова упирается в Чернышевского. Хотя папа верно заметил, когда я вечером рассказала ему о результатах своего маленького безумного "расследования", что речь ведь может идти и не о волейболе. Это же исключительно предположение, а там кто знает, может Арсений фехтованием занимается на досуге? Йогу нашу с Ритой тоже можно тренировкой обозвать. С натяжкой, но можно. Короче, надо зондировать почву и всё разнюхать. Очень тактично и осторожно. Именно поэтому на следующий день я выслеживаю на перемене одиноко кукующего Арсения. Сидит в коридоре на низком подоконнике, который давно уже все воспринимают как дополнительные лавочки и что-то скрупулёзно рисует в блокноте на крупных пружинах. Очень сосредоточено, чуть сгорбившись, напрочь игнорируя все хиханьки и хаханьки в ближайшем радиусе. Плюхаюсь бесцеремонно рядом. — Дратуте. Ооо, — замечаю рисунок в стиле комикса во весь разворот. Разделённые на окошки сценки, какое-то чудо-юдо с волчьей пастью на теле человека, бегущие в панике люди и коронные "ОМГ" и "АРГХ" большими буквами для передачи настроениями. Такая качественная прорисовка. Даже убывающая луна не просто луна, а со множеством вкраплений и полутеней. Дай ей цвет и вообще словно настоящая будет. — Как круто, — забываю про вежливость, отнимая у него блокнот и с интересом листая исписанные страницы. А их немало. Целый сюжет. — Очень-очень круто! А почему оборотень нападает не в полнолуние? Они же по закону жанра обращаются только в это время. — Потому что это не оборотень! — Арсений сердито отбирает своё добро, небрежно заталкивая его в рюкзак. — Никогда не слышала, что совать нос в чужие вещи невежливо? — Что-то такое слышала. Прости, — миролюбиво вскидываю руки ладошками вверх. — Но это реально красиво. Тебе надо в иллюстраторы идти. — Сам разберусь, — Шевченко с гулом от напольного покрытия спрыгивает на пол. Худой, невысокий, с шапкой пшеничных густых волос, зато для такой комплекции необычайно широкоплечий. Свитер прям заметно тянет в плечах, а вот ниже болтается как мешок. Непросто, наверное, выбирать ему одежду. — Эй, ну не злись. Я девочка любопытная, ничего не могу с этим поделать. Мой моторчик в секретном местечке работает быстрее чем мозги, — хлопаю невинно глазками, переводя конечности в режим "молитвы". Ещё и губы жалостливо бантиком вытягиваю. Чтоб наверняка. Арсюша смотрит на меня внимательно с несколько следующих секунд, после чего кивком смахивает лезущую в глаза чёлку и закидывает одну из лямок рюкзака на плечо. — Чего хотела? Такой тяжёлый у него вырывается вздох, но голос уже мягче. Ага. Интроверт потихоньку меняет гнев на если не милость, то подобие терпимости. — Да ничего. Поболтать вот решила немножко, — сдабриваю всё милейшей улыбочкой. — А то столько лет проучились вместе и совсем друг о дружке не знаем ничего. — И что, твой интерес вот совсем никак не связан с недавним досмотром? — Нет, ты что! — замечаю его скептический взгляд. — Ну может чуть-чуть… — Ты странная. — Но в очаровательной манере? — Нет. Просто странная, — выносит неутешительный вердикт Арсений и оставляет меня одну. Нет, вы видали? Ушёл, зараза такая. Хм, мда. Попытка наладить контакт с треском провалилась. Молчунов непросто расшевелить, ну да ладно. Попробуем ещё разок, я настырная. Только уже завтра. Сегодня и без этого забот по горло. Контрольную по физике никто не отменял, а я к ней совершенно не готова. Мало того, что моя скромная персона в принципе в ней ни бум-бум, так ещё и со всей этой беготнёй за "призраком Булгакова" не получилось нормально подготовиться. А если совсем уж откровенно, я тупо про всё забыла. Плюс репетиция после уроков. Надо разобраться с танцем. Мне до сих пор не хватает танцоров для вальса, народ открещивается всеми способами на какие только способен. Проявлял бы кто такое воображение когда я просила накидать идей к сценарию. Один особо одарённый в понедельник, вон, так успешно имитировал вывихнутую лодыжку, что навернулся со сцены и реально её потянул. Даже Станиславский бы сказал: верю, заверните мне этого гения. За пару дней ничего, естественно, не изменилось. Инициативы ноль, зато стремления соскочить — на грани фантастики. Приходится в прямом смысле брать измором. — Полторы минуты и несколько несложных движений, неужели настолько непосильный груз? — в сотый раз тяжко вздыхаю я, оглядывая горстку собравшихся вокруг меня одиннадцатиклассников. Тех, что удалось подбить на подготовку к последнему звонку. — Нужно пять пар, чтобы смотрелось красиво. Три с половиной у нас есть. Кто поддержит Таню и встанет с ней в дуэт? — чувствую себя преподом. Всё точно как на уроках, когда ищут добровольцев, желающих выйти к доске: глаза в пол, неловкое топтание, блеянье, мычание и только что не игогоканье. — Ребят! Это последний раз когда мы делаем что-то вместе. Это наша память. Она останется с нами на всю жизнь. На фото. И видео. Для учителей и родителей снова таки. Разве так сложно приложить немного усилий для последнего рывка? Пять секунд тишины. Десять, пятнадцать… Продолжаю сверлить всех безапелляционным тяжёлым взором, требующим включить приличия ради совесть. Наконец, самый морально слабый не выдерживает. — Ну давай я, — неохотно поднимает руку Паша, слегка пухловатый, но всё равно визуально привлекательный парень из нашего класса. — Правда учти, танцевать я не умею. — Все не умеют. Но это проще чем ты думаешь, — воодушевляюсь я. — Вместе будем учиться. Осталась последняя двойка. Девчат, выручайте. Кто хочет в красивом платье покружиться по залу? — А это так работает, да? Можно было добровольно? Мне не сказали, — хмыкает Ритка, сидящая на ступенях у сцены здесь же в актовом зале и трескающая купленную в столовке шоколадку.