Он ухитряется натурально прошепелявить это слово, хотя в нем нет ни одной буквы «с». Отшатывается назад, упершись в пол локтями и едва не пролив намешанную мною бурду, которую я успеваю спасти. – Просто хочу задать тебе несколько вопросов, – говорю я, соблазнительно поводя чашкой у него перед носом. – Ты что, не помнишь меня? – вдруг спрашивает он. Застываю. – Что-что? Уилл опять садится ровно, выпрямив спину. – Ты ведь… Мы когда-то были знакомы. Так ты что… не узнаешь меня? – Откуда я должна тебя знать? – По Нью-Джерси, – с некоторой настойчивостью произносит Уилл – или, по крайней мере, с такой настойчивостью, какую можно выдавить из себя под действием рогипнола и алкоголя. Я ошибалась? Уж не узнал ли он меня в ту же секунду, как увидел меня тогда в штаб-квартире САЭ? Я постоянно твердила себе, что слишком сильно изменилась, что пубертатный период заметно на мне сказался, что изменить имя на Хлою будет вполне достаточно, чтобы одурачить такого тупицу, как Уилл. И вот теперь он смотрит на меня выпученными глазами – зрачки настолько расширены, что едва не перекрывают радужку. Выражение у него на лице почти беззащитное. – Ты ведь помнишь… то, что случилось в ту ночь. По-прежнему не могу пошевелиться, отчего накатывает злость. Он застал меня врасплох, мы почти поменялись ролями, и мне нужно сохранить контроль за ситуацией. – Уилл, у тебя до сих пор то видео? – В ту ночь ситуация вышла из-под контроля… вышла из-под контроля, а не должна была. – Где это видео? У кого еще оно есть? – Но я же тебе нравился – я знаю, что нравился… – Ты мне и вправду нравился. – Я тебе нравился, – повторяет он, на сей раз громче. Изо рта у него начинает течь слюна. – Да, нравился. Я была готова писать твое имя на заборах, потому что мне было двенадцать, а ты изнасиловал меня. – Э-э, погоди… – очень медленно произносит Уилл, подаваясь ко мне. – Я тебе нравился! Моргаю, крепко вцепившись пальцами в острые кристаллы жеоды, которую до сих пор держу в руке, – одна сторона этой каменной чаши отполирована и идеально гладкая, все остальное грубое и шершавое. Сердце бьется ровно. Изучаю его лицо: бледные белесые брови, начинающую пробиваться щетину на щеках. – Ты трахнул меня, а Бретт Миллер заснял это на твой телефон, и мне было всего двенадцать! Где этот телефон? Где видео? Фаза Номер Три – это получить запись. Мне нужно во что бы то ни стало добраться до нее. Уилл таращится на меня, и я не могу понять по его лицу – то ли он в шоке, то ли рогипнол стер с него любое различимое выражение. Недоверчиво смотрю, как его глаза наполняются слезами. – Мишель… прости меня! Взмахиваю жеодой и крепко бью его прямо в лоб. Брызжет кровь, он вскрикивает от изумления и боли, падает на пол и остается лежать совершенно неподвижно. Да как он посмел! Как он посмел произнести мое имя! Да еще и извиняться! После всего, что сделал… После того как так унизил меня! Немного остыв, я растерянно сознаю, что именно только что натворила, и не свожу глаз с крови, которая начинает пропитывать первозданную белизну овчинного ковра. Черт! «Господи, Хлоя, ну почему ты не можешь держать себя в руках?» Резко поднимаюсь на колени, прижимая руки к губам, мысли пролетают со скоростью в тысячу миль в час. Вот ведь ирония ситуации: мне и вправду требовалось убить Уилла, но только не сейчас. Пока у меня нет этого видео. Черт, черт, черт! Придвигаюсь к нему, поворачиваю его голову. Не могу понять, насколько опасна рана, поскольку любые ранения головы обильно кровоточат. Вскоре все руки у меня в крови. Сажусь на пятки, пытаясь думать. Но тут слышу какой-то шумок, заставляющий меня застыть. Шаги. Где-то у самого входа в домик. Оборачиваюсь. В дверях стоит Чарльз – лицо бледное, рот удивленно раскрыт. Взгляд его перемещается по комнате, натыкается на тело Уилла, на ярко-красные пятна на белоснежном ковре. Нет… Только не Чарльз! Это последний человек, которого я хочу сейчас здесь видеть. – Он напал на меня! – начинаю всхлипывать я. – О боже, звони в «девять-один-один»! Закрываю лицо руками, размазывая кровь по щекам и истерически подвывая. У меня есть смутное чувство, что Чарльз пришел мне на выручку. – Он ударил меня! О боже, я думала, что он хочет меня убить! Звони в полицию! Рискую поднять взгляд сквозь слезы, струящиеся по лицу. Чарльз присаживается рядом со мной на корточки, теперь крепко закрыв рот. Лицо у него лишено любых эмоций, взгляд острый; эти глаза словно говорят мне: «Прекрати!» Перестаю плакать, уже второй раз за вечер не совсем представляя, что происходит и что теперь делать. Чарльз медленно протягивает руку к щегольскому платочку в нагрудном кармане, вытаскивает его. Встряхивает рукой, чтобы расправить, а потом начинает вытирать кровь и слезы с моего лица. – М-да, ну ты тут и насвинячила, – мягко произносит он. 12 Таращусь на него, широко раскрыв глаза. Чарльз протягивает руку, хватает меня за запястье, стаскивает с него черную повязку с бантом, открывая мои часы. Я не в силах пошевелиться, словно загипнотизированная выражением его глаз, – в них лишь жесткая пустота, смешанная с чем-то вроде насмешки. Он лезет себе за пазуху – две верхние пуговицы рубашки у него расстегнуты – и вытаскивает оттуда что-то маленькое, черное. Свои собственные смарт-часы, без ремешка. – Так ты… – Я даже не могу должным образом выразить свое изумление. Чарльз отпускает мою руку. – Про тебя я никогда бы не подумал, – произносит он. В этот самый момент Уилл издает негромкий стон, и по всему телу у меня разливается облегчение. Подносит руки к голове. Жив. Ладно, похоже, что не все еще потеряно. Единственно, осталось… Поворачиваюсь и сознаю, что Чарльз неотрывно смотрит на меня, а не на своего пострадавшего приятеля. – Так что тебе тут на самом деле понадобилось? – интересуется он ровным тоном учителя, застукавшего своих учеников за дележкой шоколадок, стыренных в супермаркете. – Мы просто разговаривали. – На какую тему? Чарльз по-прежнему не сводит с меня глаз. Не отвечаю – понятия не имею, сколько он успел подслушать. Есть что-то хитровато-коварное в том, как его чудесные глаза соскальзывают с меня на тело Уилла. – Ну что ж, по-моему, ему надо в больницу, – наконец произносит он. – Нет! Чарльз опять переводит взгляд на меня, вопросительно подняв брови. – Нам нельзя в больницу. Я опоила его, – признаюсь я. – Чем? – Рогипнолом. – Вот уж не думал, что тебе нужны такие вспомогательные средства в мужской компании, – замечает он с улыбкой. Делаю вид, что он мне якобы польстил, и краснею. – Все с ним будет нормально, но сейчас нам меньше всего надо, чтобы кто-нибудь узнал… – Нам? Бессловесно смотрю на него большими глазами. Ты можешь, конечно, что-то доказывать мужчинам, но гораздо лучше взывать к их самым основным инстинктам. Зацепить ту часть их Y-хромосомы, которая любит поучать женщин – ту часть их, которая любит помогать им, поскольку это позволяет мужчинам ощутить свою значимость. – Да все с ним нормально, Чарльз. По-моему, ему надо просто полежать и проспаться. – У него может быть серьезное повреждение мозга. Предпочитаю промолчать. Пока не совсем понимаю, в насколько серьезную заморочку вляпалась. Чарльз укоризненно вздыхает, бросив на меня взгляд, как на какую-то шалунью. Бросает свой платочек на пол и встает, оглядывая устроенный мной бардак в доме. Подходит к Уиллу, присаживается рядом с ним на корточки. – Уилл? Ты очухался?